Версия 81647885 страницы «Троцкизм» не существует.

Напишите отзыв о статье "Троцкизм"

Отрывок, характеризующий Троцкизм

Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.

Троцкисты - это не члены партии Бронштейна. Троцкизм - не идеология, а набор подрывных методов. И троцкисты - те, кто эти подрывные методы взял на вооружение для борьбы с коммунизмом. … Я уже лет пять назад перечитал наверно абсолютно всё, что понаписал Лев Давидович, и так и не понял: а что такое собственно троцкизм? В чем заключалась его идеология? В сочинениях Троцкого нет ничего, по сути, кроме обвинений Сталина в самозваном провозглашении себя соратником Ленина, в создании себе культа личности (запомните это!), в создании мощного бюрократического аппарата, который неминуемо переродится и приведет к реставрации капитализма (и это запомните!), в создании условий для социального расслоения советского народа культивируя стахановское движение и высокие зарплаты для работников умственного труда (тоже запомните!), в предательстве международного рабочего движения и отказе от мировой революции (и это запомните).

А всё это Троцкий водрузил на базис: именно он является настоящим марксистом и единомышленником Ленина, каковым Иудушка был во все времена.

А где там какая-то идея? Маркс с Энгельсом – теоретики классовой борьбы и практики международного рабочего движения, Ленин - теория социалистической революции и практика создания социалистического государства, Сталин – теория и практика строительства социализма. А троцкизм – что это такое? Теория и практика получения ледорубом по черепу? Сегодняшние троцкисты считают, что они приверженцы идеи мировой революции… А их духовный вождь к этой идее какое отношение имеет? Это одно из положений марксизма, Троцкий там не причем. .. В троцкизме, если рассматривать его как направление марксизма, полная пустота. Вакуум. А самое главное, я не понимал, а зачем самому Троцкому всё это было нужно, зачем он сразу после окончания гражданской войны, затеял грандиозную оппозиционную бучу в партии, опять порвав с Владимиром Ильичом и поставив, в конце концов, сам себя вне закона? Карьеризм? Желание занять в партии ведущую роль?

Он же не совсем идиотом был, чтобы не понимать – это невозможно. Популярности у него особой не было, как ни старались его сторонники, везде надрывая глотки, что товарищ Троцкий – вождь РККА. Одним упоминанием прозвища, которое ему дал Владимир Ильич, любой его политический противник сделал бы из Иудушки вышедшую в тираж политическую проститутку. Оппозиционность Троцкого была сознательным политическим самоубийством. И он на этот шаг пошел. Непонимание длилось пока не попало в руки процитированное выше обвинительное заключение по делу правотроцкистского блока. И в очередной раз я удивился прозорливости Сталина, который еще до установления факта сотрудничества Льва с немецкой разведкой с 1921 года и английской с 1926 года, абсолютно точно определил суть троцкизма:

«В чем состоят характерные черты нового троцкизма?

1) По вопросу о “перманентной” революции. Новый троцкизм не считает нужным открыто отстаивать теорию “перманентной” революции. Он “просто” устанавливает, что Октябрьская революция целиком подтвердила идею “перманентной” революции. Из этого он делает следующий вывод: важно и приемлемо в ленинизме то, что имело место после войны, в период Октябрьской революции, и, наоборот, неправильно и неприемлемо в ленинизме то, что имело место до войны, до Октябрьской революции. Отсюда теория троцкистов о рассечении ленинизма на две части: на ленинизм довоенный, ленинизм “старый”, “негодный”, с его идеей диктатуры пролетариата и крестьянства, и ленинизм новый, послевоенный, Октябрьский, который рассчитывают они приспособить к требованиям троцкизма. Эта теория рассечения ленинизма нужна троцкизму как первый, более или менее “приемлемый” шаг, необходимый для того, чтобы облегчить ему следующие шаги по борьбе с ленинизмом.

Но ленинизм не есть эклектическая теория, склеенная из разнообразных элементов и допускающая возможность своего рассечения. Ленинизм есть цельная теория, возникшая в 1903 году, прошедшая испытания трех революций и шествующая теперь вперед как боевое знамя всемирного пролетариата.

“Большевизм, – говорит Ленин, – существует как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года. Только история большевизма за весьпериод его существования может удовлетворительно объяснить, почему он мог выработать и удержать при самых трудных условиях железную дисциплину, необходимую для победы пролетариата” .

Большевизм и ленинизм – едино суть. Это два наименования одного и того же предмета. Поэтому теория рассечения ленинизма на две части есть теория разрушения ленинизма, теория подмены ленинизма троцкизмом. Нечего и говорить, что партия не может примириться с этой странной теорией.

2) По вопросу о партийности. Старый троцкизм подрывал большевистскую партийность при помощи теории (и практики) единства с меньшевиками. Но эта теория до того оскандалилась, что о ней теперь не хотят даже и вспоминать. Для подрыва партийности современный троцкизм придумал новую, менее скандальную и почти “демократическую” теорию противопоставления старых кадров партийному молодняку. Для троцкизма не существует единой и цельной истории нашей партии. Троцкизм делит историю нашей партии на две неравноценные части, на дооктябрьскую и пооктябрьскую. Дооктябрьская часть истории нашей партии есть, собственно, не история, а “предыстория”, неважный или, во всяком случае, не очень важный подготовительный период нашей партии. По-октябрьская же часть истории нашей партии есть настоящая, подлинная история. Там – “старые”, “предисторические”, неважные кадры нашей партии. Здесь – новая, настоящая, “историческая” партия. Едва ли нужно доказывать, что эта оригинальная схема истории партии есть схема подрыва единства между старыми и новыми кадрами нашей партии, схема разрушения большевистской партийности. Нечего и говорить, что партия не может примириться с этой странной схемой.

3) По вопросу о лидерах большевизма. Старый троцкизм старался развенчать Ленина более или менее открыто, не боясь последствий. Новый троцкизм поступает более осторожно. Он старается сделать дело старого троцкизма под видом восхваления Ленина, под видом его возвеличения».

«В чем состоит опасность нового троцкизма? В том, что троцкизм по всему своему внутреннему содержанию имеет все шансы стать центром и сборным пунктом непролетарских элементов, стремящихся к ослаблению, к разложению диктатуры пролетариата».

Т.е., говоря проще, троцкизм – это не идеология, это набор универсальных методов борьбы контрреволюции против ленинизма, затем и против сталинизма а, значит, и против Советской власти, которые использовал немецкий и английский агент, т.е. орудие в руках международной буржуазии. И троцкисты – это не члены партии Бронштейна, это те, кто взял его методы на вооружение. Какая идеология может быть у завербованного иностранными разведками предателя? В каком месте смеяться над теми, кто под «троцкизмом» понимает направление в марксизме? Там только универсальные подрывные методы спецслужб. А универсальные методы – они и есть универсальные. Смотрим, кто ими пользовался и пользуется.

Итак

«Под видом продолжения старой борьбы Сталин подвел под маузер ЧК и истребил все старое поколение большевиков и всех наиболее независимых и самоотверженных представителей нового поколения».

«Я не думаю, что во всей человеческой истории можно найти что-нибудь, хотя бы в отдаленной степени похожее на ту гигантскую фабрику лжи, которая организована Кремлем под руководством Сталина, причем одной из главнейших работ этой фабрики является создание Сталину новой биографии».

И это не из доклада Хрущева на 20-м съезде. Это опять же Троцкий. ("Сталин. Том 1 ")

Помните социалистическое соревнование во времена Брежнева? Хотите знать по чьему рецепту была внедрена эта фальшивка вместо стахановского движения?

«На опыте стахановского движения особенно ярко обнаружились и глубокая отчужденность между властью и пролетариатом, и та свирепая настойчивость, с какою бюрократия применяет не ею, правда, выдуманное правило: "разделяй и властвуй!". Зато в утешение рабочим форсированная сдельщина именуется "социалистическим соревнованием". Название это звучит, как издевательство!

Соревнование, корни которого покоются в нашей биологии, останется несомненно - очистившись предварительно от корысти, зависти, привилегий - важнейшим двигателем культуры и при коммунизме. Но и в более близкую, подготовительную эпоху действительное утверждение социалистического общества может и будет совершаться не теми унизительными мерами отсталого капитализма, к каким прибегает советское правительство, а приемами, более достойными освобожденного человека, и прежде всего не из-под бюрократической палки. Ибо сама эта палка есть наиболее отвратительное наследие старого мира. Она должна быть сломана на куски и сожжена на публичном костре, прежде чем можно будет без краски стыда говорить о социализме!»

Есть еще вопросы о характере брежневского СССР?

Помните Горбачева с его гласностью? Во это: Бюрократическое самовластье должно уступить место советской демократии. Восстановление права критики и действительной свободы выборов есть необходимое условие дальнейшего развития страны» - не Горбатый. Это опять же Троцкий.

«Извнутри советского режима вырастают две противоположные тенденции. Поскольку он, в противоположность загнивающему капитализму, развивает производительные силы, он подготовляет экономический фундамент социализма. Поскольку, в угоду высшим слоям, он доводит до все более крайнего выражения буржуазные нормы распределения, он подготовляет капиталистическую реставрацию. Противоречие между формами собственности и нормами распределения не может нарастать без конца. Либо буржуазные нормы должны будут, в том или ином виде, распространиться и на средства производства, либо, наоборот, нормы распределения должны будут прийти в соответствие с социалистической собственностью».

Разве не так современные «марксисты» и «историки» объясняют причины развала СССР? Ведь почти слово в слово. А слова этим написал опять же товарищ Троцкий. Еще добавить?

«Никак нельзя рассчитывать и на то, что бюрократия мирно и добровольно откажется от самой себя в пользу социалистического равенства. Если сейчас, несмотря на слишком очевидные неудобства подобной операции, она сочла возможным ввести чины и ордена, то на дальнейшей стадии она должна будет неминуемо искать для себя опоры в имущественных отношениях. Можно возразить, что крупному бюрократу безразлично, каковы господствующие формы собственности, лишь бы они обеспечивали ему необходимый доход. Рассуждение это игнорирует не только неустойчивость прав бюрократа, но и вопрос о судьбе потомства. Новейший культ семьи не свалился с неба. Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в новый имущий класс».

Самое интересное – кого имел этот «товарищ» ввиду, когда бичевал по заданию иностранных спецслужб советскую бюрократию. Думаете – партийную бюрократию? Накося, выкуси: «Пресловутый лозунг: "кадры решают все", гораздо откровеннее, чем хотел бы сам Сталин, характеризует природу советского общества. По самой сути своей кадры являются органом властвования и командования. Культ "кадров" означает прежде всего культ бюрократии, администрации, технической аристократии. В деле выдвигания и воспитания кадров, как и в других областях, советскому режиму приходится еще выполнять ту задачу, которую передовая буржуазия давно разрешила у себя. Но так как советские кадры выступают под социалистическим знаменем, то они требуют почти божеских почестей и все более высокого жалованья. Выделение "социалистических" кадров сопровождается, таким образом, возрождением буржуазного неравенства». После этого вам еще непонятно, кто автор идеи о «перерождении элиты»?. И, в завершении - Кургиняном интересуетесь, знаете о его высказываниях, что Ленин был до Октября разрушителем-антигосударственником, а после – созидателем государственником? Ну, вот что сказал по этому поводу И.В.Сталин, повторю:

«Отсюда теория троцкистов о рассечении ленинизма на две части: на ленинизм довоенный, ленинизм “старый”, “негодный”, с его идеей диктатуры пролетариата и крестьянства, и ленинизм новый, послевоенный, Октябрьский, который рассчитывают они приспособить к требованиям троцкизма. Эта теория рассечения ленинизма нужна троцкизму как первый, более или менее “приемлемый” шаг, необходимый для того, чтобы облегчить ему следующие шаги по борьбе с ленинизмом».

Троцкизм упорно насаждался КПСС после переворота 1953 года почти полвека, и уже четверть века, для вида оплевывая троцкизм, почти все политические движения левого толка активно пользуются его методами. Потому что все эти «Сути времени», КПРФ и прочая погань являются платными агентами капитала. И Зюганов обнимается с Жириновским, призывая к национальному единению не из-за сексуального влечения к лидеру ЛДПР – за это заплачено.

б "Жизнь Троцкого представляет значительный интерес и ставит очень серьезную тему - тему о драматической судьбе, революционной индивидуальности, тему о чудовищной неблагодарности всякой революции, низвергающей и истребляющей своих прославленных создателей.

Л.Троцкий - один из немногих большевиков, желающих сохранить красоту образа революционера. Он любит театральные жесты, имеет склонность к революционной риторике, он по стилю своему отличается от большей части своих товарищей"

"Революция еще раз подтвердила горькость русской судьбы" Н.А. Бердяев

С первых шагов по организации Советского правительства большую роль в нем играл Лев Давыдович Троцкий. После смерти Владимира Ленина Троцкий был одним из основных претендентов на пост главы государства, но проиграл в закулисной борьбе за власть Иосифу Сталину. Несмотря на то, что Лев Троцкий не стал первым человеком в государстве, он сыграл огромную роль в становлении первой Страны Советов. Даже его убийство не положило конец основанному им идейно-политическому течению. И это лишний раз свидетельствует о том, что троцкизм возник не на пустом месте, что были, есть и остаются определенные предпосылки для его существования. Исследование этих предпосылок - одна из важнейших задач современного исторического познания. Судьба Троцкого по самым требовательным меркам необычна. Она и сегодня волнует, тревожит, потрясает. Что сейчас мы знаем об этом человеке, какова его роль в истории и политике того времени?

Цель работы: исследование влияние Троцкого на революцию и его идеи в современном обществе

Задачи работы:

1) рассмотреть личность Льва Троцкого

2) проследить распространение троцкизма в мире

3) выявить тенденции влияния троцкизма на политику отдельных государств

4) оценить популярность идей троцкизма в современном российском обществе

Методы исследования:

Сравнение

Измерение

Описание

Анализ

В своей работе я не только хочу исследовать роль Л. Д. Троцкого в Октябрьской революции 1917 годо, но и сущность троцкизма, выяснить, почему идеи троцкизма в современном обществе более популярны чем в первой половине XIX века.

Биография Льва Троцкого

Родился Лев Давидович Бронштейн 26 октября 1879 г. в деревне Яновка Елизаветградского уезда Херсонской губернии. Его отец, Давид Бронштейн, был богатым землевладельцем, но фактически неграмотным человеком. Читать он научился под конец жизни, и всего лишь для того, чтобы хоть немного понимать, что пишет его "непутевый" сын, которого в это время судьба вознесла на вершину власти. В девять лет Л. Бронштейна отдали в Одесское реальное училище. В 7 классе он переводится в Николаев. Именно здесь он впервые примкнул к революционерам. Сначала семнадцатилетний Лев отдавал предпочтение идеям народничества, но затем увлекся марксизмом. Идея социалистического переворота целиком захватила его.

В 1898 г. Бронштейн был заключен в одесскую тюрьму, через два года отправлен в ссылку. Во время своего заключения он не терял времени даром - в тюрьме Лев занимался самообразованием, изучая английский, итальянский, много читал, пытался писать. По пути в Сибирь он впервые услышал о Владимире Ульянове. В этот период свой жизни Троцкий окончательно выбрал путь социал-демократа.

Летом 1902 г., спрятавшись в телеге с сеном, бежал ссыльный Лев Бронштейн. В чистый бланк фальшивого паспорта он вписал имя старшего надзирателя одесской тюрьмы Николая Троцкого. Именно под этой фамилией Лев Давидович вошел в историю, став со временем одним из самых известных людей нового советского государства.

Посетив в том же 1902 г. Харьков, Полтаву и Киев, Троцкий через Вену, Цюрих и Париж приехал в Лондон. Он встречался с известными марксистами, писал статьи в революционные газеты. За неутомимость и готовность работать над любой темой Лев Давидович получил прозвище Перо. В октябре 1902 г. в Цюрихе он впервые встретился с Лениным.

