Старообрядцы на Урале: явки, пароли и лица, история. Страшные тайны Урала

» сайт сайт находится на первом месте в Яндексе и на втором – в Гугле (кстати, тоже благодаря Максиму). Но это не главное – хотя и льстит – просто заметивший это журналист прислал нам ссылку на новую статью, которая выйдет в свет в крупной российской газете только завтра! Вот такой удивительный и удивляющий мир вокруг нас, особенно если делаешь дело от души и во славу Божию, а не пляшешь под чужую дудку… В конце статьи по традиции смотрите расширенную информацию по теме старообрядчества в Свердловской области.

“Новая жизнь Старой Веры”

Когда-то они прятались в тайге, избегали общения с властями, полагаясь только на себя, и отказывались от документов. Сегодня старообрядцы - полноправные члены общества. К ним прислушиваются чиновники, их охотно берут на работу и доверяют ответственные должности. Они открыты всему новому, при этом самое ценное - веру - хранят свято: строят храмы, создают общины. Только на Среднем Урале сейчас насчитывается несколько тысяч староверов…

БЫТЬ ХОРОШИМ - НЕ СЛОЖНО

Илья Устинов - такой же юноша, как и многие его сверстники: учится в школе, планирует поступать в вуз, вечерами любит прогуляться или поиграть на компьютере.

Правда, в отличие от друзей, которые могут и на дискотеку сходить, и ругнуться крепко, он следит за собой - за речью, манерой поведения. Илья - сын старообрядческого священника, протоиерея Иоанна, который уже четверть века служит в уральском селе Пристань. Здесь каждый второй - старообрядец не только по корням, но и по духу.

Юноша говорит, что у него даже мыслей не было скрывать своё вероисповедание от сверстников - зачем?- Одноклассники знают, что я старовер, реагируют адекватно, по поводу веры у нас шутить не принято, - рассказывает он, иногда отвлекаясь на переписку в соцсети. - Почти все мои друзья далеки от веры, но интересуются моими принципами - иногда меня учителя отпускают с уроков, если знают, что в церкви служба начинается и я должен отцу помогать, а одноклассники заходят поставить свечу и даже задерживаются до конца.

Молодой человек говорит, что старообрядец - это такой же современный человек, как и любой другой, только придерживается веры по-старому: крестится двумя перстами, строго соблюдает посты, молится по-старославянски, не курит, не ругается. А в глобальном смысле - свято хранит дух старины далёкой, самоотверженно трудится, отзывается на помощь другим.

Быть хорошим человеком в современных условиях не сложно, надо лишь делать всё по совести - это, я бы сказал, совмещение приятного с полезным, - говорит Илья.

НОВЫЙ ДЕНЬ МОЛИТВОЙ ВСТРЕТИТЬ

Георгий и Иулия Нестеровы - родители Степана, Устиньи, Прохора и Трофима - екатеринбуржцы. Правда, в городе времени проводят не так много, всё больше по командировкам. Они занимаются фольклором: изучают, сохраняют старорусское, в том числе казачье, пение, делая его если и не современным, то уж явно не забытым.

Их старший Степан - вполне современный парень: женился в 18 лет, воспитывает сына. Уверенно пошёл по стопам родителей и в вопросе веры, и в вопросе сферы деятельности. Он тоже занялся казачьей культурой и - косая сажень в плечах - продвинулся в своём интересе так далеко, что впору позавидовать. В прошлом году на форуме «Селигер» он Владимира Путина, сел с ним рядом и заявил о важности сохранения исконной русской культуры.

Старообрядец Степан Нестеров на форуме “Селигер”

В свободное время он с супругой Валентиной - тоже, конечно, фольклористом - и родителями организует для подрастающего поколения старообрядцев оздоровительные лагеря: сплавляются по рекам, знакомятся с природой, а утреннюю и вечернюю зорьки совместной молитвой встречают.

ТЮРЬМА И МУЗЕЙ

На такие встречи съезжаются молодые старообрядцы со всех уголков большого Урала - из Свердловской, Челябинской областей, Пермского края. Сегодня эти территории не просто возрождаются от духовной слепоты, они словно навёрстывают упущенное время. В свердловском селе Русская Тавра на границе с Башкирией, например, несмотря на малочисленную общину, храм возвели прямо в огороде, чтобы было где молиться. А вот в

Мефодий Тюкин-слева и Сергей Панов у строящегося храма РПСЦ в Невьянске

Невьянске - городе, где старообрядцев в позапрошлом веке было, наверное, больше, чем грибов в лесу в самый урожайный год, - построили большую кирпичную церковь. Здесь и раньше не было недостатка в верующих по-старому, а ныне и вовсе - тянутся сюда из окрестных городов и посёлков.

Во времена промышленников Демидовых здесь зарождалось уникальное, не имеющее аналогов в мировой истории направление иконописи - торжественное, яркое, одухотворённое. Сегодня наследие той эпохи более чем двухвековой давности сохранено не только в уральских старообрядческих храмах, но и у мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана, основателя музея «Невьянская икона» - кстати, единственного частного бесплатного музея в стране. И хотя староверы считают, что место иконы - в церкви, они любят водить в этот музей своих гостей. Это, конечно, далеко не единственное место, которым дорожат верующие в столице Урала. Одна тюрьма для старообрядцев, называемая Заречным тыном и созданная в конце XVIII века, чего стоит! Здесь в первые десятилетия после основания Екатеринбурга уничтожили десятки, если не сотни верующих. Правда, сейчас на этом месте, на берегу реки Исеть, городской стадион «Динамо», но староверы чтят свою историю, даже если её пытаются спрятать под объектами инфраструктуры.