Троцкий не раз возвращался к выяснению причин своего отхода от Ленина на II съезде. Причин было не­сколько. В «Моей жизни» он называет их. Во-первых, из членов редакции «Искры» Троцкий хотя и поддерживал Ленина, но ближе стоял к Мартову, Засулич и Аксельроду. «Их влияние на меня было бесспорно», - свидетельствовал он. Во-вторых, именно в Ленине Троцкий усматривал первоисточник «посягательств» на единство. Редакции «Искры», тогда как мысль о расколе коллегии казалась ему святотатственной. И наконец, в-третьих (и это самая существенная причина), нежелание Троцкого подчиняться кому бы то ни было, в данном случае - исповедовавшемуся Лениным «революционному централизму», который «есть жесткий, повелительный и требовательный принцип. В отношении к отдельным людям и к целым группам вчерашних единомышленников он принимает нередко форму безжалостности. Недаром в словаре Ленина столь часты слова: непримиримый и беспощадный»

Великая Октябрьская революция

В июле 1917 года Троцкий был арестован по приказу Временного правительства как немецкий агент. Его поместили в тюрьму "Кресты". В августе, во время мятежа генерала Корнилова, его выпустили на свободу, и он сразу же отправился в недавно созданный комитет по обороне революции. С 25 сентября (8 октября). Троцкий председатель Петроградского совета.

Полковник Никитин - начальник контрразведки, лично пришел арестовывать Ленина. Но в его квартире застал только Крупскую. Владимир Ильич успел сбежать. Позже Никитин арестовал Троцкого, которого вскоре пришлось выпустить.

Вся подготовка вооруженного восстания большевиков шла практически без Ленина. Владимир Ильич вместе с Зиновьевым в это время прятались в шалаше на берегу озера Разлив. Вот что писал начальник контрразведки полковник Никитин: "После июльского бегства Ленина его личное влияние падает. Чернь подымается. Революция дает ей своего вождя. - Троцкого. Троцкий на сажень выше своего окружения. Чернь слушает Троцкого, неистовствует, горит. Клянется Троцкий, клянется чернь. В революции толпа требует позы, немедленного эффекта. Троцкий родился для революции, он не бежал. Октябрь Троцкого приближается, планомерно им подготовленный и технически разработанный. Троцкий-председатель Петроградского Совета..., составляет план, руководит восстанием и проводит большевистскую революцию.

Троцкий постепенно один за другим переводит полки на свою сторону, последовательно день за днем захватывает арсеналы, административные учреждения, склады, вокзалы, телефонную станцию...".

В отсутствие Ленина Лев Давидович оказался в главных ролях. Он методично привлек на свою сторону весь гарнизон столицы. Уже 21 октября гарнизон признал власть Совета рабочих и солдатских депутатов. С этого дня столица принадлежит уже не Временному правительству, не Керенскому, а Троцкому . На стороне Временного правительства оставалась только Петропавловская крепость. Туда поехал Троцкий. Он выступил на собрании гарнизона, и солдаты приняли решение поддержать Совет рабочих и солдатских депутатов.

Временное правительство, его глава Керенский видели, что большевики готовятся захватить власть. Однако силы, которыми они располагали, были крайне ограничены.

25 октября красногвардейцы захватили телеграф, центральную и городскую телефонные станции. Телефоны Зимнего дворца, где находилось Временное правительство, были отключены.

Однако Керенский кое-какие силы для защиты Зимнего дворца все же собрал. Две школы прапорщиков, юнкеров Константиновского артиллерийского училища, отряд казаков, женский батальон. Но в Зимнем дворце царил полный хаос. В результате юнкера просто напросто разбежались. Ушли и казаки. Только женский батальон хранил верность Временному правительству и готов был его защищать. Фактически Зимний дворец большевики захватили без боя. Комиссия Петроградской городской думы позднее установила, что жертвами стали три женщины-солдатки, которых изнасиловали. Керенский сбежал, а министры, входившие в состав Временного правительства, были арестованы.

Решающую ночь октябрьского восстания Троцкий провел в Смольном, он руководил действиями военных частей, взявших Зимний дворец и другие важные стратегические объекты.

Пока брали Зимний дворец в Смольном институте открылся Второй Всероссийский съезд Советов. На трибуне появился Троцкий. Он объявил об аресте Временного правительства и переходе всей власти к Советам. В это время в зале появился Ленин. И Троцкий сообщил делегатам: "В нашей среде находится Владимир Ильич Ленин, который в силу целого ряда условий не мог появиться среди нас. Да здравствует возвратившийся к нам товарищ Ленин!".

Лев Давидович четыре года отсидел в царских тюрьмах, еще два года был в ссылке. Дважды бежал из Сибири. Это тоже способствовало его авторитету.

Троцкий по значимости в революционном движении был человеком того же уровня что и Ленин. Многие историки на Западе, а теперь и некоторые в России считают, что если бы тогда не было ни Ленина, ни Троцкого Октябрьская революция не состоялась бы. История России пошла бы другим путем.

Ну а где был в эти решающие дни великий вождь революции товарищ Сталин? А он просто потерялся. Потом ему найдут, вернее он сам себе найдет почетное место - везде рядом с Лениным. Но это будет потом, через многие годы, когда окончательно укрепится диктатура генсека и он сможет делать с историей все что захочет. Правда Ленина в этой сталинской от начала до конца фальсифицированной истории он сохранит, даже отведет ему ведущее место. Всячески будет подчеркивать, что он ученик Ленина.

Где же все-таки был в решающий момент восстания 24 октября товарищ Сталин? Известные западные историки строят различные догадки. Например, А.Улам, известный советолог считает, что отсутствие Сталина 24 октября связано с тем, что он якобы входил в резерв партийного центра, которое могло взять на себя руководство в случае если восстание даст осечку. По мнению Улама Сталин выступал в роли запасного игрока. Исаак Дейчер пишет: "Отсутствие, бездеятельность Сталина в штабе во время восстания невозможно объяснить. Это остается странным и непреложным фактом". Американский историк, профессор Мичиганского университета Роберт Слассер в своей книге "Сталин в 1917 году" отмечает, что Сталина нельзя упрекнуть в недостатке ума, но порой он с трудом воспринимал новую для себя ситуацию. Слассер подчеркивает: "Что может быть более позорным для человека, претендовавшего на место в руководящей верхушке партии, чем упустить великий и неповторимый момент триумфа, момент взятия власти? Потребуются... многие километры печатного текста, реки чернил и крови - пока Сталин, наконец, не успокоится, уверившись, что его отсутствие среди тех, кто руководил революцией 1917 года, навсегда стерто с памяти людей"... Среди мотивов, побудивших Сталина развязать "великую чистку", жертвами которой оказались многие старые большевики, далеко не последнее место занимало стремление уничтожить и заставить замолчать неудобных свидетелей и участников событий в Октябре 1917 года. Они были хорошо осведомлены о его подлинной роли в этих событиях.

Многие современники отмечали способности Троцкого. Он был прекрасный оратор и публицист. И к тому же обладал даром организатора.

В 1919 году в очерке о председателе Реввоенсовета Анатолий Луначарский писал: "Я считаю Троцкого самым крупным оратором нашего времени. Я видел Троцкого говорящего по два с половиной - три часа перед совершенно безмолвной, стоящей при том же на ногах аудиторией, которая как зачарованная слушала". Что же касается его таланта организатора, он ярко проявился в период Октябрьской революции и в годы Гражданской войны, когда он возглавил Красную Армию.

На заседании ЦК партии большевиков формировали первое советское правительство. Ленин вносит предложение назначить Троцкого председателем Совета Народных Комиссаров. Тот категорически отказался.

Но почему же? - настаивает Ленин. - Вы же возглавляли Петроградский Совет, который взял власть. Вам, как говорится и карты в руки.

Нет! - решительно говорит Троцкий. - Не надо давать врагам в руки такое оружие, как мое еврейское происхождение.

Антисемитом Ленин не был и потому возмутился.

У нас великая революция и какое значение могут иметь такие пустяки?

Революция великая, но и дураков осталось немало. По этой же причине Троцкий отказался от поста наркома внутренних дел. Тогда Свердлов предложил - Льва Давидовича надо противопоставить Европе. Пусть берет иностранные дела. Так Троцкий стал первым советским наркомом иностранных дел. Руководителем дипломатического ведомства Лев Давидович был только четыре месяца. Начавшаяся Гражданская война поставила перед руководством партии большевиков первоочередную задачу создание сильной армии. Кого поставить во главе ее? Правда, армию предстояло еще создать. Нужен был человек с железной волей и организаторскими способностями. По инициативе Ленина наркомом по военным и морским делам назначили Троцкого. Он же возглавил Реввоенсовет республики. Троцкий фактически и создал Красную Армию. Но это уже другие страницы богатой событиями биографии Льва Троцкого.

Основные положения троцкизма

В 1905 году Троцкий формулирует теорию, ставшую затем известной как теория перманентной революции. Эту теорию можно назвать одной из основных отличительных черт троцкизма от других течений, ведущих свою политическую генеалогию от марксизма. Одним из важнейших элементов теории «перманентной революции» является теория комбинированного развития. Согласно Троцкому в относительно развитых странах, таких как Россия - в которых совсем недавно начался процесс индустриализации и развития пролетариата - возможно было совершить социалистическую революцию ввиду исторической неспособности буржуазии осуществить буржуазно-демократические требования.

При этом, отмечал Троцкий во всех своих работах, пролетариат не сможет осуществить социалистическую революцию, не заручившись поддержкой многомиллионного крестьянства. Установив свою власть, диктатуру, пролетариат должен будет приступить к доведению до конца аграрных преобразований. «Наша буржуазная революция... лишь в том случае сможет радикально разрешить свои задачи, если пролетариат при поддержке многомиллионного крестьянства сможет сосредоточить в своих руках революционную диктатуру.

Каково будет социальное содержание этой диктатуры? Первым делом она должна будет довести до конца аграрный переворот и демократическую перестройку государства. Другими словами, диктатура пролетариата станет орудием разрешения задач исторически запоздалой буржуазной революции. Но на этом дело не сможет остановиться». В дальнейшем, по мысли Троцкого, пролетариат вынужден будет производить все более глубокие вторжения в отношения частной собственности вообще, то есть переходить на путь социалистических мероприятий. Однако установление диктатуры пролетариата в России не означает, что Россия способна к переходу к социализму. Троцкий вслед за Лениным настаивает: «Приведет ли диктатура пролетариата в России к социализму или нет - каким темпом и через какие этапы - это зависит от дальнейшей судьбы европейского и мирового капитализма».

Ключевыми пунктами троцкистской теории являются:

• поддержка теории перманентной революции в противоположность теории двух стадий;
• упор на необходимость мировой социалистической революции в противоположность теории социализма в одной стране;
• критика отсутствия внутрипартийной демократии и Советского руководства после 1923 года;
• анализ природы политического режима в Советском Союзе и поддержка политической революции в нем;
• поддержка социалистической революции в развитых капиталистических странах через массовые действия рабочего класса;
• использование принципов переходных требований.

Троцкий утверждал, что только пролетариат был способен осуществить задачи, поставленные буржуазной революцией. В 1905 году рабочий класс в России, сосредоточенный на огромных фабриках в относительной изоляции от крестьянской жизни, увидел результат своего труда, как огромных коллективных усилий.

Теория перманентной революции считает, что крестьянство в целом не может взять на себя подобную задачу, потому что оно рассеяно в малых хозяйствах по всей стране, а также потому, что оно гетерогенно сгруппировано и включает в себя как богатых крестьян, нанимающих сельских работников и стремящихся к тому, чтобы стать помещиками, так и бедных крестьян, которые стремятся к получению большего количества земли. Троцкий утверждает: «Весь исторический опыт показывает, что крестьянство совершенно неспособно к самостоятельной политической роли».

В соответствии с классическим марксизмом, революция в крестьянских странах, таких как Россия, готовит почву в конечном счете для развития капитализма, поскольку освобожденные крестьяне становятся собственниками небольших хозяйств, производителями и торговцами, что приводит к росту товарного рынка, и что, в свою очередь, формирует новый капиталистический класс. Только развитые капиталистические экономики способны подготовить основу для социализма. Троцкий соглашается с тем, что новое социалистическое государство и экономика в такой стране, как Россия, не сможет противостоять давлению враждебного капиталистического мира, а также внутреннего давления собственной отсталой экономики. Революция, как утверждал Троцкий, должна распространиться на капиталистические страны, а в дальнейшем и по всему миру

Теория перманентной революции считает, что многие страны, в которых, как часто утверждают, еще не произошли свои буржуазно-демократические революции, капиталистический класс выступает против создания какой-либо революционной ситуации, в первую очередь потому, что он опасается, что рабочий класс встанет на борьбу за свои собственные революционные устремления против их эксплуатации капиталистами. В России рабочий класс, хотя и представляет незначительное меньшинство в многомиллионном крестьянском обществе, был организован на многих заводах, принадлежащих капиталистическому классу. Во время русской революции 1905 года капиталистический класс взял себе в союзники реакционные элементы - феодальных землевладельцев и царскую государственную власть - для защиты права собственности на свое имущество в виде заводов, банков и т. д. от конфискации со стороны революционного рабочего класса.

В дальнейшем термин «троцкизм» был использован в ходе так называемой «литературной дискуссии» осенью 1924 года. Тогда Лев Троцкий опубликовал статью «Уроки Октября», вышедшую в качестве предисловия к третьему тому его собрания сочинений. В статье Троцкий описал историю разногласий внутри большевистской партии в дооктябрьский период 1917 года. В ответ на неё в «Правде» вышла редакционная статья, написанная Николаем Бухариным, «Как не нужно писать историю Октября (по поводу выхода книги Троцкого «1917»). В этой статье впервые с 1917 года употребляется термин «троцкизм». В дальнейшем этот термин в качестве описания специфических взглядов Льва Троцкого, как враждебных взглядам Владимира Ленина и партии большевиков, употреблялся в статьях Льва Каменева «Ленинизм или троцкизм?», Григория Зиновьева «Большевизм или троцкизм?» и Иосифа Сталина «Троцкизм или ленинизм?», вышедших в ноябре 1924 года. Именно в таком контексте понятие «троцкизм» использовалось в официальной советской историографии и официальном советском марксизме до конца 1980-х годов.

Борьба за власть в 20-30 гг. Закат

В течение 1921 года в целом подходит к концу Гражданская война. 18 марта 1921 года был подписан Рижский договор, завершивший советско-польскую войну 1920-1921 годов. Уничтожен очаг антибольшевистского сопротивления в Крыму. После объявления о замене продразвёрстки продналогом начинают идти на убыль крестьянские восстания. На Дальнем Востоке в апреле 1921 года образована марионеточная ДВР, «буфер» между большевиками и японскими интервентами во Владивостоке.

В то же время с июля 1921 года начинает заметно ухудшаться здоровье Ленина. Ухудшающееся самочувствие большевистского лидера и фактическое окончание Гражданской войны вывели на первое место вопрос о власти, вопрос о том, кто станет преемником Ленина, и новым главой государства. Сразу же после инсульта формируется «тройка» в составе Каменева, Зиновьева и Сталина для совместной борьбы с Троцким, как одним из вероятных преемников. В декабре 1922 года состояние Ленина снова сильно ухудшается, 16 декабря происходит второй инсульт. Большевистским лидерам, в том числе и самому Ленину, становится окончательно ясно, что жить ему осталось недолго.

3 апреля 1922 года по предложению Каменева и Зиновьева была учреждена должность Генерального секретаря ЦК РКП(б), на которую по их предложению был назначен Сталин. Первоначально эта должность понималась, как техническая, и потому никак не интересовавшая Троцкого, а под главой государства понимался Председатель Совнаркома. Сталин фактически возглавляет целый ряд подобных «технических» органов ЦК: Секретариат ЦК, Оргбюро ЦК, входит в состав Политбюро.

После второго инсульта, случившегося с Лениным 16 декабря 1922 года, «тройка» Зиновьев-Каменев-Сталин с января 1923 года окончательно оформляет механизм своей работы.