«ЗАБИРАЙТЕ, ВЛАДЫКО, ЗДАНИЕ»

Вот, к примеру, здание противотуберкулёзного диспансера - здесь же, в центре города. В дореволюционное время это была церковь, построенная купцом-старовером Алексеем Баландиным, близким другом тогдашнего бургомистра Якима Рязанова.

Бывшая старообрядческая церковь, тубдиспансер

В 1930-х годах помещение национализировали и разместили здесь медучреждение. Это его пообещал передать местной общине Русской Православной Старообрядческой Церкви нынешний губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев , митрополитом Корнилием в июле 2013 года.

- Я сам из старообрядцев, - признался губернатор и добавил, дескать, «забирайте, владыко, здание»…

Александр Смоквин

Пообещать-то пообещал, да выполнить по закону оказалось не так-то просто, а тут ещё отдельные чиновники стали выражать желание продать эту выгодную землю в центре мегаполиса одному из застройщиков. Все лето 2014 года старообрядцы молились около диспансера и, кажется, вымолили себе его: в эти дни правительство региона готовит документ о передаче старинного здания общине верующих, тем более что для медиков построен комплекс зданий за чертой города.

Прихожанин Александр Смоквин знает об этом здании немало, как, впрочем, и о многих других усадьбах и памятных для уральского старообрядчества местах. Когда-то Сан Саныч, как его называют сегодня многие верующие, стоял у истоков возрождения екатеринбургской старообрядческой общины - было это в начале 90-х годов прошлого века. Немало пришлось переступать ему и его сподвижникам властных порогов, чтобы после десятилетий бездуховности в стране отстоять право Старой Веры на новую жизнь. В ход пришлось пускать «тяжёлую артиллерию»: напоминали властям, что история Урала была бы совсем другой, если бы не старообрядцы, показывали документы, настаивали, рассказывали то, о чём многие чиновники и не знали. И добились своего!

Молебен старообрядцев у бывшей церкви – противотуберкулезного диспансера

В церковные праздники и по воскресеньям у храма РПСЦ во имя Рождества Христова паркуются десятки автомобилей - это староверы съезжаются на службу. Приветствуют друг друга поклоном в пояс, неизменно окая: «Доброго здоровья!»

«ЛИКВИДАТОР»

Разностороннюю развитость старообрядцев и их уважение к истории подтверждает Мефодий Тюкин . Он - «ликвидатор», как называли тех, кто устранял последствия Чернобыльской катастрофы. В прошлом подполковник, а ныне - активист невьянской общины РПСЦ. Человек-энциклопедия - отзываются о нём верующие. И то верно: Мефодий расскажет об истории появления скитов староверов в уральской глуши, поведает о том, где лучше собирать грибы и в какую погоду рыбачить, почему старообрядцев «кержаками» называли, и каково пришлось бежавшим в уральскую глушь ревнителям дораскольной веры в первые годы пребывания здесь.

Мефодий Константинович Тюкин

Он - «свой» и для городских старообрядцев, и для деревенских. Мало того, что говорит с ними на том великом и могучем языке, который теперь вряд ли услышишь в искусственно-вентилируемых офисах или в общественном транспорте. Суть старообрядчества - «требуй от себя больше всех, считай себя хуже всех» - он впитал с молоком матери. И сегодня признаётся, что отдаёт долг предкам, безостановочно трудясь на благо церкви.

Его друг и, как недавно выяснилось, родственник в одном из дальних поколений, Сергей Панов - фигура не менее интересная. Родился в городке с глагольным названием Реж. Строгий и мудрый дед-старовер прививал внуку всё самое лучшее из прекрасной старины далёкой, потом Сергей учился в Невьянске и переехал… в Новосибирск. Там сделал себе завидную карьеру, и однажды понял: не в имуществе и должностях счастье! Оставив хорошую работу и жизнь в достатке, он вернулся на родину, в маленький, захолустный свердловский городок. Здесь всё напоминало о поступи советской власти: старообрядцев, когда-то основавших город, напрочь забыли. Их кладбище на берегу пруда уничтожили, но сделали это топорно, и в начале нового тысячелетия, когда водоём обмелел, надгробия стали показываться на поверхности.

Разве можно было на это равнодушно смотреть? - рассуждает Сергей Борисович, с которым мы стоим на берегу того самого пруда.

Правда, за четыре года своей жизни на родном Урале он уже в буквальном смысле повлиял на облик города: добился в мэрии разрешения расчистить территорию, объединил вокруг себя других потомков старообрядцев, которые словно только и ждали такого вот инициативного человека. Теперь режевское кладбище - освящено и облагорожено, поставлен крест, а люди думают о возведении здесь или часовенки, или даже небольшой церкви. В этом году старовер Сергей Панов стал членом Общественной палаты Режа - должность, хотя и мало что решающая, но официальная и статусная. Есть возможность следить за делами муниципалитета по чести и совести. А такой подход любому городу пригодится!