В июле 1923 года контролируемое «тройкой» Зиновьев-Каменев-Сталин большинство ЦК составляет комиссию по проверке положения дел в армии под предлогом обострения революционной ситуации в Германии. Комиссия была составлена из сторонников Сталина, и осенью 1923 вынесла предсказуемый вывод о том, что армия «развалена», а Троцкий не уделяет достаточно внимания деятельности Реввоенсовета. Никаких последствий, кроме гневной отповеди самого Троцкого, эти выводы за собой тогда не повлекли.

23 сентября 1923 «тройка» начинает решающее наступление на Троцкого, предложив на пленуме ЦК расширить состав Реввоенсовета, при этом расширять его предлагалось исключительно противниками Троцкого.

На пленуме ЦК в январе 1925 года Зиновьев и Каменев требуют исключить Троцкого из партии. Троцкий воспринял свое свержение спокойно.

Начиная со своего разгрома в январе, в течение всего 1925 года Троцкий не занимается никакой сколько-нибудь заметной политической деятельностью, и даже не выступает на XIV Съезде ВКП(б), злорадно наблюдая со стороны за разгромом Зиновьева и Каменева.

В октябре 1926 года Троцкий был выведен из состава политбюро ЦК, 12 ноября 1927 года одновременно с Зиновьевым исключён из партии. Дальнейшие их судьбы, впрочем, отличались. Если трусливый Зиновьев предпочёл публично покаяться в «ошибках», Троцкий наотрез в чём-либо каяться отказался 18 января 1928 года он был силой доставлен на Ярославский вокзал Москвы, и выслан в Алма-Ату, причём сотрудникам ГПУ пришлось нести Троцкого на руках, так как идти он отказался.

Продолжавшаяся и в ссылке бурная активность Троцкого вызывала всё большее и большее раздражение Сталина. 18 января 1929 года внесудебный орган - Особое совещание при коллегии ОГПУ- постановляет выслать Троцкого за пределы СССР по обвинению в ст. 58.10 УК «выразившейся в организации нелегальной антисоветской партии, деятельность которой за последнее время направлена к провоцированию антисоветских выступлений и к подготовке вооруженной борьбы против Советской власти».

20 августа 1940 года агент НКВД Рамон Меркадер, проникший ранее в окружение Троцкого как убеждённый его приверженец, смертельно ранил его в голову ударом ледоруба. Рано утром Меркадер пришёл к Троцкому, чтобы показать свою рукопись. Троцкий сел её читать, и в это время Меркадером был нанесён удар ледорубом, который убийца пронёс под плащом. Удар был нанесён сзади и сверху по сидящему Троцкому. Рана достигала 7 сантиметров в глубину, но Троцкий после полученной раны прожил ещё почти сутки и 21 августа умер. После кремации был похоронен во дворе дома в Койокане.

Советская власть публично отвергла свою причастность к убийству. В отличие от других жертв Сталина, Лев Троцкий не был официально реабилитирован советской властью. И даже в период Перестройки и Гласности М. С. Горбачев от лица КПСС осуждал историческую роль Троцкого.

Распространение Троцкизма в мире

Современные троцкисты чрезвычайно разнолики, порой придерживаются по каким-то частным вопросам прямо противоположных позиций, часто весьма слабо связаны с идейным наследием самого Троцкого, но всё же они имеют вполне определённые общие черты, некие тенденции, вытекающие именно из их мелкобуржуазной природы

Сегодня существуют различные группы, которые позиционируются или характеризуются троцкистскими, а также группы, которые принимают ряд политических позиций и движутся вокруг «общей традиции», частью которой является троцкизм. В основе неотроцкизма лежит «Международная Социалистическая Тенденция» (International Socialist Tendency), созданная в 1977 г. На международном уровне существуют международные троцкистские центры, в которые входят почти все группы, выступающие как троцкистские на уровне одной страны.

Показательна история троцкистов Франции в 1950-70 гг. и сегодня. Они вели настолько обширную антикоммунистическую деятельность, что «Le Monde» охарактеризовала их «левым антикоммунистическим течением». Они сыграли важную роль в расколе CGT (Всеобщей Конфедерации Труда) в 1948 г. и в создании FO (Рабочей Силы), антикоммунистического профсоюзного объединения, в котором участвовали также правые синдикалисты. FO традиционно принадлежала «Свободным профсоюзам» и поддерживалась ЦРУ. Сегодня троцкисты извлекают пользу из оппортунистического перерождения Французской Коммунистической партии, претендуют на более значимую роль и получают значительные проценты голосов на различных выборных баталиях.

Основным видом деятельности троцкистских групп является распространение газет и организация различных дискуссий. По сути, эти организации не имеют чётких политических программ - по крайней мере, опубликованных, - они сводят «социалистическую работу» к активизму. Нет стратегического плана, а есть лишь тактические ходы, общая и отвлеченная пропаганда революции и социализма. Для них не имеют существенного значения требования забастовок, демонстраций или захватов зданий, а привлекательны сами акции, которым они придают «революционный характер», независимо от их политической ориентации.

На протяжении многих лет Троцкисты поддерживали на выборах социал-демократические партии, такие, как ПАСОК в Греции, Лейбористская партия в Великобритании, особенно в периоды, когда рабочее движение имело большие иллюзии относительно характера и роли социал-демократии. Троцкисты приукрашивали и приукрашивают революционными фразами это своё сотрудничество, призывая народ голосовать за ПАСОК, и в то же время говоря о революции и социализме, выдвигают «теории», что революционеры не придают значения выборам.

На международном уровне троцкисты выступают против сплочения профсоюзного движения на классовой основе, чем способствуют укреплению влияния в профсоюзном движении буржуазной социал-демократии.

Характерной особенностью европейских троцкистских групп является почти полное отсутствие выявления империалистического характера Евросоюза. Эта тема в их документах представлена очень ограниченно. К тому же, раньше они активно нападали на позиции национальных компартий, в том числе КПГ, за их линию против ЕС, считая, что -эта позиция - националистическая, выражающая интересы греческой буржуазии, стремящейся занять более выгодное место в системе международного империализма.

Таким образом, троцкисты сегодня играют роль «связующего вещества» между революционным течением и оппортунизмом. Будучи частью оппортунизма, сам оппортунизм для них не существует и не упоминается в их текстах.

Заключение

О Троцком нельзя заключить иначе, как об образованном человеке, изучившем мировую экономику, как о сильном и энергичном вожде и мыслителе, который несомненно будет отмечен в истории, как один из числа великих людей, которыми наша раса облагодетельствовала мир… Россия… не будет страной утопии, но там будет создано правительство настолько совершенное, насколько таковое будут в силах создать из такого несовершенного людского материала те несомненно высоко одаренные духовно идеалисты-практики, которые теперь там строительствуют. А ведь один из этих вождей – Лев Троцкий!

Наше время возвращает нам много имен, которые мы открываем как бы заново. Личность Льва Троцкого - это личность очень крупного революционера и политика, причем не только российского, но и международного масштаба. Лев Давыдович Троцкий был революционером в душе. С самого детства в нем жил дух "ниспровергателя устоев". Он обладал всеми необходимыми революционеру качествами: красноречие, энергия, целеустремленность. В годы гражданской войны нужен был такой человек что мог пресечь расхлябанность, так же партийный авторитет, популярность в народе Для создания новой и эффективной военной организации как важнейшего условия в победе нужен был талант организатора и воздействия на массы. Став одним из руководителей государства, он впитал еще некоторые, свойственные большевикам качества: жестокость, льстивость и лукавство Троцкий был очень тверд в своих убеждениях, порой он был излишне догматичен. На его жизненном пути было много ошибок, промахов, спадов. Т роцкий создал в своём воображении особый иллюзорный мир, который представлялся ему светлым будущим всей планеты. И по пути к этому миру, на его взгляд, можно и нужно было использовать любые средства: лагеря, "чистки", убийство, шпионаж, провокации, предательство, подкуп, террор. Люди для него были лишь подсобным материалом, инструменты осуществления великого замысла обречённые за множество лет боёв погибнуть, разрушая и убивая. Но у него было и немало подъемов, заслуг перед революцией. Судьбы Сталина и Троцкого тесно переплелись, борьба между ними стала одной из драматических страниц в нашей истории, но сам по себе Лев Троцкий был настолько заметной личностью, что сейчас речь не идет о том, реабилитировать его, как некоторые понимают, или не реабилитировать. Троцкий никогда не «исчезал» из нашей истории. Этого попросту не могло произойти. Диалектика того времени такова, что, по существу, в Великой Октябрьской социалистической революции, в гражданской войне Троцкий был вторым человеком после Ленина. Именно поэтому он был, остается и всегда будет в истории нашей революции. Будет не в связи с кем-то, а самостоятельно и вопреки чьей-либо воле, различного рода конъюнктурным соображениям или веяниям.

А. Рудевич. Что сделал Троцкий для Советской России // журнал «русская семерка» // http://russian7.ru

В. Сироткин. Почему Троцкий проиграл Сталину.

Что такое "троцкизм"? В чем его суть? И почему вопрос о деятельности троцкистско-зиновьевского блока снят из билетов по истории СССР за 10-й класс? (Посолин Сергей, 16 лет)

На первую часть вопроса Сергея Посолина отвечает доктор исторических наук, профессор В. М. Иванов.

Различные аспекты опыта борьбы ленинской партии против троцкизма достаточно широко освещены в советской литературе. Из последних изданий укажу на коллективную книгу "Исторический опыт укрепления единства КПСС", выпущенную издательством "Мысль" в 1986 году. В научных работах, посвященных 70-летию Великого Октября, также достаточно полно и объективно освещается этот опыт. Тот, кого интересует критика современного троцкизма, наверное, уже читали интересные книги Н. А. Васецкого "В конфликте с эпохой: троцкизм против реального социализма" (М., 1985 г.) и "От "революционной" фразы к безрассудному авантюризму. Критика внешнеполитических концепций современного троцкизма" (М., 1986).

Чем же объяснить такое внимание наших современников к троцкизму? Укажем лишь на некоторые причины этого. Во-первых, троцкизм - такое идейно-политическое течение, которое присвоило себе всю атрибутику, характеризующую принадлежность к наиболее последовательным и стойким революционным течениям. Троцкисты называют себя коммунистами, интернационалистами, марксистами-ленинцами. Они приписывают Троцкому роль вождя Октябрьской революции, создателя и руководителя Красной Армии, автора концепции построения социализма в СССР, борца против сталинизма, опасности бюрократизма в СССР, наиболее последовательного и непримиримого противника империализма, оппортунизма, ревизионизма, национализма и шовинизма. Политически незрелые общественные слои воспринимают эту атрибутику как выражение сущности троцкизма, и потому с расширением революционного фронта борьбы против империализма, с углублением процесса самоочищения реального социализма в ряде стран возрастает интерес к троцкизму.

Во-вторых, троцкисты спекулируют на проявлениях революционного нетерпения, характерных для значительной части участников революционного движения или сочувствующих им. Они изображают себя наиболее "левыми", радикально настроенными революционерами, обещающими народным массам "немедленное" ниспровержение капитализма во всех странах, "немедленное" оздоровление социализма в странах, вставших на путь его строительства.

В-третьих, троцкизм в отличие от многих других оппортунистических течений имеет весьма сложную и противоречивую историю, в нюансах которой не могут порой разобраться даже специалисты-историки. Троцкий, например, был одновременно и борцом против царского деспотизма, и человеком, искавшим пути приспособления к самодержавной реальности. Он был активным участником Октябрьской революции и в то же время всячески тормозил ее ход. Он входил в состав руководящего штаба партии во главе с Лениным и одновременно выступал против него, раскалывал единство партии и т. д. Никто из убежденных противников ленинизма не подходил так близко к его позициям и никто так яростно не обрушивался на ленинизм, когда становилось ясно, что троцкистские маневры не вызывают ответных эволюции со стороны последовательных ленинцев. В платформе современного троцкизма мы также встречаем и самую острую критику империализма (вплоть до призывов к немедленному ракетно-ядерному истреблению его), и похвалы в адрес социалистических стран и различных революционных организаций. И в то же время даже прямые защитники капитализма не решаются на такую злобную ругань, которую троцкисты направляют в адрес коммунистов, народов социалистических стран, если усматривают в их действиях нечто расходящееся с троцкистскими установками.

Наконец, необходимо иметь в виду, что троцкизм давно уже взят на вооружение идеологией современного антикоммунизма. Буржуазная пропаганда затрачивает огромные средства на распространение троцкистских версий, которые питают сегодня и буржуазную советологию, и многих ревизионистов, охотно заимствующих у Троцкого антиленинские концепции. Существует и "всемирное" троцкистское движение ("IV Интернационал"), имеющее своих сторонников во всех капиталистических и во многих развивающихся странах. Все это способствует проникновению ошибочных представлений о троцкизме в революционные организации несоциалистической части мира и в сознание отдельных категорий граждан стран социализма.

Нужно прямо сказать, что до Октябрьской революции влияние троцкизма в российском и международном рабочем движении было ничтожным. В. И. Ленин считал его идеологией одного лица (самого Троцкого) или небольшой группки ближайших единомышленников - друзей Троцкого. "В России он - 0", - отмечал В. И. Ленин. (Полн. собр. соч., т. 22, с. 7). По ленинской оценке, Троцкий в дореволюционный период представлял "только свои личные колебания и ничего больше" (Полн. собр. соч., т. 19, с. 375). Вся его теоретическая и политическая позиция была эклектичной, подражательной. У него "никогда никакой "физиономии" не было и нет, а есть только перелеты, переметывания от либералов к марксистам и обратно, обрывки словечек и звонких фраз, надерганных отсюда и оттуда" (Полн, собр. соч., т. 25, с. 3).

В своих биографических работах Троцкий датирует рождение "оригинальных" теорий, ставших основой троцкизма, периодом революции 1905-1907 годов. Но и до этого он активно участвовал в борьбе против большевистской партии.

Известно, что до присоединения к марксистам (в конце 90-х годов XIX века) Троцкий находился под влиянием либерального народничества, воспринял некоторые идеи анархистов, а в дальнейшем пополнял свой теоретический багаж концепциями Лассаля, Сореля, Лагарделя и других антимарксистов. Став социал-демократом, он разделял взгляды, близкие к экономизму и легальному марксизму. В эмиграции, сотрудничая с "Искрой", был учеником Аксельрода, сблизился с другими будущими лидерами меньшевизма. На II съезде РСДРП вместе с ними выступал против Ленина и твердых искровцев, входил в состав центра меньшевистской партии, созданного для борьбы с большевиками. На меньшевистских позициях он оставался до 1917 года, хотя нередко отмежевывался от меньшевиков по частным вопросам, изображая из себя внефракционного социал-демократа.

Сердцевиной троцкизма стала "теория перманентной революции", которую Троцкий считал своим главным вкладом в марксизм. Согласно ей диктатура пролетариата может быть установлена и на демократическом этапе революции. А так как она окажется властью меньшинства, то закрепить ее может только победа пролетариата в более развитых странах, уже прошедших этап демократического переворота. Поэтому цель "рабочего правительства", преждевременно пришедшего к власти в отсталой стране, "подтолкнуть" революцию в более развитых странах, в том числе и путем военного вмешательства в их внутренние дела. "Долой границы", "Война - мать революции", "Диктатура пролетариата - сегодня и в любой стране" - эти и другие хлесткие лозунги троцкистов использовались и используются ими для того, чтобы представить себя истинно левым, революционным крылом антиимпериалистических движений, а своих противников изобразить в качестве пособников буржуазии. Именно таким путем Троцкий пытался очернить в глазах рабочего класса ленинскую теорию революции, исходящую из необходимости поэтапного осуществления ее задач, последовательного втягивания в борьбу против капитала все новых и новых широчайших слоев. В. И. Ленин неоднократно осуждал "теорию перманентной революции" как авантюристическую, способную лишь оттолкнуть от партии рабочего класса широкие народные массы. А Троцкий обвинял Ленина в стремлении навязать теорию "самоограничения" пролетариата в революции.