СОЛДАТ, МЕБЕЛЬЩИК, СВЯЩЕННИК…

Молодой священник Михаил Лоскутов

Панихиду по умершим на месте кладбища в Реже совершал молодой священник Михаил Лоскутов . Он всего несколько лет служит в небольшом уральском поселке Баранчинский, а ещё недавно был простым сборщиком мебели в родном городе Миасс под Челябинском.

О том, что стану священником, я вообще не думал никогда, - рассказывает он во время нашей встречи - отец Михаил ехал на родину по делам и согласился заехать в Екатеринбург, чтобы поведать о себе.

Говорит, после автотехникума срочную службу проходил в ракетных войсках в Тюмени, столкнулся с дедовщиной. Благо, комплекция помогала: пару раз пришлось объяснять старослужащим, что он служить пришёл, а не прислуживать. Когда сам «дедом» стал, старался быть примером для других: «салажат» не гонял, требовал лишь соблюдать устав и приказы. А вернувшись домой, устроился дизайнером мебели. Навёрстывая упущенное в армии, стал в храм часто ходить и в епархиальных мероприятиях участвовать. Во время одного из крестных ходов к мощам почитаемых среди староверов иноков Константина и Аркадия Шамарских познакомился с девушкой. Юлия, конечно, не думала, что однажды станет матушкой - женой священника.

Но, как говорят верующие, «на всё воля Божия». Сегодня у отца Михаила и Юлии пятеро детей, а духовных чад у отца Михаила - человек двести. Он к ним прислушивается, у стариков - мудрость черпает, а они его как пастыря своего почитают и поддерживают.

Старообрядческое духовенство в селе Пристань, май2014

Старообрядцы в Свердловской области сегодня - это большая общность людей: у них здесь пять действующих храмов, пять - строящихся, а количество общин и того больше. И вряд ли кто-то скажет, что Старая Вера умирает. Молодёжи в их общинах - едва ли не больше, чем стариков. Все честно трудятся, есть среди уральских старообрядцев .

Сохраняя память о предках, они издают свои книги, есть , разве что телеканала и радиостанции нет. Зато связи между общинами отлажены так, что на помощь друг другу здесь приходят по одному звонку или смс - да-да, айфоны и ноутбуки для современных верующих такая же неотъемлемая часть жизни, как и для всех остальных в стране. Кроме коренных старообрядцев, в храмы сегодня приходят и те, кто, разобравшись в истории, нашёл Старую Веру - истинной.

Протоиерей Иоанн Устинов служит на Пристани уже 25 лет

Только сами староверы себя никому не противопоставляют. Если надо - идут на диалог с властью, выражают свою позицию в интервью и всегда подчёркивают, что хранят в чистоте ту веру, которая была принята князем Владимиром в 988 году.

У креста на староверском кладбище в городе Реж

Алексей Корюков (1941) - родился в селе Быньги Невьянского района Свердловской области в большой старообрядческой семье. Окончил Быньговскую семилетнюю школу, Невьянское ремесленное училище, работал монтажником-высотником, матросом Мурманского буксиро-транспортного флота, горным пробщиком на Быньговской шахте. Закончил Свердловский юридический институт, после окончания которого служил в органах юстиции, в судебных органах на Южном Урале и в Екатеринбурге. Стихи, очерки и рассказы публиковал в газетах, журналах и коллективных сборниках.

Два очерка о старообрядцах

Кержаки - кто они?

Довольно часто - в дореволюционное время и в годы советской власти, и в наши дни - их изображали неистовыми, замкнутыми аскетами с взглядом исподлобья, с аршинной бородищей, которые во имя своей веры могут дойти до безумства и жестокости, даже до убийства своих близких. А как они пытают своих единоверцев или иноверцев! Ну чисто злодеи с садистскими наклонностями. И такие уж они фанатики и отупевшие от молитв типы, что не знают в своей жизни ничего: ни игр, ни развлечений, ни любви, ни творчества, лишь знают с утра до вечера поклоны бить да о своей старой вере спорить.

Следует заметить, что у старообрядцев не принято вступать в спор о вере, особенно с еретиками, ибо спор - есть грех. В таких случаях они просто замолкают и уходят.

На Урале их называют по-разному: кержаками, раскольниками, староверами, старообрядцами. Думаю, что самое правильное - староверы, так как мы - православные христиане старой веры, не пожелавшие принять церковную реформу середины семнадцатого века, проведенную патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем Романовым.

Я тоже родился в старообрядческой семье, в большом уральском селе Быньги, что в шести километрах от Невьянска. Родился в 1941 году, когда почти половину населения составляли кержаки, как нас называли православные, как бы дразня, но мы на это не обижались, а наоборот, даже гордились своей верой, почитая себя истинными христианами.

Родни у нас было более ста человек, не считая самую дальнюю и сватов- иноверцев, так как мои старшие три сестры вышли замуж за православных. Это были фамилии: в Быньгах - Корюковы, Коробейщиковы, Хохловы, Казанцевы, Сапожниковы, в Невьянске - Кирьяновы, в Верхних Таволгах - Матвеевы, в с. Южаково - Южаковы. В основном это была родня по отцовской линии, но были родственники и по матери. Мой отец Савва Ефимович и мать Агафья Федоровна носили до свадьбы одну фамилию - Корюковы, которая довольно часто встречается на Урале, в Сибири и в Поволжье.