До Октября большевики вели острую идейно-политическую борьбу с троцкизмом, выступавшим в качестве одной из разновидностей меньшевизма. Именно в связи с этой борьбой В. И. Ленин характеризовал Троцкого как лицемера Иудушку (подобного щедринскому герою Иудушке Головлеву), тушинского перелета, нечистоплотного интригана, который прикрывает свои раскольнические действия фарисейской болтовней о единстве партии. Троцкий "плетется за меньшевиками, прикрываясь особенно звонкой фразой", - писал В. И. Ленин (Полн, собр. соч., т. 19, с. 358).

После того как меньшевизм потерял свое влияние, а попытки Троцкого создать собственную оппортунистическую партию провалились, он вместе со многими другими меньшевистскими деятелями решает присоединиться к большевикам, чтобы, прикрываясь их знаменем, продолжать борьбу против большевизма. В 1917 году в составе Межрайонной социал-демократической организации, долгое время колебавшейся между большевиками и меньшевиками, он, не присутствуя на VI съезде РСДРП, принимается этим съездом в большевистскую партию. При этом Троцкий не делал каких-либо заявлений, в которых бы признавал свою неправоту в многолетней борьбе против Ленина. Правда, в дальнейшем он отмечал, что Ленин был прав в споре с меньшевиками (в том числе и с Троцким) по вопросам организационного строительства партии. Но сердцевину троцкизма - "теорию перманентной революции" - Троцкий по-прежнему противопоставлял ленинизму. Больше того, он утверждал, что в 1914-1917 годах Ленин осуществил "идейное перевооружение", перешел на троцкистские позиции и принял эту "теорию", которая якобы и стала основой стратегии большевиков в 1917 году. В. И. Ленин, партия убедительно показали беспочвенность этих измышлений. В 1917 году в одном из своих докладов он говорил: "Троцкизм - "без царя, а правительство рабочее". Это неверно. Мелкая буржуазия есть, ее выкинуть нельзя. Но у нее две части. Беднейшая ее часть идет с рабочим классом" (Поли. собр. соч., т. 31, с. 249).

Троцкий постоянно подчеркивал, что в своей борьбе с партией он направляет главные удары против В. И. Ленина. "Великая будет драка, - и Ленин в ней примет смерть", - хвастливо писал Троцкий своим единомышленникам в 1910 году. Он призывал меньшевиков к разрушению "самых основ ленинизма". В 1913 году он писал, что все здание большевизма "построено на лжи и обмане" (Иванов В. М., Шмелев А. Н. Ленинизм и идейно-политический разгром троцкизма. Л., 1970, с. 101, 107). А в мае 1917-го заявил: "Большевики разбольшевичились... Признания большевизма требовать от нас нельзя" ("Ленинский сборник", IV, с. 303).

Опираясь на опыт, накопленный в идейно-политических боях против троцкизма в дооктябрьский период, партия продолжала бескомпромиссную борьбу против него и после победы Октябрьской революции. Из всех оппортунистических течений, выступивших против партии в переходный от капитализма к социализму период, именно троцкизм представлял наибольшую опасность. Во-первых, его оппортунизм был скрыт и замаскирован, а "левая" фраза способна была привлечь деятелей, подпавших под влияние настроений мелкобуржуазного "революционаризма". Во-вторых, троцкизм длительное время существовал как разновидность не только российского меньшевизма, но и международного каутскианства. Это давало ему возможность рассчитывать на помощь зарубежных покровителей в лице центристских деятелей социал-демократических партий Западной Европы. Наконец, в-третьих, троцкизм отличался последовательным антиленинизмом и антибольшевизмом, а это привлекало к нему внимание всех недовольных политикой ленинской партии, мечтавших о ее ослаблении.

В советской литературе, в том числе и учебной, достаточно полно отражена история борьбы против троцкизма в послеоктябрьский период. Напомним только основные этапы ее:

1917 г. - партия сорвала попытки Троцкого оттянуть срок вооруженного восстания, подменить его съездом Советов.

1918 г. - борьба В. И. Ленина с фракцией "левых" коммунистов во главе с Н. И. Бухариным, выступавшей против революционного выхода страны из империалистической войны. Союзником и вдохновителем этой фракции "ультрареволюционеров" был Троцкий.

1919 г. - VIII съезд партии осудил методы, насаждавшиеся Троцким в военном строительстве.

1920 г. - IX съезд РКП (б) отверг предложение Троцкого о всеобщей милитаризации труда, о введении в стране "казарменного коммунизма".

1920-1921 гг. - в ходе общепартийной дискуссии о профсоюзах были отбиты атаки Троцкого, его союзника Бухарина, других оппортунистов на ленинское единство партии, на ее политику демократизации массовых организаций трудящихся в условиях завершения гражданской войны, на выдвинутый и обоснованный В. И. Лениным тезис о руководящей роли коммунистической партии в системе диктатуры пролетариата, в социалистическом строительстве.

1922-1923 гг. - партия осуждает фракционные выступления троцкистов в отдельных местных партийных организациях, отвергает установки Троцкого и его союзников по ряду политических и теоретических вопросов (его возражения против ленинского плана реорганизации РКИ, усиления руководства партии передовыми рабочими и т. д.).

1923 г. - ЦК РКП (б) накануне XII съезда осудил предложения Троцкого, направленные на установление "диктатуры промышленности" над сельским хозяйством (оно вело к разрыву союза рабочего класса и крестьянства).

1923-1924 гг. - новая общепартийная дискуссия, развязанная Троцким, закончилась поражением троцкистской оппозиции по вопросам международной, экономической политики и партийного строительства. Были отвергнуты троцкистские предложения о "подталкивании" европейской революции путем военного вторжения Красной Армии в Польшу и Германию, о превращении крестьянства в "колонию" социалистической промышленности, о "перетряхивании" партийного аппарата, замене представителей ленинской гвардии, якобы вставших на путь термидорианского перерождения, более молодыми коммунистами, главным образом из числа служащих и студентов, слабо знакомых с традициями большевизма.

1924 г. - в ходе дискуссии, вызванной появлением антиленинской статьи Троцкого "Уроки Октября", партия развенчала идейно-теоретическую платформу троцкизма, разоблачила троцкистскую фальсификацию истории партии и Великой Октябрьской социалистической революции.

1925 г.- XIV съезд ВКП(б) осудил "новую" оппозицию", выступавшую с позиций, близких троцкизму.

1926-1927 гг. - ожесточенная борьба партии против троцкистско-зиновьевского оппозиционного блока.

1927 г. - XV съезд ВКП(б) исключил из партии лидеров блока и признал принадлежность к нему несовместимой с пребыванием в партийных рядах.

1928-1929 гг. - окончательная ликвидация подпольных троцкистских группировок, вставших на путь антисоветской борьбы, высылка Троцкого за границу.

Что собой представляла платформа троцкистской оппозиции, против которой партия почти непрерывно боролась более 10 лет?

1. Отрицался последовательно-социалистический характер Октябрьской революции и рожденной ею диктатуры пролетариата.

2. Говорилось об отсутствии в СССР достаточных внутренних условий для победы социализма, в связи с этим провозглашалась авантюристическая установка на "экспорт" революции в экономически более развитые страны. Ленинскую политику осуществления максимума возможного в своей стране для поддержки революционного движения в других странах троцкисты клеветнически изображали национально-ограниченной. Именно троцкистам принадлежит выдумка о национально-консервативном курсе ленинской партии, являющемся якобы продолжением внешнеполитического курса российского самодержавия. Эта выдумка широко используется всеми антикоммунистами до сих пор.

3. Всячески преувеличивались роль и влияние капиталистических элементов в экономике, опасность колебаний мелкой буржуазии и степень воздействия мирового капитализма на СССР. Экономический строй СССР объявлялся госкапиталистическим. Современные троцкисты также утверждают, что в социалистических странах нет и не может быть создано подлинно социалистической экономики, пока не победит мировая пролетарская революция.

4. До "победы" мировой революции предлагалось сделать ставку на использование методов, аналогичных тем, которые применяла буржуазия, особенно в эпоху становления капиталистического строя. В связи с этим отвергались или извращались установки партии на индустриализацию, коллективизацию сельского хозяйства, культурную революцию, укрепление союза рабочего класса и крестьянства, дружбы советских народов. Главным методом социалистического строительства провозглашалось насилие, но обращенное не столько против эксплуататоров, сколько против трудящихся, особенно крестьянства. Буржуазная пропаганда приписывает троцкистам стремление к демократизации советского строя. В действительности же троцкистская оппозиция ратовала не за демократизацию в смысле предоставления более широких прав трудящимся, а за милитаризацию труда, "завинчивание гаек", ограничение участия трудящихся в контроле за деятельностью госаппарата и т. п.

5. В области международной политики троцкисты толкали партию на путь сектантства и авантюр. Они отрицали факт послевоенной стабилизации капитализма, призывали к немедленным революциям в других странах, высмеивали тактику единого фронта как якобы реформистскую, выступали против поддержки национально-освободительных движений как буржуазных, против сплочения всех демократических сил в борьбе с нараставшими военной и фашистской опасностями.

6. С особой яростью троцкисты обрушивались на ленинское учение о партии. Они хотели дискредитировать партийный аппарат, ослабить дисциплину в партии, разрушить ее единство, добиться свободы фракций и группировок. Орудием своей раскольнической деятельности они пытались сделать бесконечные дискуссии, которые явочным путем навязывали партии.

Каково было число коммунистов, голосовавших за троцкистскую платформу? На кого опиралась троцкистская оппозиция? В период борьбы за Брестский мир линию троцкистов и "левых" коммунистов поддержало вначале до 1/4-1/3 части партии. В дискуссии о профсоюзах троцкистам и другим оппортунистам удалось собрать в поддержку своих платформ до 20 процентов голосов коммунистов. В 1923 году за троцкистов проголосовало примерно 11 процентов членов партии. В дискуссии накануне XV съезда - менее 0,5 процента. Исключено из партии за оппозиционную деятельность (в соответствии с решениями XV съезда) 0,3 процента коммунистов, большинство из которых признало свои ошибки и было восстановлено в партии.

Троцкисты искали и находили опору не среди коммунистов, а среди беспартийных, прежде всего представителей обюрократившихся служащих, мелкой буржуазии города, буржуазной интеллигенции, непролетарской части студенчества, а также деклассированных элементов из городских и сельских низов. Рабочий класс, фабрично-заводские партячейки, трудовое крестьянство, сельские партячейки, как правило, безоговорочно поддерживали линию партии, осуждали троцкизм. Резкой критике троцкисты подвергались и со стороны братских компартий. Все их тогдашние видные деятели осудили Троцкого и его сторонников.

На международной арене троцкисты боролись против создания широкого антифашистского фронта, предрекали неизбежность (и даже целесообразность) поражения СССР в войне с империалистическими агрессорами. Во время гражданской войны в Испании троцкисты всячески обеляли фашистов, добивались свержения республиканского правительства (в том числе и путем организации военного путча), приписывали Советскому Союзу империалистическое стремление "утвердиться" на Пиренейском полуострове. Испанские республиканцы после поражения революции клялись отомстить Троцкому, которого рассматривали как пособника фашизма. Один из них убил Троцкого под Мехико в 1940 году.

В годы второй мировой войны троцкисты выступали против антигитлеровской коалиции, движения Сопротивления, осуждали союзнические бомбардировки территории Германии. Советский Союз они обвинили в переходе на позиции "поддержки" империалистических устремлений Англии, Франции и США в войне с Германией. Во время Нюрнбергского процесса над главными фашистскими военными преступниками они требовали освободить Геринга, Риббентропа и других и посадить на скамью подсудимых руководителей стран антигитлеровской коалиции как якобы главных виновников второй мировой войны.

Современные троцкисты выступают с резкой критикой стран социализма, коммунистических партий, осуждают их политику, в том числе и действия, направленные на оздоровление международной обстановки. Главную ставку они по-прежнему делают па мировую войну, которая, по их мнению, должна привести к окончательной гибели капитализма.

На вторую часть вопроса Сергея Посолина ответит начальник Главного управления общего среднего образования Министерства просвещения СССР С. А. Пискунов.

Вопрос в такой постановке некорректен.

Во-первых, ни программа по истории СССР, ни соответствующий учебник, ни экзаменационные билеты никогда не содержали и не могли содержать подобного вопроса. В экзаменационных билетах до 1986/87 учебного года речь шла не о деятельности, а лишь об идей ном разгроме названного блока.

Во-вторых, взятое вне контекста проведенной правки билетов, искусственное выделение самого факта снятия данного сюжета может создать ложное впечатление какой-то тенденциозности, стремления обойти "острый угол" и т. д.

Между тем достаточно проанализировать характер изменений в экзаменационных билетах, чтобы увидеть, что проведенная правка преследовала несколько важных целей: отразить существенные коррективы, внесенные в содержание школьного исторического образования материалами апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, XXVII съезда КПСС и январского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС, а также новой редакцией Программы партии; органично включить в отдельные, ранее самостоятельные, вопросы в более широкий исторический материал, устранить излишнюю детализацию и дидактически неоправданную изолированность рассмотрения отдельных событий; более последовательно реализовать установку, что данный экзамен есть экзамен по истории страны, а не по истории партии; снять содержательные элементы билетов, требующие усвоения излишне сложной или неактуальной информации.

В соответствии с этим общим подходом в ряде билетов (в том числе и в рассматриваемом) акцент был перенесен с частного, хотя и важного события (партийного съезда, борьбы с оппозицией), на социально-экономический процесс - в данном случае на ход социалистической индустриализации в СССР.

Новая редакция вопроса отнюдь не означала исключения (а тем более запрета) на приведение в экзаменационном ответе сведений о борьбе вокруг проблем индустриализации: билет лишь перестал требовать освещения этого вопроса в обязательном порядке. То же относится и к другим аналогичным случаям.

В то же время частный вопрос, поставленный Сережей Посолиным, дает повод отметить, что в настоящее время разрабатывается новая дидактическая система экзаменационных испытаний по истории.

Суть ее заключается в отказе от сложившейся традиции проверять в основном память выпускника, оценивать лишь его умение с большей или меньшей полнотой воспроизвести известный материал. Новые билеты будут преимущественно проверять степень сформированности исторической культуры, умение применять полученные знания при анализе конкретного исторического события или явления, пользоваться справочной и специальной литературой и т. п. Содержание экзамена будет углублено за счет введения общих вопросов по всемирной истории и по современному международному положению, что позволит более полно проверить степень реализации основных задач и целей, преследуемых школьным историческим образованием.

Совершенствование билетов по истории - составная часть работы, проводимой в соответствии с Основными направлениями реформы общеобразовательной и профессиональной школы.

Славин Борис Федорович – д.ф.н., профессор МПГУ

Лев Троцкий вошел в российскую историю не только как революционер и один из творцов Великого Октября, не только как первый советский комиссар по иностранным делам, не только как основатель и руководитель Красной армии во время гражданской войны, но и как выдающийся теоретик марксизма, яркий публицист и историк революций ХХ века, идеолог и организатор «левой оппозиции» и IV Интернационала, противостоящих после смерти Ленина сталинской фракции в руководстве Коммунистической партии и советского государства.

Идеи Троцкого, его политическая борьба получили в литературе название «троцкизм». Сам Троцкий употреблял это понятие в основном в ироническом плане, считая его изобретением фракции Г. Зиновьева, Л. Каменева, И. Сталина для борьбы с руководимой им «левой оппозицией». По свидетельству самого Зиновьева, понятие «троцкизм» было придумано для того, чтобы связать «старые разногласия» Троцкого и Ленина с «новыми вопросами», возникшими в ходе борьбы за власть между Сталиным и Троцким после смерти вождя революции .

Свои взгляды Троцкий никогда не называл «троцкизмом». Он считал и называл себя последовательным марксистом, большевиком-ленинцем. Тем не менее, понятие «троцкизм» вошло в историю как разновидность социалистической теории и название определенного политического течения. Спецификой этого течения является его последовательная ориентация на мировую социалистическую революцию и интернационализм - в отличие от сталинизма, ориентирующегося в основном на национальный или державный социализм в СССР.

Крушение национальной модели советского социализма, казалось, полностью подтвердило правоту теории Троцкого о невозможности длительного существования социализма в одной стране. Тем не менее, многие национальные модели социализма продолжают существовать в Китае, на Кубе, во Вьетнаме, доказывая, что не все так однозначно было в теоретических взглядах Троцкого.

Борьба рабочего класса и угнетенных народов за свое освобождение, накопленный после смерти Троцкого позитивный и негативный исторический опыт левых сил заставляют вновь и вновь возвращаться к осмыслению его философских и политических взглядов, без которых трудно понять многие проблемы современности, разработать объективную и действенную теорию социализма ХХI века.

Троцкий всегда пытался обосновать свою политическую позицию теоретически, выстраивая в полемике с оппонентами целую систему идей и аргументов. Полемическая направленность его работ во многом помогает понять его характер как ученого и революционера, она же облегчает понимание его философских и политических взглядов. Постараемся раскрыть эти взгляды Троцкого в контексте современных проблем общественного развития.

Прежде всего - есть смысл остановиться на краткой характеристике философского и социологического методов Троцкого, которые лежат в основе его анализа многих общественных явлений, включая осмысление сущности советского государства, национальный вопрос, начавшуюся Вторую мировую войну, понимание морали и др. Представляя собой органическое единство, эти методы использовались и развивались Троцким в идейной борьбе как с буржуазными идеологами, так и с мелкобуржуазными носителями марксизма и социализма. Особенно интересны в этом отношении малоизвестная его идейная полемика накануне войны с представителями оппозиции в американской Социалистической рабочей партии, его книга «Преданная революция», написанная после изгнания его из СССР, большая статья «СССР в войне» и другие работы и статьи 1930-х гг.

Основным философским методом, которым пользовался Троцкий и который он до конца своей жизни защищал от извращений и легковесной критики, была материалистическая диалектика. Без нее Троцкий не мыслил возможность плодотворного анализа и понимания политики и других явлений общественной жизни. Так, полемизируя с идейными представителями мелкобуржуазной оппозиции в Социалистической рабочей партии США, он подчеркивал, что отказ от диалектики есть отказ от теоретического фундамента марксизма и скатывание к прагматизму и эклектике, которые порождают субъективизм, ведущий социалистов и коммунистов к серьезным ошибкам в политике. Он называл диалектику «логикой развития», «логикой противоречий» и писал в этой связи о том, что те «теоретики», которые недооценивают роль диалектики в научном познании, часто впадают в «эклектический скептицизм» и «непоследовательность» в столкновении с большими политическими событиями и явлениями .

Ограничиваясь формальной логикой и здравым смыслом, они просто не в состоянии понять противоречивые процессы и быстро меняющуюся политическую обстановку в мире. Особенно это свойственно прагматизму - этой «национальной философии Соединенных Штатов», в которой некритически соединяются рационализм и эмпиризм. Развиваясь под влиянием успехов сугубо технической или инженерной мысли, в частности, деятельности Форда, эта философия оказывается беспомощной в анализе противоречивых явлений общественной жизни. Находясь под влиянием данной философии, некоторые представители левой интеллигенции в США говорили, что признают марксизм, но только без диалектики. По образному выражению Троцкого, это означало, что они признают «часы без пружины». По их мнению, диалектика в силу ее абстрактного характера была не нужна для осмысления конкретных политических проблем, выработки партийных программ, поиска эффективных мер преобразования общества и т. д. Здесь им вполне хватало формальной логики и основанного на ней «здравого смысла» .

Следует заметить, что похожие рассуждения стали особенно модными сегодня в России, при этом не только среди официальных академических философов, перешедших в 1990-е гг. от марксизма к идеализму и постмодернизму, но и среди бывших сторонников марксизма, доказывающих ныне устарелость диалектики и марксизма вообще . Не потому ли современная российская философия находится в кризисе, пытаясь не замечать глубоких социально-политических противоречий в обществе, сводя политику к «игре», а воспитание и образование - к отвлеченному морализированию и формированию из молодых людей своеобразных роботов, заполняющих своими сугубо формальными ответами не менее формализованные задания пресловутого ЕГЭ и ему подобных тестов в начальной, средней и высшей школе? Парадоксально, но факт: современная официозная философия и пронизанная ею реформа образования полностью противоречат на деле исторически необходимой модернизации страны, о которой так много говорится в высших сферах государственной власти. Таков, к сожалению, итог диалектики современного капиталистического развития России, постепенно превращающий ее из центра образования и высокой культуры в центр затемнения народного сознания и массовой псевдокультуры, из светского, в основном атеистического, общества в общество клерикальное, из развитой страны в отсталую страну периферийную типа.

Однако вернемся к философским взглядам Троцкого. Полемизируя со своими идейными оппонентами по поводу нужности или ненужности диалектики в познании, Троцкий сравнивает ее с хорошим инструментом, который позволяет рабочему создавать более качественный продукт его деятельности, чем прежний плохой инструмент. Он пишет: «Рабочий вынужден иметь дело с твердыми материалами, которые оказывают сопротивление, и потому заставляют его ценить хороший инструмент, тогда как мелкобуржуазный интеллигент - увы! - в качестве «инструмента», пользуется беглыми наблюдениями и поверхностными обобщениями - до тех пор, пока большие события не ударят его крепко по темени» . По мнению Троцкого, диалектика, выражая реальные жизненные противоречия, учит содержательному и творческому мышлению. В этом смысле она является своеобразной алгеброй по сравнению с арифметикой обыденного мышления, удовлетворяющегося формальной логикой.

По Троцкому, диалектика исходит из признания противоречивой природы многих объектов окружающегося нас мира. В отличие от формальной логики, рассматривающей предметы и явления как неизменные вневременные сущности, диалектика смотрит на эти предметы с точки зрения их изменения во времени. Показывая на конкретных примерах эвристическое значение диалектики для постижения сути разнообразных природных и общественных явлений, Троцкий поясняет, что, в отличие от нее, формальная логика, ограничиваясь простыми поверхностными тождествами типа А = А, бессильна сказать что-либо положительное в отношении противоречивых процессов и явлений. На самом деле никакого абсолютного тождества явлений в природе и обществе нет: А не = А. Даже одна и та же мера веса, например, фунт сахара, не равен сам себе: более точные весы всегда могут обнаружить эту разницу. Троцкий показывает, что в обыденной жизни мы часто исходим из аксиомы неизменности вещей и понятий, пользуемся неизменными мерами весов, оперируем таким незыблемыми математическим абстракциями как «0», «1» и т. п. Но это верно лишь до тех пор, пока для нас фактор времени не играет существенной роли. Однако все живое (и не только) существует во времени, то есть изменяется. Это означает, что аксиома А = А в таком случае не работает, то есть перестает быть аксиомой. Существовать можно только во времени, стало быть, вневременные вещи - это мертвые вещи, которыми и оперирует формальная логика. Пользоваться такой логикой в познании необходимо, но только в определенных пределах, за которыми она превращается в собственную противоположность, становясь источником заблуждений.

Наиболее наглядно противоречивость явлений наблюдается в общественной жизни, и только вульгарное, недиалектическое мышление этого не замечает. Так, для него такие понятия, как «капитализм», «мораль», «свобода», «рабочее государство», всегда неизменны: капитализм равен капитализму, мораль равна морали и т. д. Диалектическое мышление, напротив, всегда видит их изменчивость и пределы развития, т. е. условия, при которых капитализм превращается в не-капитализм, а рабочее государство перестает быть рабочим. Диалектическое мышление всегда стремится с помощью уточнений и конкретизаций сделать наши понятия более гибкими и подвижными, приближая их к живым явлениям. «Не капитализм вообще, а данный капитализм, на определенной стадии развития. Не рабочее государство вообще, а данное рабочее государство, в отсталой стране, в империалистическом окружении, и пр.» .

Диалектическое мышление относится к вульгарному мышлению, как лента кинематографа относится к неподвижной фотографии: сочетая и комбинируя неподвижные фотографии, она в итоге воспроизводит движение. «Диалектика», - пишет Троцкий, - «не отвергает силлогизма, но учит комбинировать силлогизмы так, чтобы приближать наше познание к вечно изменяющейся действительности. Гегель устанавливает в своей «Логике» ряд законов: превращение количества в качество, развитие через противоречие, конфликты содержания и формы, перерыв постепенности, превращение возможности в необходимость и пр.». В этих категориях и законах Гегель предвосхитил общее движение научной мысли, но это предвосхищение имело идеалистический характер. Понадобился Маркс, чтобы его исправить. «Гегель оперировал с идеологическими тенями действительности, как с последней инстанцией. Маркс показал, что движение идейных теней лишь отражает движение материальных тел» .

В этой связи, второй характерной чертой философского метода Троцкого является материализм. В его работах по анализу социально-исторических явлений он проявляется прежде всего как исторический материализм, позволяющий искать и находить конечные причины общественных явлений в уровне развития производительных сил общества, в его технологии и экономике, разыскивать за идейными течениями и разногласиями фундаментальные экономические и классовые интересы. Как марксист, то есть исторический материалист, он, подходя к анализу общественных отношений, прежде всего смотрит на уровень развития производительных сил общества, его экономики, что позволяет ему, например, определять степень развитости общества, в частности, его готовности к социальной революции, созданию социализма и т. д.

Конечно, материализм Троцкого не следует понимать в духе технологизма или вульгарного экономизма. Высота развития производительных сил и экономики общества лишь в конечном счете определяет политику и идеологию. Здесь многое зависит от социальной структуры общества, от классовых взаимоотношений, от зрелости и умения того или иного класса вести политическую борьбу. Однако об этом мы более подробно поговорим позднее, анализируя взгляды Троцкого на мораль, русскую и мировую революцию.

Здесь уместно перейти к характеристике социологии Троцкого. Она, безусловно, является марксистской социологией, т. е. она сводится к классовой теории общества и признанию классовой борьбы глубинным источником развития антагонистических общественных отношений. В рамках этой теории существование различных классов общества имеет сугубо объективный характер, обусловленный господствующими экономическими отношениями, или отношениями собственности. Как производительные силы обуславливают экономические отношения, так последние обуславливают социальную структуру общества, его классовые и политические отношения. Эти отношения меняются в ходе реформ, революции, или контрреволюции.

По мнению Троцкого, переход части идеологов Социалистической рабочей партии в США на субъективистские эклектические позиции, связанные с отрицанием диалектики и, следовательно, классовой борьбы, имеет свои причины. Он пишет о них: «Нигде не было такого отвращения к классовой борьбе, как в стране «неограниченных возможностей» (т. е. в США - Б.С.). Отрицание социальных противоречий, как движущего начала развития, вело в царстве теоретической мысли к отрицанию диалектики, как логики противоречий» .

Это «отвращение к классовой борьбе» и сегодня характерно для правящей элиты и обслуживающей ее интеллигенции во многих странах мира, но особенно оно проявляется в США. Дело в том, что господствующее положение американского капитала в мире позволяет ему перераспределять часть прибыли, получаемой от эксплуатации народов зависимых стран, в пользу рабочего класса США. Тем самым классовые противоречия в самой богатой стране мира на время притупляются. Это и создает у определенной части левой интеллигенции представление, что эти противоречия и классовая борьба постепенно исчезают. На самом деле они никуда не исчезают. Напротив, эволюционируя по форме (например, в связи со всеобщим сокращением физического и ростом интеллектуального труда в производстве), они продолжают определять ход современной истории. Каждому честному мыслителю ясно, что, пока существует фундаментальное противоречие между наемным трудом и капиталом, будет существовать и классовая борьба. Это объективный факт истории, с которым вынуждены на практике считаться любые власти. Как известно, диалектика в форме классовой борьбы сегодня продолжает заявлять о себе социальными протестами в арабском мире и посткризисной Европе, революционными изменениями в Латинской Америке, зарождением движения «Оккупируй Уолл-стрит» в Нью-Йорке, массовыми выступлениями антиглобалистов в Сиэтле, Генуе, Праге, Порто-Алегре, Флоренции и других городах, забастовками авиадиспетчеров и фермеров во Франции, борьбой безработной молодежи в Испании и Португалии, известной «рельсовой войной» шахтеров и борьбой интеллигенции (учителей, врачей, ученых) за свои гражданские и политические права в современной России.

В этой связи, понятно отрицательное отношение к классовой теории общества у современного правящего политического класса и его идеологической элиты в России. Оно обусловлено стремлением идеологически закамуфлировать процесс обнищания масс в результате грабительской приватизации государственной собственности в 90-е годы прошлого столетия и невиданный ранее рост коррупции в нулевые. Правда, наряду с этим есть и откровенно циничные «теории», объясняющие процесс разграбления народного богатства СССР ссылками на «Капитал» К. Маркса, где дано яркое описание первоначального накопления капитала в Европе. Однако подобные ссылки лишены исторического и логического основания. Первоначальное накопление капитала на заре буржуазной эры, о котором писал К. Маркс в своей главной работе, ничего общего не имеет с разграблением в одночасье государственной собственности в постсоветской России конца ХХ века. Появление капитализма в истории, при всем его насильственном характере («огораживания», колониальные войны, «золотые лихорадки» и т. п.), было все-таки шагом человечества по пути прогресса, приведшим к созданию современной промышленной цивилизации (появлению больших городов, развитию современной науки и техники, росту жизненного уровня и массового образования населения и т. д.). А превращение в 1990-е гг. государственной собственности в частную в России есть наглядный пример повсеместной деиндустриализации и деградации промышленности, общего обнищания и сокращения российского народа, появления детской беспризорности, падения образования, массовой наркотизации молодежи, расцвета бюрократии и бандитизма. Все эти явления очевидного регресса общества - закономерное следствие реставрации олигархического, спекулятивного капитализма в постсоветской России.

В свое время Троцкий, анализируя действительность, всегда стремился прослеживать органическую связь между философией, социологией и политикой. Он выстраивал целую иерархию взаимосвязанных шагов в марксистском познании общественных явлений: общее признание противоречивости окружающего нас мира, признание, для определенной эпохи, социальных противоречий и классовой борьбы как двигателя истории, признание ведущей роли рабочего класса в социальной революции, классовый анализ политики и идеологии, позволяющий понять прогрессивность или реакционность каждой конкретной политической или идеологической акции. В этом отношении вызывает несомненный интерес его большая статья, написанная в конце 1939 года, под характерным названием «СССР в войне». В этой статье, имеющей, на наш взгляд, большое методологическое значение, анализируется не только Договор о ненападении с Германией, не только последствия участия СССР в разделе Польши, но и с удивительной прозорливостью обсуждаются неизбежные социально-политические последствия будущей войны с Германией, разъясняется стратегия и тактика поведения левых сил в ходе такой войны.

Известно, что Сталин, ненавидя Троцкого, часто называл его «предателем» и «агентом фашистской Германии», однако факты истории говорят об обратном: Троцкий как последовательный марксист был непримиримым политическим противником фашизма и фашистской Германии. Так, основной вывод статьи Троцкого «СССР в войне» и связанной с ней статьи «Еще и еще раз о природе СССР» состоит в том, что все подлинно левые силы, не скрывая своего отрицательного отношения к тоталитарному режиму Сталина, должны в грядущей войне с Германией сознательно встать на защиту СССР. В этой войне они будут защищать не репрессивный сталинский режим, а завоевания Октября, сохранившиеся в СССР после смерти Ленина. Этот вывод у Троцкого вытекал из его анализа социальной природы советского государства как государства рабочего, хотя и деформированного сталинской бюрократией.

По его мнению, пока в СССР сохраняется общественная собственность на средства производства, пока сохраняется плановая система хозяйства, нельзя считать СССР таким же империалистическом и агрессивным государством, как фашистская Германия. Его идейные оппоненты из Социалистической рабочей партии доказывали другое: поскольку сталинский режим своей внутренней и внешней политикой деформировал природу советского государства, репрессировал соратников и последователей Ленина, заключил позорный мир с Гитлером, предав коммунистические партии, входящие в Коминтерн, постольку необходимо вести войну на два фронта: как против фашисткой Германии, так и против сталинского СССР. По их мнению, нет разницы между СССР и Германией, между сталинизмом и фашизмом.