Недавно мы с женой Светланой Сергеевной организовали в интернете на сайте “ОДНОКЛАССНИКИ” группу однофамильцев. За несколько дней нам откликнулось 285 человек, и не только с Урала, но и с Севера, с Востока, из Сибири и даже из других стран СНГ. Но интересно, что предки многих были все-таки с Урала, Поволжья и с Севера. Думаю, что большинство из них были старообрядцами.

Были у нас в родне своеобразные, интересные личности. Часто вспоминаю старшего брата матери, дядю Лифантия Федоровича. Он жил бобылем в своем родительском кирпичном доме на берегу реки Нейвы, недалеко от кладбища. Их семья в старые годы, до революции, была зажиточной по тем временам, они имели маслобойную фабрику. Конечно, фабрика - это слишком крепко сказано, скорее, это было небольшое строение, похожее на баню, где давили конопляное и льняное растительное масло. Но что поделаешь - фабриками у нас называли в то время и столярные, и сапожные мастерские, и гончарные, и пимокатные домашние помещения, где в свободное время производили ту или иную продукцию. Народ не любил сидеть без дела, когда на огороде и в поле заканчивались сезонные работы.

Дядя после смерти родителей забросил это производство, так как, вернувшись с Первой мировой войны, не женился и жил один, бобылем. Девушку, которую любил, выдали замуж, и он дал себе обет безбрачия. Были, да и теперь есть такие упорные однолюбы. А был он очень упорный старик, очень серьезно относился к своей вере и не очень серьезно - к своей жизни. Он не признавал достижения науки - радио, телефон, а позднее телевизор и кино, считал их бесовскими штучками.

Это дьявол говорит и показывает себя, так он нестойких заманивает в свой ад! Ты, Сейко (он почему-то так звал меня, видимо, от слова Алексейко), не ходи в кино, не поддавайся на эти бесовские штуки, своим умом живи! Ты парнишка баскинький, не дурак, память у тебя хорошая, читай больше и думай о жизни, может, чего и добьешься. Вон твой отец нигде не учился, так научил его один еврей немного читать и считать, а остальное Савва сам дошел своим умом, жил да книжки почитывал. В армии дослужился до старшего унтер-офицера, а здесь до председателя колхоза. А все потому, что книжки читал!

Не все дети старообрядцев были тихонями и послушными детьми в школе и на улице. В начальных классах я не отличался хорошей дисциплиной и послушанием, и часто моя учительница Клавдия Дмитриевна ставила мне за поведение тройки. Узнав об этом, мой старший брат Авдей, вернувшийся после войны с флота, решил меня приструнить, заявив, что, мол, с такими отметками лучше не приходи домой. Я целый день старался вести себя смирно, но на последнем уроке сорвался и получил за поведение двойку в дневник. Как на грех, это было 30 марта, мой день ангела. Помня слова брата, я не пошел домой, а направился к дяде Лифантию.

Старик, услышав мою историю, озабоченно посмотрел на меня и, почесав свою седую бороду, махнул рукой.

Он словно был рад моему приходу, видно, скучно было старику одному в большом кирпичном доме. Он надел чистую русскую рубаху-косоворотку, кожаные сапоги, смазанные после зимы ароматным дегтем, овчинный полушубок и свою поношенную фетровую шапку, после чего мы отправились с ним в сельпо, где дядя купил мне гостинец - кулек конфет “подушечка” и печенье, все-таки именинник пришел к нему в гости.

Вечером мы с ним поужинали, и он опять начал сказывать о своих сражениях.

Пушки-то у нас были огромные, тощий солдат залезет в ствол, мы вчетвером таскали снаряды на носилках, как ухнет - земля трясется. А охраняли нас уральские казаки. Однажды напали ночью австрийцы, а часовой наш, молодой казак, выстрелил из винтовки, затем выхватил шашку и давай крутить вокруг себя, так никого и не подпустил, пока его товарищи не выручили… А однажды как шарахнуло по ним снарядом, дак только руки и ноги по воздуху летели… Да, греховное это дело - война! - грустно закончил он.

И он задумался, как бы погрузившись в прошлое, словно сейчас ничего для него не существовало.

Дядя, а ты кого-нибудь убил на войне?

Старик вышел из своего оцепенения, строго посмотрел на меня.

А кто знает, куда наши снаряды летели, может, и в людей! Давай спать!

Наиболее грамотная в нашей родне по вопросам веры была у нас тетка Анна Коробейщикова, самая старшая после смерти моего отца, который скончался в 1946 году. Невысокая, расторопная и мудрая своим природным разумом, говорила она не торопясь, тихо, но без запинки, ласково смотря на меня своими чистыми добрыми глазами.