Спустя полвека аналогичные рассуждения начали высказываться и у нас в России после прихода к власти «демократов первой волны». Идейно оправдывая появление олигархического капитализма, они одновременно нагнетали воинствующий антикоммунизм. По их мнению, неудачи буржуазного реформирования постсоветского общества связаны не с приходом капитализма, а прежде всего с длительным господством в стране прежней тоталитарной власти коммунистов, которая по сути своей ничем не отличалась от власти фашистской. С их точки зрения, между коммунизмом и фашизмом нет принципиального различия. Мало того, коммунизм даже хуже фашизма . Отсюда их требования проведения «второго Нюрнбергского процесса», но уже над коммунистами. Как мы видим, выдвигая подобные предложения, современные радикальные «демократы» полностью игнорируют главный вопрос о том, кто же на самом деле спас Европу и человечество от «коричневой чумы» ХХ века?

На наш взгляд, нельзя забывать, что нацистский режим Гитлера возник из стремлений крупной буржуазии Германии к мировому господству, и эту потребность он последовательно обслуживал своей агрессивной внешней политикой. Социально-классовая противоположность режимов Гитлера и Сталина во многом объясняет и факты поощрения агрессивных действий Гитлера со стороны западных демократий в начале войны, и открытие второго фронта против фашистской Германии на ее исходе. Поддержка СССР в войне с Германией стала возможной для западных демократий лишь тогда, когда они почувствовали угрозу собственному существованию со стороны фашизма. Сталинский режим, перешедший к тому времени от интернациональной политики к национал-державной, был в этой войне для Запада меньшим злом, чем гитлеризм, рвавшийся к мировому господству и требовавший покончить с «гнилой демократией» западных государств.

По мнению Троцкого, социалисты и коммунисты США, оценивая возможную войну СССР с Германией, должны исходить не из их позиции непримиримого отношения к термидорианскому режиму Сталина, а из своего сознательного решения защищать основы того строя, которые были заложены Лениным и Октябрьской революцией. Они должны отказаться от утопической идеи борьбы на два фронта (против Гитлера и Сталина) и открыто выступить на стороне СССР в его приближающейся войне с Гитлером, который будет стремиться не только одержать победу над советским государством, но и полностью покончить с большевизмом и коммунизмом.

В этой справедливой войне левые, конечно, оставляют за собой право разъяснять трудящимся ошибочную и антиреволюционную политику Сталина, связанную с отходом от ленинского курса социалистического строительства. Вместе с тем, нужно сделать все необходимое для победы над фашизмом - этой крайне реакционной диктатуры, нависшей над человечеством. Такая победа будет своеобразной прелюдией к мировой социалистической революции. В этой связи Троцкий пишет: «…Некоторые наши товарищи говорят: так как мы не хотим превращаться в орудие Сталина и его союзников, то мы отказываемся от защиты СССР. Этим, однако, они показывают лишь, что их понимание «защиты» в основном совпадает с пониманием оппортунистов; они не мыслят самостоятельной политики пролетариата. На самом деле мы защищаем СССР, как мы защищаем колонии, как мы разрешаем все наши задачи, не поддержкой одних империалистических правительств против других, а методом международной классовой борьбы в колониях, как и в метрополиях.

Мы - не правительственная партия; мы партия непримиримой оппозиции, не только в капиталистических странах, но и в СССР. Наши задачи, в том числе и «защиту СССР», мы осуществляем не через буржуазные правительства и даже не через правительство СССР, а исключительно через воспитание масс, через агитацию, через разъяснение рабочим, что надо защищать и что надо ниспровергать… Защита СССР совпадает для нас с подготовкой международной революции. Допустимы только те методы, которые не противоречат интересам революции. Защита СССР относится к международной социалистической революции, как тактическая задача - к стратегической» .

Ту же классовую методологию Троцкий использовал и для понимания таких противоречивых явлений, как гражданская война в Испании, раздел Польши, советско-финская война и др. Критикуя, например, политику раздела Польши между СССР и Германией, он, тем не менее, считал, что нужно следить за тем, какую политику будет вести советская бюрократия в этой стране. Будет ли она на подконтрольных территориях осуществлять меры по экспроприации крупных собственников и огосударствлению средств производства, или она сохранит в нетронутом виде частнособственническое хозяйство? Здесь, по мнению Троцкого, уместна аналогия с политикой Наполеона по отношению к Польше, когда он, захватив эту страну, отменил крепостное право. «Эта мера», - пишет Троцкий, - «диктовалась не симпатиями Наполеона к крестьянству и не демократическими принципами, а тем фактом, что бонапартистская диктатура опиралась не на феодальную, а на буржуазную собственность» . Прогрессивный характер подобных частных мер, конечно, не исключает общую критику насильственного захвата чужой территории со стороны Франции или СССР. «Чтобы создать возможность оккупации Польши посредством военного союза с Гитлером», - пишет Троцкий, - «Кремль долго обманывал и продолжает обманывать массы СССР и всего мира и довел этим до полного разложения ряды своего собственного Коминтерна» . Вместе с тем, если Гитлер повернет свои войска на Восток и вторгнется в области, занятые Красной Армией, все сторонники IV Интернационала, не меняя своего отношения к кремлевской олигархии, выступят с оружием в руках против Гитлера. Они скажут: «Мы не можем уступить Гитлеру свержение Сталина; это наша задача» .

В этой связи он писал, полемизируя с лидерами оппозиции в Социалистической рабочей партии, которые пытались определять свое отношение к СССР и его международной политике без учета социального характера советского государства: «Оппозиционные лидеры отрывают социологию от диалектического материализма. Они отрывают политику от социологии. В области политики они отрывают наши задачи в Польше от нашего опыта в Испании; наши задачи по отношению к Финляндии - от нашей позиции по отношению к Польше. История превращается в ряд исключительных случаев, политика в ряд импровизаций. Мы имеем в полном смысле распад марксизма, распад теоретического мышления, распад политики на основные элементы. Эмпиризм и его молочный брат, импрессионизм, господствует по всей линии» .

Особенно наглядно классовая социология Троцкого проявилась в его известной статье «Их мораль и наша», написанной в 1938 году как ответ тем буржуазным и мелкобуржуазным критикам, которые обвиняли его в своеобразном сталинизме, т. е. в приверженности к политической демагогии, насильственным методам решения общественных проблем и т. п.

Троцкий в своей статье отвечает, что подобная критика не имеет под собой никаких разумных оснований. Мало того, она антиисторична, абстрактна и социально ангажирована. Одно дело - обращение к насилию со стороны угнетенных классов, добивающихся в ходе революции или гражданской войны освобождения от эксплуатации со стороны помещиков и буржуазии, другое дело - массовые репрессии термидорианского сталинского режима, направленные в мирное время против миллионов трудящихся и подлинных революционеров из «левой оппозиции» и IV Интернационала, продолжающих отстаивать дело Ленина и Октябрьской революции.

По мнению Троцкого, до момента казни Тухачевского, Якира и других военачальников крупная буржуазия демократических стран «не без удовольствия, хоть и прикрытого брезгливостью, наблюдала истребление революционеров в СССР. Казнь генералов встревожила буржуазию, заставив ее понять, что далеко зашедшее разложение сталинского аппарата может облегчить работу Гитлеру, Муссолини и Микадо» . С этих пор она обратилась к «вечной морали», осуждавшей насилие, массовые репрессии и казни в СССР. Что касается мелкобуржуазных моралистов и бывших сталинистов, перешедших на позиции буржуазии, то они, прикрывая свое идейное предательство, заговорили о том, что «троцкизм не лучше сталинизма», что «троцкизм - это революционная романтика», а «сталинизм - реальная политика». В этой связи Троцкий пишет: «Отступив на меридиан «категорического императива», демократы и бывшие сталинисты продолжают фактически защищать ГПУ, только более замаскированно и вероломно. Кто клевещет на жертву, тот помогает палачу . (Выделено мною. - Б.С.). В этом случае, как и в других, мораль служит политике. Гнилая мораль этих людей есть только продукт их гнилой политики» .

Отождествляя троцкизм и сталинизм, т. е. «жертву насилия и палача», бывшие сталинисты опираются в своих рассуждениях на метод здравого смысла, который помогает им оправдывать их бывший союз со Сталиным. При этом они просто закрывают глаза на две принципиально разные политики, которые отстаивали Троцкий и Сталин, начиная с середины 1920-х гг. С точки зрения Троцкого, от былого противопоставления, «которым средний филистер вчера еще оправдывал свою дружбу с термидором против революции, сегодня не осталось и следа. Троцкизм и сталинизм вообще больше не противопоставляются, а отождествляются. Отождествляются по форме, но не по существу» .

Принцип отождествления качественно различных, а то и прямо противоположных явлений, как мы уже показали, - излюбленный прием прошлых и нынешних противников революции и социализма. Особенно часто они отождествляют образы действий реакции и революции. По мнению Троцкого, это достигается прежде всего с помощью формальных аналогий. Так, царизм отождествляется с большевизмом, фашизм с коммунизмом, сталинизм с троцкизмом. «Здесь», - пишет Троцкий, - «сходятся либералы, демократы, благочестивые католики, идеалисты, прагматисты, анархисты и фашисты. Если сталинцы не имеют возможности примкнуть к этому «Народному фронту», то только потому, что «случайно» заняты истреблением троцкистов» .

Подобные отождествления были особенно присущи бывшему стороннику Троцкого американскому журналисту Максу Истмену, который, не понимая и не принимая диалектики, абсолютизировал здравый смысл в осмыслении политики. В этой связи Троцкий пишет: «Макс Истмен, сделавший себе из борьбы с диалектикой нечто вроде профессии, с неподражаемой уверенностью поучает человечество, что, если б Троцкий руководствовался не марксистской доктриной, а здравым смыслом, то он... не потерял бы власти. Та внутренняя диалектика, которая проявлялась до сих пор в чередовании этапов во всех революциях, для Истмена не существует. Смена революции реакцией определяется для него недостаточным уважением к здравому смыслу. Истмен не понимает, что как раз Сталин оказался, в историческом смысле, жертвой здравого смысла, т. е. его недостаточности, ибо та власть, которою он обладает, служит целям, враждебным большевизму. Наоборот, марксистская доктрина позволила нам своевременно оторваться от термидорианской бюрократии и продолжать служить целям международного социализма» .

Впервые в истории социалистической литературы Троцкий показывает нравственную природу сталинизма. Он пишет по этому поводу: «Освобождение рабочих может быть только делом самих рабочих. Нет, поэтому, большего преступления, чем обманывать массы, выдавать поражения за победы, друзей за врагов, подкупать вождей, фабриковать легенды, ставить фальшивые судебные процессы, - словом, делать то, что делают сталинцы. Эти средства могут служить только одной цели: продлить господство клики, уже осужденной историей. Но они не могут служить освобождению масс» .

«Освобождение масс» от эксплуатации, нищеты и унижения - вот главный критерий морали и конечной цели революционного движения, дающий, по Троцкому, возможность судить и оценивать то или иное явление или средство политики. Этот критерий выводится из истории и классовой борьбы как ее движущего начала. В этом смысле мораль в антагонистическом обществе всегда приобретает двойственный характер, распадаясь на мораль господствующего класса и класса эксплуатируемого, буржуазную и пролетарскую мораль, «их мораль и нашу». «Буржуазный эволюционизм», - пишет Троцкий, - «останавливается бессильно у порога исторического общества, ибо не хочет признать главную пружину эволюции общественных форм: борьбу классов. Мораль есть лишь одна из идеологических функций этой борьбы. Господствующий класс навязывает обществу свои цели и приучает считать безнравственными все те средства, которые противоречат его целям. Такова главная функция официальной морали» .

Внеклассовой, вечной морали, по Троцкому, не может быть в классово антагонистическом обществе. Говорить о ней можно, лишь выходя за пределы конкретного общества, а точнее - за пределы земной жизни, т. е. искать ее по ту сторону человеческого бытия. Так и делают различные буржуазные идеологи, апеллируя к вечной божественной морали. Что касается мелкобуржуазных идеологов, то их признание «особой субстанции «морального чувства», «совести» как некоего абсолюта» есть не что иное, «как философски-трусливый псевдоним бога». Троцкий пишет: «Независимая от «целей», т. е. от общества, мораль, - выводить ли ее из вечных истин или из «природы человека», - оказывается, в конце концов, разновидностью «натуральной теологии» (natural theology). Небеса остаются единственной укрепленной позицией для военных операций против диалектического материализма» . Вместе с тем, «кто не хочет возвращаться к Моисею, Христу или Магомету, ни довольствоваться эклектической окрошкой, тому остается признать, что мораль является продуктом общественного развития; что в ней нет ничего неизменного; что она служит общественным интересам; что эти интересы противоречивы; что мораль больше, чем какая-либо другая форма идеологии, имеет классовый характер» .

Современные критики Троцкого пытаются доказать, что в его классовой трактовке морали есть глубокое противоречие: с одной стороны, он считает, что в классовом обществе нет всеобщей морали, с другой, утверждая истинность пролетарской морали, сам возводит ее во всеобщность, т. е. в ней мораль критикуется с моральной же точки зрения. Разделив общее понятие «мораль» на мораль господ и мораль рабов, Троцкий не понял ее формальной и потому всеобщей природы. Так, академик РАН А. Гусейнов в своих комментариях к его статье пишет: «Троцкий решительно отвергает сверхклассовую, надклассовую нравственность. Однако как только он отдает предпочтение позиции одного класса (угнетенных) перед позицией другого класса (угнетателей), он фактически становится на точку зрения надклассовой морали, ибо у него нет иных оснований для такого предпочтение, кроме нравственных» . По мнению А. Гусейнова, лишь формальное и потому всеобщее понимание морали дает возможность объединять людей в обществе. Прибегая к образному языку, он пишет: «…Конечно, для человека, надевшего маузер, чтобы вполне категорично и конкретно убить другого, как и для группы, которая пошла стеной на другую группу, единая (вечная) мораль оказывается чужеродным явлением. Но это и значит, что она предназначена для другого, для соединения, а не для разъединения» .

Следует отметить, что, акцентируя сугубо конфронтационный подход Троцкого к пониманию морали, его критики не всегда адекватно интерпретируют его подлинные мировоззренческие и этические взгляды. Например, они доказывают, что Троцкому, как и всем марксистам, отрицающим существование внеклассовой морали, свойственно нигилистическое отношение к морали вообще. На самом деле это не так: Троцкий отрицает правомерность использования внеклассовой абстрактной морали только в антагонистических обществах, в частности, для оправдания угнетения и насилия со стороны правящих классов. Именно в этом он видит ее лицемерный и классово обусловленный характер. В то же время он считает морально оправданной и справедливой борьбу тех классов, которые выступают против подобного угнетения и насилия. Именно эта борьба и эти цели определяют средства и соответствующую мораль революционеров. «Когда мы говорим, что цель оправдывает средства», - пишет Троцкий, - «то отсюда вытекает для нас и тот вывод, что великая революционная цель отвергает, в качестве средств, все те низменные приемы и методы, которые противопоставляют одну часть рабочего класса другим его частям; или пытаются осчастливить массу без ее участия; или понижают доверие массы к себе самой и к своей организации, подменяя его преклонением перед «вождями». Прежде всего и непримиримее всего революционная мораль отвергает угодничество по отношению к буржуазии и высокомерие по отношению к трудящимся, т. е. те качества, которые насквозь пропитывают мелкобуржуазных педантов и моралистов» .