Мы все, почитатели истинной Христовой веры, пришлые в этих краях, здесь же раньше язычники дикие проживали. После Никоновой реформы это случилось. Мы оброшные, с реки Керженца, где наши прадеды дали клятву не изменять своей вере, поэтому и зовут нас кержаками, как бы дразнят так, а мы гордимся этим прозванием. Молимся же двуперстным крестом, в часовнях или дома, без священников, вот так, - и она старательно складывала мои детские пальчики в двуперстие и учила, как правильно креститься и делать земные поклоны “по-писаному”. - А те, кто ходит в церковь, те православные никониане, крестятся трехперстием, “щепотью”, не так, как мы. У них попы ведут молитву, а у нас - батюшка, выбранный от всей общины. Мы много претерпели и от разных властей, и от церкви, от тех старых времен до теперешних…

Добрая моя малограмотная тетя Анна не ошиблась. Уже в наше время библиотекарь нашего села Татьяна Андреевна дала мне копию Пермской летописи за 1889 год, где в разделе “Староверы в Быньгах” подтверждено, что они переселились в эти места после пуска Быньговского завода в 1718 году из Невьянска и из Нижегородской губернии, то есть где и протекает знаменитая речка Керженец. “Благо староверов в здешнем краю было уже много, значит, дорога была протоптана, а в непроходимых лесах можно было обзаводиться и скитами. В Быньги староверы переселились из Нижегородской губернии, а доказательством может служить то, что в Быньгах есть фамилия Мягковых. Такая же есть и в селе Городце Нижегородской губернии. Говорят, что она получила название от речки Мегчечицы. В запрудной части завода на берегу пруда, в огороде Мягкова, староверы построили часовню, основание ее относят к 1775 году”.

Другая часовня была построена в 1795 году на огороде Пузанова. “В 1847 году 8 июля Пузановская часовня была передана по Высочайшему повелению Быньговскому единоверческому обществу, и единоверцы вместо часовни, уже ветхой, решились построить церковь” (Шишонко В.Н. Пермская летопись, Пятый период, часть 3. Пермь. Типография Земской Управы, 1889 год).

Еще был в нашем селе один интересный старик-кержак, Макар Екимович Пузанов. Может, потомок того кержака, на огороде которого была построена часовня. Он жил за рекой, один, в большом доме. Его старший брат пропал без вести в Первую мировую, но Макар всегда надеялся, что он когда-нибудь вернется живым. Макар с детства был очень набожным человеком, неоднократно посещал в подростковом возрасте святые могилы на Веселых горах, знал мою мать, так как они жили недалеко, в одном краю села. Макар был хорошим мастером по металлу, знал и кузнечное дело, и слесарное, мог отремонтировать любую сложную технику, даже заграничные швейные машинки и сепараторы. В довоенные годы он преподавал в школе труд, учил моих старших братьев. А когда закрыли часовню, он, видимо, обиделся на власть и стал жить несколько своеобразно, не так, как другие. Зимой спал в печи, экономил дрова, картошку копал, когда уже снег пролетал, на выборы в местные органы власти приходил за пять минут до закрытия участка, налоги не платил. “Зачем мне ваши дороги и мосты!? - говорил он уполномоченным. - Если мне надо сходить в Таволги к сестре, то я Ольховочкой (речушкой) пройду!”

Одним словом, махнули на него рукой, мол, “дуракам закон не писан!” Так и жил он на случайные заработки, кому пилу наточит, кому сепаратор починит, деньги не просил и цену не назначал, по принципу - кто сколько даст.

Однажды студентом я принес ему в починку свою старую бельгийскую двухстволку. Макар долго разглядывал ружье своим острым, вдумчивым взглядом, очки он и в старости не носил, затем переломил его, заглянул в стволы, пошатал в замке, щелкнул курками, почесал свою черную с проседью всклоченную бороду и сказал: “ Сделаем, ничего тут страшного!”

Аккуратно зажав стволы в тиски с медными нагубниками, он взял деревянную выколотку из березового полешка и несколько раз ударил кувалдочкой куда следует. Затем снова собрал ружье, попробовал пошатать - люфта не стало. Так же быстро он намотал пружинку для бойка, вставил, подтянул все винты самодельной замысловатой отверткой, и все - ружье было готово.

Я заплатил ему пятерку, достал бутылку водки, кусок пирога с рыбой, испеченный матерью, и мы хорошо посидели с ним в его натопленной кухне, в остальных комнатах было довольно холодно. Оказалось, что человек он довольно информированный, хотя у него в доме не было ни телевизора, ни радио. Мы говорили с ним на разные темы: от крымских войн до настоящего времени. Говорили и о Боге и нашей вере.

Старообрядцы - самые праведные люди! Сколько претерпели за свою веру, но не предали ее, не озлобились!

А где вы учились металлическому делу? - спросил я, когда он показал мне свои аккуратно разложенные инструменты.

А все от отца, от брата, от других добрых людей. Многое и сам постиг, своим опытом, когда работал в школьной мастерской и в колхозной кузнице.

Я понял, что это совсем не тот чудак, за которого его принимали люди, а мудрый, искусный мастер, который многое постиг в своей непростой жизни. Когда спросил его, почему он никого не учит сейчас своему мастерству и не передает накопленные знания, он грустно усмехнулся и как-то уклончиво и торопливо ответил:

Меня выбросили, как собаку, под забор, лишили веры. Жизнь не получилась, так что живу - как и не живу вовсе. Все жду, может, брат с Германской вернется. Этот дом его по наследству, а не мой, я только его содержу и охраняю.