Как марксист и коммунист Троцкий признает возможность существования гуманистической морали применительно к трудящимся классам и особенно к обществу будущего, где с неизбежностью исчезают классы и антагонистические противоречия, где «человек становится целью для другого человека». И здесь можно согласиться с Ж.-П. Сартром в том, что угнетение им осуждается «от имени гуманистической морали». Но эта мораль не формальна: она наполнена реальным конкретным содержанием, связанным в перспективе с освобождением рабочего класса и всего человечества от угнетения и эксплуатации человека человеком. Не случайно Маркс в своих ранних работах называл такое общество «реальным гуманизмом». Троцкий также неоднократно об этом заявляет в своей статье, когда обсуждает «элементарные правила морали», выработанные человечеством «для жизни всякого коллектива», когда раскрывает нравственную обоснованность конечной цели революционного движения или показывает гуманное отношение к товарищам по борьбе и простым людям со стороны Ленина . Вместе с тем, отмечая действенность «демократической морали» в «эпоху либерального и прогрессивного капитализма», он в то же время показывает, как в условиях обострения классовой борьбы в новейшую эпоху она разрушается, и на смену ей приходит «мораль фашизма, с одной стороны, мораль пролетарской революции, с другой» . Между прочим, весьма актуальная мысль для нашего посткризисного времени, чреватого войнами, революционными протестами, этническими конфликтами и международным терроризмом.

Социологический, классовый подход Троцкого к общественным явлениям дает ключ к пониманию его теории перманентной революции и движущих сил Февральской и Октябрьской революций. Он же объясняет его понимание советского государства и его политики. Рассмотрим эти проблемы подробнее.

Прежде всего, напомним, что социальную революцию Троцкий вслед за Марксом и Энгельсом понимает как переход власти от одного класса к другому. Такое сущностное понимание революции позволяет установить ее отличие, например, от реформы и других социальных изменений, которые совершаются без изменения существующей социальной структуры общества, и, прежде всего, положения господствующего класса. В то же время эти абстрактные истины нуждаются, по Троцкому, в конкретном историческом наполнении, то есть в учете исторической специфики каждого класса, его отношения к другим классам, его развитости или неразвитости. Опираясь на эту диалектическую методологию, Троцкий создает свое учение о перманентной революции.

Вот наиболее общее ее определение: «Перманентная революция, в том смысле, какой Маркс дал этому понятию, значит революция, не мирящаяся ни с одной из форм классового господства, не останавливающаяся на демократическом этапе, переходящая к социалистическим мероприятиям и к войне против внешней реакции, революция, каждый последующий этап который заложен в предыдущем и которая может закончиться лишь с полной ликвидацией классового общества» . Троцкий вычленяет три аспекта перманентной революции: проблему перехода от демократической революции к социалистической; реализацию социалистической революции в рамках той или иной страны, в которой путем непрерывной борьбы перестраиваются общественные отношения, в результате чего «общество непрерывно линяет» ; наконец, международный аспект социалистической революции: социалистическая революция начинается на национальной почве и заканчивается на международной. «С этой точки зрения национальная революция не является самодовлеющим целым: она лишь звено интернациональной цепи. Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы» .

Отличительным признаком перманентной революции является новое понимание исторической роли буржуазии и рабочего класса в условиях ХХ века. Для Троцкого, который был непосредственным участником и руководителем Советов в революции 1905 года, стало ясно, что не буржуазия, а рабочий класс России будет гегемоном как буржуазно-демократической, так и социалистической революции. Именно он обеспечивает непрерывность, или перманентность, революции, которая начинается на национальной почве, а заканчивается на мировой. Вот что писал в 1919 году Троцкий в предисловии к брошюре «Итоги и перспективы революции», заключавшей в себе «наиболее полное изложение теории перманентной революции»: «Таким образом, завоевав власть, пролетариат не может ограничить себя буржуазной демократией. Он вынужден принять тактику перманентной революции, т. е. разрушить барьер между минимальной и максимальной программой социал-демократии, вводить все более и более радикальные социальные реформы и стремиться к прямой и непосредственной поддержке европейской революции»… «Разрушить барьер между минимальной и максимальной программой» это и есть формула перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Предпосылкой такого перерастания является завоевание власти пролетариатом, который, логикой своего положения, вынужден «вводить все более и более радикальные социальные реформы» .

В условиях монополистического капитала только пролетариат является до конца революционной и прогрессивной силой общества. Полемизируя с меньшевиками, считавшими, что в буржуазно-демократической революции гегемоном должна быть буржуазия, Троцкий доказывал, что подобная точка зрения может привести только к поражению данной революции, ибо перезревшая к началу ХХ столетия буржуазия перестала быть революционной силой. В решающий момент революции она предает революцию, идя на компромисс с реакционными силами: помещиками, монархией, духовенством. Именно это, по его мнению, и случилось в русской революции с Временным правительством, начавшим гонения против большевиков, а в китайской революции с Гоминданом, санкционировавшим кровавую резню коммунистов. Похожая ситуация возникла в Испании в середине 30-х гг. Главной ошибкой испанских революционеров Троцкий считал их наивную веру в прогрессивность своего буржуазно-демократического правительства и отказ от превращения демократической революции в социалистическую. Сугубо негативную, по существу предательскую роль здесь, конечно, сыграл Сталин, боявшийся победы социалистической революции в Испании и развязавший в этой связи репрессии против идейно близких к Троцкому испанских социалистов-интернационалистов из партии ПОУМ, пытавшихся осуществить социалистическую революцию по российскому образцу.

По мнению Троцкого, к аналогичным взглядам на революцию в апреле 1917 года приходит и Ленин, провозгласивший - неожиданно для многих старых большевиков - курс на социалистическую революцию и диктатуру пролетариата и выдвинувший лозунг полного недоверия Временному правительству. В то время основная масса большевиков, включая Сталина, и все меньшевики считали, что Временное правительство может выполнять прогрессивную функцию, «закрепляя» под давлением масс и Советов завоевания Февральской революции. Именно из этой среды в адрес Ленина были направлены обвинения в «троцкизме».

Данная проблема сегодня не менее актуальна, когда мы ставим вопрос о социальном субъекте, определяющем ход истории. Какой класс сегодня является демиургом истории? Почему мы не видим революционной активности со стороны рабочего класса? Правы ли те, кто утверждает, что ему есть, что терять в современных исторических условиях? Исчерпала ли свои прогрессивные функции буржуазия, учитывая то, что она сумела осуществить НТР и компьютерную революцию, не меняя рамки буржуазного строя? Заменила ли сегодня рабочий класс интеллигенция? Или некий «средний класс»? Если да, то почему не видна их революционная активность? Без ответа на эти вопросы невозможно понять настоящую и грядущую эпоху. В этой связи интересную мысль высказывал Троцкий, полемизируя с теми, кто считал, что на смену капитализму приходит не социализм, а «бюрократический коллективизм», «госкапитализм» или другие «измы», кто отдавал пальму первенства в истории не рабочему классу, а современной бюрократии, забывая о том, что последняя никогда не была и не может быть по определению классом в марксистском понимании.

Теория перманентной революции Троцкого во многом вытекает из его идеи комбинированного развития истории, когда отсталые страны могут в определенный период перегонять страны передовые. Именно такой страной в начале ХХ века стала Россия. Характеризуя эту идею, Троцкий писал в предисловии ко 2-му тому своей книги «История русской революции»: «Россия так поздно совершила свою буржуазную революцию, что оказалась вынужденной превратить ее в пролетарскую. Иначе сказать: Россия так отстала от других стран, что ей пришлось, по крайней мере, в известных областях, обогнать их» . Одной из таких областей была социальная сфера, связанная с появлением передового рабочего класса. По Троцкому, если руководствоваться идеей комбинированного развития, при высоком уровне развития производительных сил, например, может быть незрелым рабочий класс, и, наоборот, при низком экономическом уровне развития общества он может быть весьма зрелым и активным. В этом отношении, характерно его сравнение России и США: «Несмотря на то, что производительные силы индустрии Соединенных Штатов в десять раз выше, чем у нас, политическая роль русского пролетариата, его влияние на политику несравненно выше, чем роль и значение американского пролетариата» .

В этой связи вставал интересный вопрос о перспективах мировой революции, которой так хотел, но так и не дождался Троцкий. Каким будет соотношение СССР, вставшего после Октября на путь социалистического строительства, и развитых стран мирового капитала? Сумеет ли Советская страна в короткие сроки «перегнать» их экономически, учитывая ее определенную историческую отсталость? Будет ли новый расцвет «загнивающего» капиталистического мира? Если будет, то нужна ли переоценка современной эпохи как революционного перехода от капитализма к социализму и роли рабочего класса в ней? Над этими вопросами он непрерывно размышлял, и борясь в СССР со сталинской фракцией в РКП(б) в 20-е годы, и в изгнании в последний период своей жизни.

Отвечая на эти вопросы, в своей знаменитой книге «Преданная революция» он цитирует нелегально распространенный документ левой оппозиции в 1927 году, прогнозирующий возможное развитие СССР и мирового капитализма: «Если допустить возможность его (капитализма - Б.С.) нового расцвета, охватывающего десятки лет, тогда жалкой пошлостью будут речи о социализме в нашей отсталой стране; тогда надо будет сказать, что мы ошиблись в оценке всей эпохи, как эпохи капиталистического загнивания; тогда Советская республика оказалась бы вторым, после Коммуны, опытом диктатуры пролетариата, более широким и плодотворным, но только опытом… Имеются ли, однако, какие-либо серьезные основания для такой решительной переоценки всей нашей эпохи и смысла Октябрьской революции, как звена международной? Нет!… Завершая, в большей или меньшей степени, свой восстановительный период (после войны)… капиталистические страны восстанавливают, притом в несравненно более остром, чем до войны, виде, все свои старые противоречия, внутренние и международные. Это и есть основа пролетарской революции. То, что мы строим социализм, есть факт. Но не меньшим, а бóльшим фактом, поскольку целое вообще больше части, является подготовка европейской и мировой революции. Часть может победить только совместно с целым» .

Последние его ожидания мировой революции были связаны с последствиями начавшейся при его жизни второй мировой войны.

В этой связи Троцкий описывает два возможных сценария будущего общественного развития: пессимистический и оптимистический. Первый был связан с допущением осуществимости предсказаний его оппонентов из Социалистической рабочей партии США, то есть возможности прихода к власти мировой тоталитарной бюрократии. Он писал в этой связи: «Если бы вопреки всем вероятиям, в течение нынешней войны или непосредственно после нее Октябрьская революция не нашла своего продолжения ни в одной из передовых стран; если бы, наоборот, пролетариат оказался бы везде и всюду отброшен назад, - тогда мы несомненно должны были бы поставить вопрос о пересмотре нашей концепции нынешней эпохи и ее движущих сил. Вопрос шел бы при этом не о том, какой школьный ярлычок наклеить на СССР или на сталинскую шайку, а о том, как оценить мировую историческую перспективу ближайших десятилетий, если не столетий: вошли ли мы в эпоху социальной революции и социалистического общества или же в эпоху упадочного общества тоталитарной бюрократии?» . По мнению Троцкого, «если бы международный пролетариат в результате опыта всей нашей эпохи и нынешней войны оказался не способным стать хозяином общества, то это означало бы крушение всяких надежд на социалистическую революцию, ибо никаких других более благоприятных условий для нее нельзя ждать…» . Тем не менее, делает вывод Троцкий, «у марксистов нет ни малейшего права (если не считать «правом» разочарование и усталость) делать тот вывод, что пролетариат исчерпал свои революционные возможности и должен отказаться от претензий на господство в ближайшее время» . Таким образом, незадолго до смерти он оптимистически провозглашал: «Наш путь неизменен. Мы держим курс на международную революцию, и, тем самым, на возрождение СССР, как рабочего государства» .

И хотя после второй мировой войны социалистический лагерь вышел за пределы одной страны, социалистической революции в развитых странах так и не произошло. Отсюда встает фундаментальный вопрос: а может быть, мировая революция и не могла возникнуть в этих странах в связи с открывшимися новыми возможностями капитализма, преодолевшего в середине ХХ века свой кризис и успешно оседлавшего современную научно-техническую революцию? Может быть, материальной основой социализма следует считать не индустриальную, а постиндустриальную эпоху, о чем пишут многие современные ученые левой ориентации? Может быть, только современные производительные силы начинают на практике противоречить капиталистическим отношениям и тем самым создают реальные предпосылки для мировой революции и создания настоящего посткапиталистического общества, - то есть, может быть, только к ХХI веку возникает та необходимая материально-техническая база социализма, предпосылки которой закладывались в индустриальную эпоху девятнадцатого и двадцатого столетий?

Сегодня все чаще раздаются голоса, в том числе и на страницах левого журнала «Альтернативы», о том, что не индустриальная, а постиндустриальная эпоха показывает и доказывает историческую исчерпанность и устарелость капитализма, требуя подлинно социалистических отношений между людьми и народами. В этой связи есть основания думать, что и мировая социалистическая революция является не предпосылкой, а итогом становления глобального мира, формирующегося на основе новейших социальных, технологических и информационных революций, происходящих в каждой отдельной стране.

Законность этих предположений объясняется тем, что только в постиндустриальную эпоху производительные силы человечества приобретают поистине интернациональный и глобальный характер. Они сегодня на самом деле перешагивают границы национальных государств и целых цивилизаций. Лишь на рубеже XX - XXI вв. завоевания науки и появление нетрадиционных видов энергии делают реальным решение проблемы голода и нищеты на планете. Только теперь технический прогресс сделал возможной и необходимой замену тяжелого и нетворческого труда роботами и автоматами. Только теперь знания и творческий труд становятся достоянием все большего числа людей. Только теперь появилась реальная возможность, минуя рынок, каждому человеку связываться через Интернет с любым другим жителем планеты, свободно и быстро приобщаться к информации и достижениям мировой культуры, входить в связь с любыми политическими объединениями и общественными организациями.

Вместе с тем нельзя закрывать глаза и на противоположные процессы, определяющие в настоящее время жизнь миллионов людей. Так, нельзя игнорировать сохраняющиеся и обостряющиеся классовые противоречия между трудом и капиталом, ТНК и отдельными государствами, «золотым миллиардом» и остальным населением Земли, Севером и Югом, Западом и Востоком, богатством и роскошью одних и нищетой и голодом других. По данным ООН, сегодня 20% населения развитых стран потребляет 80% природных ресурсов; развитые страны являются монополистами научных достижений и новейших технологий, и в это же время более миллиарда человек живет на один доллар в день, и каждый шестой человек в мире - безработный. Не случайно на пороге ХХ и ХХI веков начало складываться поистине интернациональное движение анти- или альтерглобалистов, направленное против современной капиталистической формы глобализации, от которой страдают не только трудящиеся массы, но и целые страны и народы планеты. Современная глобализация несет человечеству не только прогресс. Это еще раз подтвердил глобальный кризис ХХI века, доказавший в который раз историческую исчерпанность мировой капиталистической системы. Его последствия до сих пор не преодолены. Они продолжают держать в напряжении весь мир, начиная с США и Европы с их хроническими финансовыми долгами и кончая арабскими странами, население которых говорит весомое «нет» своим коррумпированным режимам власти.

На наш взгляд, есть все основания утверждать, что альтернатива состоит в том, что возможно как осуществление идеалов великих просветителей и революционеров о свободной и счастливой жизни людей, так и порабощение большинства человечества Железной пятой сверхмощной капиталистической державы и ее сателлитов. Сегодня вполне реальны и прорыв человечества к высотам научного и социального прогресса, и его самоуничтожение в огне ядерной или иной катастрофы. Одним словом, человечество в ХХ I веке также стоит перед выбором: жизнь или смерть, прогресс или деградация, социализм или варварство.

Конечно, социальный прогресс не есть механическое следствие технического прогресса, а социальные революции не делаются по заказам идеологов, коммунистических или социалистических вождей. Тем не менее, как показывает опыт истории и функционирования первоначальных моделей социализма, окончательный успех революции всегда упирался в степень развития производительных сил общества, в решение главной проблемы человеческой предыстории: наделения всех людей куском хлеба и крыши над головой. Несмотря на успехи цивилизации, решение этой проблемы и сегодня является актуальным для большинства стран и народов мира.