/…/ У нас в селе было две кирпичных церкви и две деревянных часовни. Храм во имя Святого Николая Чудотворца был построен уже после Демидовых, Саввой Яковлевым, который купил у Демидовых Невьянские заводы, в том числе и Быньговский. Этот храм называют в народе “Белой церковью”, в ней молятся православные. Другая единоверческая церковь, во имя Казанской иконы Божией Матери, каменная, называемая в народе “Красная Церковь”. Две часовни были старообрядческие, часовенного толка, в них молились не только старообрядцы из нашего села, но приезжали на молитвы, особенно в праздники, кержаки из других сел и городов.

В тридцатые годы все церкви и часовни были закрыты. С церквей были сняты колокола, Красную церковь отдали колхозу под склад зерна. Но старообрядцы, привыкшие к гонениям, продолжали молиться по домам, где крестили детей, брачили молодоженов, отпевали и поминали умерших.

Вот как рассказала моя старшая сестра Татьяна (моя крестная мать) о моем крещении. Я был в семье последним, одиннадцатым ребенком, и все мои старшие братья и сестры с удовольствием принимали в этом участие. “Тебя крестил дедушко в своей избушке в Легушанке, на берегу Нейвы, в Алексеев день. Он был очень старый, с огромной седой бородой, я уж и имя его забыла. Он дал мне ведро и попросил принести воды из реки. Я зачерпнула в проруби воду и принесла в избушку. Там уже собрались все наши. Дед немного подогрел воду на плите, вылил ее в купель, а затем прочитал молитву и окунул тебя три раза с погружением. Иван (мой старший брат. - А.К.) стал твоим крестным отцом, а я матерью крестной”.

Примерно так крестили в те годы моих сверстников из кержацких семей. Все мои братья и сестры, друзья-товарищи по школе и улице были окрещены. Православные тоже крестили детей в Белой церкви, она действовала “втихую” все эти годы богоборчества. Затем в годы войны, с целью объединения народа и власти, все храмы по указу И. Сталина были открыты, и в них стали молиться, кроме Красной церкви и часовни посреди села, которую еще до войны стали перестраивать в клуб. Старообрядцы стали посещать другую часовню, за прудом. Я вспоминаю, что примерно до пятого класса в Пасху и Рождество регулярно посещал с матерью эту часовню, где встречал немало своих одноклассников и одноклассниц. Но затем, в старших классах, после вступления в пионеры, а потом в комсомол многие перестали посещать храм и постепенно отходили от постов и молитв.

Посты в нашей семье, как говорила мать, раньше соблюдали строго, особенно до войны, а в войну и после, в голодные годы, строго постовала лишь одна мать, что делать - есть всегда хотелось. Так что не приходилось разбираться, ели и постное, и скоромное. Мы состояли в колхозной семье, имели приусадебный участок 25 соток. Единоличники, то есть рабочие и служащие завода, промартели, школы, больницы и совхоза получали участок в 15 соток. Многие, и мы в том числе, имели свой скот: корову, бычка, овец, коз и птицу. В селе было четыре больших табуна, не считая совхозных и колхозных. И хотя платили налог за каждую голову, что-то оставалось и себе. Кроме того, в колхозе было организовано общее питание работающих колхозников, кормили и детей в многодетных семьях. Одним словом, выживали, с голоду в колхозе никто не умер, хотя на заводе в Невьянске, говорят, такие случаи были.

На зиму мы заготавливали много солений: капусту, грибы, огурцы, помидоры, сушили ягоды, черемуху. Мать постоянно делала хороший свекольный квас, паренки из мелкой моркови, сладкие, как фрукты, тушила в печи репу, которая тоже становилась сладкой, как дыня, делала кулагу, о которой сейчас забыли даже гурманы, запекала завариху. В посты стряпали пельмени с капустой, с редькой или картошкой, пекли лепешки и оладьи. Мы, дети, любили зимними вечерами запекать картошку на чугунной плите камина. Нарежешь пластами, посолишь немного и на плиту. Подпечется с одной стороны, перевернешь на другую сторону. Вкусно! На плите поджаривали горох. Насыплешь в сковороду, поставишь на плиту и ждешь, когда начнет щелкать, значит готово. Ешь за милую душу! Так и выживали, и что хочется заметить, толстяков и толстушек в те годы практически не было. Очень много работали и дети, и взрослые.

Еще одна интересная деталь из жизни старообрядцев, на которой писатели и киношники обязательно заостряют внимание, это борода, словно ее носили только староверы и она чуть ли не заменяла им паспорт и визитную карточку. Попытаюсь развеять это заблуждение.

Начну с физиологии. Известно, что не у всех мужчин на земле, даже у славян, растут бороды, ну просто не желают расти, и ничем не поможешь. Хоть плачь! Носить же под подбородком козий хвостик не каждому хочется. Так что это ошибочное мнение, а точнее, литературный штамп, что если кержак, то и борода у него как лопата, точь-в-точь как у Льва Николаевича.

До Петра Первого на Руси бороды или бороденки носили все сословия - от крестьян до бояр, не только староверы. Время от времени подправляли их, кто ножом, а кто и топором, у кого ножниц не было, и придавали им довольно опрятный вид. Но приехал наш молодой царь на Запад, увидел бритые подбородки и воспылал желанием сделать русских мужиков похожими на европейцев. Вернулся на родину, издал указ: всем сословиям, кроме священнослужителей, бороды брить! Он еще внес много новшеств - одеваться по-европейски, особенно дворянам и военным, курить табак и пить заморские вина и водку, а не мед и брагу. Вроде бы и неплохо с точки зрения наших современников, но тогдашние мужики не захотели менять свой лик, вспыхнуло недовольство. И снова усиление репрессий, и не только в отношении староверов, но всех непокорных, им насильно резали бороды, отрезали длинные рукава и полы длинных русских шуб.

Но, поняв, что силою со всеми не сладить, Петр приказал обложить всех бородатых дополнительным налогом. Так что не бригадмильцы пятидесятых-шестидесятых первыми стали бороться со стилягами, вспарывать им узкие брюки и узкие юбки, стричь высокие завитые “коки” на голове, первым борцом был сам Петр Великий. Сейчас и говорить об этом сложно, бороды опять вошли в моду и у молодых, и у старых, у верующих и атеистов, так что не отличишь старообрядца от иноверца. Как-то разговорился со старым кержаком из Верх-Нейвинска, у которого была шикарная борода, густая, белая, ухоженная, как у Деда Мороза. Узнав, что я тоже из кержаков, удивленно спросил:

А почему же бороду не носишь? Господь создал людей по своему подобию, и нельзя ни на один волос менять этот образ нашего Господа Бога.

Я стал оправдываться, что, мол, отец еще при царе служил в кавалерии старшим унтер-офицером, носил усы, а бороду брил, вот с его образа, запечатленного на старинной фотографии, и ношу лишь усы. А в святом Евангелии, которое перечитал много раз, нигде не нашел запрета на бритье бороды. Ну а если следовать завету, что нельзя менять свой облик ни на волосок, то выходит, что вообще нельзя ни брить, ни стричь волосы и на голове, и на лице. Так поступают некоторые ортодоксальные индийские йоги, которые вообще не стригут волос и они отрастают у них на несколько метров, что явно не очень удобно для жизни и труда. Так что мода и вера не могут быть зависимы друг от друга. А носить бороду или стричь ее - дело добровольное.

Старик выслушал меня с интересом, но с моими доводами, чувствую, не согласился.

У старообрядцев сложилась своя мода, свои фасоны одежды. Одежда, которую они носят на работе и в обычной жизни, мало чем отличается от старинной, а у молодежи - от современной европейской одежды. Те же брюки, рубашки, пиджаки, пальто или шубы. А вот на молитву они одеваются по-особому, не так, как православные. Женщины надевали черные косоклинники, белые рубашки или кофты, головы покрывали темными платками. Мужчины надевали на молитву темные брюки, однотонные русские рубашки, а поверх - черные длинные кафтаны. Сейчас все меняется, уже разучились кроить и шить такую одежду, но все же те, кто не имеют ее, стараются одеваться на молитву по-старому, в черные одежды. А в повседневной жизни и женщины, и мужчины ходят как все.

У старообрядцев на Урале и в Сибири сложилась за столетия и своя деревенская усадебная культура. Кержацкие семьи, как правило, были в годы моего детства довольно многочисленные, так как аборты и прерывания беременности считались великим грехом. Жизнь в труде и духовной благости исключала пьянство, употребление табака и наркотиков, очень презирались и всячески осуждались сквернословие, воровство, скопидомство, поощрялись же честность, бережливость, трудолюбие, поэтому в основном все жили довольно справно, даже и в наше нелегкое время. Все это отразилось и на строительстве усадеб.

Старообрядцы рубили просторные, высокие, зачастую пятистенные избы, простые по убранству, но светлые, с множеством окон, которые на ночь запирались ставнями и железными “баутами”. Во дворе, на главной средней верее ворот, прибита иконка или медный крест, конечно же, восьмиконечный староверческий, а не латинский и не мальтийский, чтобы входящие и исходящие могли положить три поклона. Проход с улицы шел через крытый двор, внутреннее крыльцо, сени и в прихожую. В ней, сразу у порога, вешалки для одежды и полочки для головных уборов и рукавиц. У некоторых над головой широкие полати из толстых строганых досок, где спят двое или трое детей или подростков. Слева большая русская печь с камином, на которую забирались по деревянному приступку. Печи делались с широкими лежанками. Например, на нашу печь в морозные зимние дни забиралось до пяти человек взрослых и детей. Там на горячих кирпичах, широких, старинных, отшлифованных человеческими телами, лечили простуду, радикулиты, читали вслух книжки, дети играли. Когда за окнами воет вьюга, на печи рай и для взрослых, и для детей.

Между печью и задней стеной - неширокий проход к умывальнику. Когда в морозы телилась корова или ягнилась ярка или коза, малышей заносили в этот проход, чтобы они не простыли в стае, и закрывали проход приступком, чтобы они не скакали по комнатам, а когда они обсыхали, их уносили обратно к матери.