В этой связи возникает один фундаментальный вопрос, который вводит нас в существо спора меньшевиков и большевиков начала ХХ века о степени зрелости и готовности той или иной страны - и человечества в целом - для социалистической революции и социализма. Этот вопрос можно сформулировать так: каков тот уровень развития производительных сил общества, который дает основания утверждать, что он достаточен для начала осуществления социалистических преобразований в обществе? Как известно, меньшевики (Плеханов, Мартов, Суханов) считали, что имеющиеся в России производительные силы не отвечают социалистическим требованиям. Большевики полагали, что для социалистических преобразований в России достаточно уже достигнутого в начале ХХ века уровня развития мировых производительных сил.

К сожалению, на данный вопрос нет однозначного ответа ни у классиков марксизма, ни у Троцкого. Касаясь его, все они называют разные сроки. Так Маркс и Энгельс связывали материальную подготовку социализма с уровнем развития производительных сил Англии конца ХIХ века. Ленин был уверен, что передовые страны Западной Европы и США достигли его в начале ХХ века. Троцкий вслед за Лениным также считал, что предпосылки социалистической революции в начале ХХ века, «если брать вопрос в европейском и мировом масштабе, уже имеются налицо» . Он, как и многие большевики, ожидал мировую революцию в развитых странах сразу после Октябрьской революции в России. Затем он связывал ее осуществление с исходом второй мировой войны. Вот что он, в частности, писал в 1939 году: «Распад капитализма достиг крайних пределов, как и распад старого господствующего класса. Дальше эта система существовать не может. Производительные силы должны быть организованы в плановом порядке. … Вторая мировая война началась. Она представляет собою несокрушимое подтверждение того, что общество не может дальше жить на основах капитализма» .

Как мы знаем, это предсказание Троцкого осуществилось лишь частично. Несмотря на образование после войны мировой социалистической системы, на революции в Китае, Вьетнаме, на Кубе, капиталистическая система продолжала существовать и развиваться. Мало того, ей удалось выиграть соревнование с такими странами «реального социализма», как Советский Союз и государства Восточной Европы, где на рубеже 90-х гг. произошла реставрация буржуазных отношений, со всеми вытекающими отсюда негативными социальными последствиями для трудящихся.

В этой связи сам собою напрашивается вопрос: почему в этих странах произошла реставрация капиталистических отношений? Были ли они материально готовы к созданию социализма? Не правы ли были в этом отношении меньшевики, считавшие преждевременными социалистические преобразования в России? Среди отечественных и зарубежных исследователей есть три характерных ответа на эти вопросы.

Одни, вслед за меньшевиками, считают реставрацию капиталистических отношений закономерным следствием объективной неготовности России к социализму: ее технологической и экономической отсталости. Вторые (как правило, последователи Троцкого) объясняют этот факт тем, что вообще невозможно построение социализма в отдельно взятой стране. Наконец, третьи (как правило, неосталинисты) считают реставрацию капитализма в России временной исторической случайностью, связанной с предательской ролью коммунистических вождей.

Мы придерживаемся иного мнения. С нашей точки зрения, социализм в отдельно взятой стране можно строить и построить только в том случае, если он технологически, экономически и политически окажется более передовым и производительным обществом, чем окружающая его капиталистическая среда. Мы видим главные причины крушения «реального социализма» в отходе правящих коммунистических партий от революционных традиций и идеалов Октябрьской революции, в ошибочной стратегии и тактике, в результате которых было допущено технологическое и экономическое отставание социалистического содружества от развитых стран капитализма, в обюрокрачивании и отрыве правящей политической элиты от интересов трудящихся, в ее неспособности осуществлять на деле широкую социалистическую демократию.

Анализируя советское общество в своей знаменитой работе «Преданная революция», Троцкий показывает, что оно не может стать подлинно социалистическим до тех пор, пока его производительные силы остаются неразвитыми, пока сохраняется взаимная конкуренция людей и классов за получение элементарных жизненных средств. Полемизируя со Сталиным и Радеком, утверждавшими, что переход к социализму не обязательно связан со «значительным» улучшением материального положения масс, Троцкий писал: ««Корнем» всякой общественной организации являются производительные силы … как раз советский корень еще недостаточно могуч для социалистического ствола и его кроны: человеческого благополучия» . В варварском обществе, по мнению Троцкого, конный и пеший составляли два класса. Автомобиль не меньше дифференцирует общество, чем лошадь под седлом. «Пока скромный «форд» остается привилегией меньшинства, налицо остаются все отношения и навыки, свойственные буржуазному обществу. А вместе с тем остается и сторож неравенства, государство» . И здесь трудно с ним спорить.

Рост бюрократизма этого общества он прямо связывает с желанием советской бюрократической касты получить и закрепить за собой определенные жизненные привилегии по отношению к другим слоям и классам общества. Он пишет: «…Чем беднее общество, вышедшее из революции,… тем более грубые формы должен принять бюрократизм; тем большей опасностью он может стать для социалистического развития» .

Применяя свою социологическую теорию к анализу советского общества, Троцкий называет два характерных признака, обуславливающих его социально-экономическую природу: это общественная или государственная собственность на основные средства производства (национализированная экономика) и плановое ведение хозяйства. В частности, именно эти признаки не дают смешивать внешне похожие тоталитарные режимы власти: сталинский и фашистский. По мнению Троцкого, фашистские режимы никогда не доходят до полного огосударствления собственности. Они будут лишь координировать отношения частной собственности в интересах тоталитарного государства, но никогда не пойдут на ликвидацию частнособственнических отношений, составляющих суть современного буржуазного общества. В этой связи Троцкий, полемизируя с левым теоретиком Бруно Рицци, создавшим теорию «бюрократического коллективизма», писал: «Ошибочным является утверждение Бруно, что фашистский «антикапитализм» способен дойти до экспроприации буржуазии. «Частичные» меры государственного вмешательства и национализации отличаются, на самом деле, от планового государственного хозяйства, как реформы отличаются от революции. Муссолини и Гитлер лишь «координируют» интересы собственников и «регулируют» капиталистическое хозяйство, притом преимущественно в военных целях. Иное дело - кремлевская олигархия: она имеет возможность руководить хозяйством, как единым целым, только благодаря тому, что рабочий класс России совершил величайший в истории переворот имущественных отношений. Этого различия нельзя упускать из виду» .

Видя принципиальные классовые различия двух тоталитарных режимов, Троцкий в тоже время отмечал их определенную историческую связь и похожесть, обусловленную замедлением мировой революции. Он писал: «…Подавление советской демократии всесильной бюрократией, как и разгром буржуазной демократии фашизмом, вызваны одной и той же причиной: промедлением мирового пролетариата в разрешении поставленной перед ним историей задачи .

Будущее существование СССР и социалистического строя он связывал с двумя важнейшими факторами: умением советской страны превзойти развитые капиталистические страны по производительности труда и более высокому уровню жизни рабочих и крестьян, с одной стороны, развитием демократии и ликвидацией сталинского бюрократического режима, с другой. В противоположном случае он прогнозировал перерождение советской власти и крушение Союза. «Чем дольше СССР остается в капиталистическом окружении», - писал Троцкий, - «тем глубже заходит процесс перерождения общественных тканей. Дальнейшая изолированность должна была бы неминуемо завершиться не национальным коммунизмом, а реставрацией капитализма.

Если буржуазия не может мирно врасти в социалистическую демократию, то и социалистическое государство не может мирно врасти в мировую капиталистическую систему» . По его мнению, чем больше Советский Союз продвинется вперед в росте своего хозяйства и уровня жизни трудящихся, «тем менее опасна для нас возможная интервенция дешевых цен, а следовательно и военная интервенция» .

Что касается сталинского тоталитарного режима, то он связывал его зарождение и существование с усталостью рабочего класса и с его своеобразной боязнью потерять в ходе устранения этого режима социалистические завоевания, рожденные Октябрьской революцией. Как показала история, в частности, противоречия перестройки, эта боязнь имела под собой определенные основания.

Двойственный характер советской бюрократии (с одной стороны, отстаивание своих привилегий, с другой - обслуживание интересов рабочего класса) делает ее хитрой, живучей и наглой. Троцкий писал: «Рабочие - реалисты. Нисколько не обманывая себя насчет правящей касты, по крайней мере, ближайших к ним низших ее ярусов, они видят в ней пока что сторожа некоторой части своих собственных завоеваний. Они неизбежно прогонят нечестного, наглого и ненадежного сторожа, как только увидят другую возможность: для этого нужно, чтобы на Западе или на Востоке открылся революционный просвет» .

После запрета, а затем и насильственной ликвидации левой оппозиции партия большевиков полностью потеряла свой традиционный контроль над бюрократией. Со временем, утратив свою революционность, она переродилась и сама подпала под бюрократический контроль партийного и государственного аппарата. Исходя из этого, Троцкий считал, что «разбюрократить бюрократию» и устранить порожденный ею тоталитарный режим власти можно будет только одним способом - путем политической революции. «Революция, которую бюрократия подготавливает против себя», -писал он, - не будет социальной, как Октябрьская революция 1917 г.: дело не идет на этот раз об изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственности другими… Низвержение бонапартистской касты будет, разумеется, иметь глубокие социальные последствия; но само по себе оно укладывается в рамки политического переворота» . Программа этого переворота предполагала устранение «бюрократического самовластия» и замену его «советской демократией», «восстановление права критики и действительной свободы выборов», «свободы советских партий, начиная с партии большевиков», «возрождение профессиональных союзов», «перенесение на хозяйство демократии», «радикальный пересмотр планов в интересах трудящихся», «свободное обсуждение хозяйственных проблем», «освобождение от оков» науки и искусства и т. д.

Эта программа во многом напоминает программу горбачевской перестройки, которая стала в 80-е годы ХХ века настоящей политической революцией против бюрократии и остатков сталинского тоталитаризма. Не случайно она провозгласила «возвращение к идеалам Октябрьской революции». Несмотря на свою историческую незавершенность, она доказала, что социализм с человеческим лицом в принципе не только возможен, но и вполне реален. В тоже время она показала, что провозглашенный и создаваемый ею гуманный и демократический социализм может устоять только в том случае, если вызвавшая его к жизни правящая партия опирается на поддержку широких трудящихся масс. Именно такую поддержку получили реформаторы в начале перестройки и потеряли ее в конце (здесь сказалась двойственная природа партийно-государственной бюрократии, результатом которой стали ошибки и нерешительность реформаторов в осуществлении стратегии партии). Как показали ход и конец перестройки, при утрате этой поддержки плодами политической антитоталитарной революции завладевают антисоциалистические силы, направляя общественное развитие в противоположную от социализма сторону. В итоге происходит не демократическое обновление социализма, а тривиальная реставрация капиталистических порядков со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями.

Троцкий с поразительной точностью предвидел и такую историческую возможность развития советского общества. Вот, в частности, что он писал по этому поводу: «Бюрократия не господствующий класс. Но дальнейшее развитие бюрократического режима может привести к возникновению нового господствующего класса: не органическим путем перерождения, а через контрреволюцию. Именно потому мы называем сталинский режим центристским, что он выполняет двойственную роль: сегодня, когда уже нет или еще нет марксистского руководства, он защищает своими методами пролетарскую диктатуру; но методы эти таковы, что облегчают завтрашнюю победу врага. Кто не понял этой двойственной роли сталинизма в СССР, тот не понял ничего» .

Как происходит в реальности такая контрреволюция, мы могли наблюдать в августе 1991 года во время путча и сразу после него. За три дня путча проявились все основные политические силы общества: сторонники перестройки, консерваторы и неолибералы, называвшие себя «радикальными демократами». Первые отстаивали линию на превращение государственного социализма в демократический, вторые - требовали возврата к доперестроечным временам, третьи выступали за переход от социализма к капитализму. В первый день путча доминировали консерваторы неосталинского толка. Они создали ГКЧП и изолировали президента страны в Форосе. На второй день против них выступили разнообразные демократические силы, включая сторонников перестройки и «радикальных демократов». Они вызвали из форосского плена Михаила Горбачева и арестовали инициаторов путча. В итоге, на волне массового сопротивления путчистам к власти пришли «радикальные демократы» во главе с Борисом Ельциным, оттеснив на политические задворки сторонников перестройки.

Таким образом, в результате активных действий двух противоположных политических сил - консерваторов и неолибералов общество было разорвано: сторонники перестройки оказались в изоляции - наступил конец перестройки как социально-исторического явления. Характерно, что представители консерваторов и неолибералов солидарно проголосовали в российском парламенте за ратификацию Беловежских соглашений, упразднивших СССР. Во время этого голосования политический разум явно ушел из страны, оставив место только для неразумения. Плачевные итоги этого мы переживаем до сих пор.

С исчезновением Союза и утверждением у власти в России неолибералов во главе с Борисом Ельциным начался новый виток истории, означавший ликвидацию социалистического выбора и реставрацию капиталистических отношений, принесших народу давно изжитые историей социальное неравенство, экономические бедствия и нищету. Эта новая парадигма истории является прямой противоположностью того, чего хотели и к чему стремились перестройщики. Попытки сблизить перестройку и постперестройку являются следствием либо невежества, либо сознательной идейной ангажированности.

Историческое значение перестройки и ее уроки пока полностью не осмыслены и не оценены. На многие вопросы пока нет однозначных ответов. Например, почему не реализовалась, по сути дела, первая в мире демократическая модель социализма, которую предлагали сторонники перестройки? Почему 70 лет спустя после Октябрьской революции смог произойти исторический откат к капитализму? Почему Горбачеву не удалось реализовать в целом прогрессивную стратегию перехода от тоталитаризма к демократии? Может быть, был прав Троцкий, считавший невозможным построение социализма в отдельно взятой стране? Эти и другие вопросы требуют сегодня глубоких научных ответов.

Есть мнение, что реставрация капитализма в 1991 году у нас произошла потому, что Октябрьская революция была преждевременным событием, ибо за короткий исторический промежуток времени 1861-1917 гг. не смогли сложиться весомые материальные предпосылки социализма. На наш взгляд, эта новейшая интерпретация известной точки зрения меньшевиков не выдерживает критики: революции не зависят от мнения или желания тех или иных политиков и идеологов. Но даже если допустить правильность этого довода, то за годы советской власти данные предпосылки были созданы, и страна в экономическом отношении вышла на второе место в мире. По моему мнению, реставрация капитализма у нас произошла потому, что СССР не сумел вовремя освоить результаты научно-технической революции и, как следствие, стал отставать от развитых стран Запада и по производительности труда, и по уровню жизни большинства, и по завоеваниям демократии. Что касается перестройки, то в ее ходе эта ключевая проблема явно недооценивалась. Был здесь и элемент самоуверенности руководства правящей партии, которая в течение длительного времени оставляла данную проблему «на потом». Оно, к сожалению, не понимало, что социализм в одной стране может существовать только как переходное общество, вынужденное постоянно одерживать победу и в технологическом, и в экономическом, и в политическом соревновании с миром капитала. Ленинский вопрос «кто кого?» остается актуальным до тех пор, пока сохраняется капиталистическое окружение страны, вставшей на путь строительства социализма.

Есть еще один момент - личностный, который нельзя сбрасывать со счетов, когда мы осмысливаем результаты перестройки. Я думаю, что за реализацию стратегии перестройки надо было бороться до конца и более решительными методами, чем это делал М. С. Горбачев. Особенно нельзя было спускать и прощать тех, кто распустил Союз. Не случайно Б. Ельцин после Беловежья боялся ареста: «знала кошка, чье мясо съела»! Здесь нужно было использовать самые решительные меры, вплоть до обращения к армии и народу. Основания для этих мер давал общесоюзный референдум. На мой взгляд, народ бы эти меры поддержал, и никакой гражданской войны не произошло бы.

Из сказанного выше следует очевидный вывод: за социализм необходимо бороться постоянно, используя все возможные силы и средства. В противном случае его поражение становится неизбежным. Вместе с тем, не следует впадать в отчаяние и забывать наследие двух не до конца оцененных исторических феноменов прошлого столетия: социалистических идей Троцкого и демократической практики перестройки. На наш взгляд, они доказали главное - социализм с человеческим лицом не только возможен, но и необходим людям труда.