Дальше, от печи к окну, отгораживалась заборкой кухня, где стоял стол для стряпни, шкаф для посуды, а в углу у печи закуток для ухватов, кочерги, помела и веника. В углу кухни, у окна - маленькая полочка, на которой небольшая иконка Николая Угодника. Наискось от печи, в правой стороне, красный угол, где тоже небольшая божница на несколько икон, на которые обычно крестились все, и свои, и приходящие верующие люди: гости, соседи, просто зашедшие посторонние или прохожие. В этом же углу стоит большой обеденный стол, за которым обычно садилась есть вся наша семья. У передней стены, под окнами, широкая толстенная лавка, на которой в случае необходимости могли спать один или двое останавливающихся на ночлег путников или гостей. Проход в кухню закрывался плотной занавеской, у некоторых дверями. У старообрядцев не принято, чтобы посторонние или мужчины из своей семьи, включая детей и подростков мужского пола, заглядывали туда и видели, как женщины готовят еду. Даже к кадушке с водой, если в кухне стряпали женщины, старались не подходить, а просили, чтобы им дали напиться, и, приняв кружку, пили, не заходя в это царство женщин. Воду из колодца всегда носили на коромысле женщины или девушки. Если в силу каких-либо причин за водой приходилось сходить мужику или парню, он старался делать это затемно и при этом нес ведра в руках, без коромысла.

Завтракать, обедать и ужинать садились все вместе, предварительно помолившись на иконы. Кто не молился (как, например, наш старший брат Феоктист, он был комсомольцем, в войну ушел на фронт добровольцем и погиб), тот стоял со всеми вместе и садился за стол тоже вместе со всеми. Были и такие, кто стеснялся молиться со всеми, а уходил для этого в другую комнату, после чего садился со всеми вместе, и только тогда все приступали к трапезе. Из-за стола также выходили все вместе и заканчивали трапезу молитвой. Если кто из детей забывал это и убегал на двор, мать обычно говорила: “Ангел-то, покушав, помолился да полежал, а бес-то потянулся да побежал!” И мы всегда при этом смеялись над бесом и над тем, кто поступил так же.

Самой большой, чистой, светлой и святой частью избы являлась горница. В ней большая божница, где самые лучшие, “намоленные” иконы, лампады, кадило, коробочка с ладаном, лестовки. Здесь же самая хорошая мебель, зеркало не стене, портреты и фотографии семьи, коврики и украшения. В горнице принимали дорогих гостей, справляли праздники, играли свадьбы, отпевали умерших членов семьи. Зеркало в такие дни обычно занавешивалось. Полы в горницах были или крашеные, или застилались цветными самоткаными половиками.

В некоторых больших домах были еще маленькие горенки или спальни. Там, как и в горнице, стояла большая кровать, столик для книжек и всякой всячины, шкаф для посуды, сундуки для разной одежды, скатертей и прочего белья. Жили скромно, имели по одному комплекту одежды и обуви, которая переходила от старших к младшим. Повседневная одежда хранилась в прихожей, сушилась на печи или полатях.

К избе пристраивались “зады”, то есть сени, чулан, амбарушка и крыльцо. Дальше шел задний двор, где стояли две стаи для скота, а до коллективизации и для лошадей, амбар для зерна и корма скоту. У каждого исправного хозяина имелся сарай, то есть сеновал возов на двадцать сена и соломы. Там витал неповторимый запах ароматной сушеной травы. Летом старшие братья устраивали там лежанки для спанья и наслаждались этим запахом и ночною прохладой. Городским жителям, которые дышат дымом из заводских труб и выхлопными газами от машин, этого не понять даже приблизительно.

Рассказывали в семье, как мой брат Саша однажды в потемки отправился на сарай, шел через загон для скота и вдруг испуганно закричал: “Мама, меня кто-то пласнул!” Оказалось, его стеганула корова хвостом по лицу, отмахиваясь от мух. Посмеялись, проводили его до лежанки, а память об этом живет в нашей семье более полувека. Саше не повезло в жизни. Он осенью 1945 года в двенадцатилетнем возрасте утонул: катался на коньках и провалился под лед на разрезе. Примерзнув ко льду полушубком, он не смог выбраться из воды и замерз в холодной воде. Бедные мои родители! За годы войны они потеряли троих сыновей.

Жители, не имеющие сарая, сено и солому метали в стога на огороде, подальше от строений. У кого не было крытого двора, делали повети - навес из жердей и покрывали его картофельной ботвой или соломой. Под поветями хранили и поленницы дров.

Обязательно в каждой старообрядческой семье была баня на огороде или улице. Кто делал ее по-черному, без трубы, кто по-белому. В черной бане дым от каменки шел под потолком и выходил в специально прорубленный дымоход и в отдушину, поэтому был риск измазаться сажей, но зато своеобразный изысканный аромат шел от березовых дров, запаренного веника на мяте и крапиве и от сосновых стен. Настоящие знатоки банного искусства до сих пор делают бани по-черному. Баня по-белому тоже хороша, надо только создать в ней неповторимый колорит и аромат из разных трав и листьев кустарника. И, наконец, в наши дни многие делают бани-скороспелки, с металлической печкой. Ароматов в ней меньше, а то и совсем нет, но зато быстро все делается. Если черную баню надо готовить несколько часов, то скороспелку можно приготовить за сорок минут, в настоящее время люди привыкли экономить время в ущерб здоровому душевному наслаждению.

Без бани нет жизни в сельской местности. Раньше в банях рожали детей, стирали белье и одежду, выпаривали микробы и разную заразу. В банях парились, мылись, лечились от простуды. В Святки в банях девушки гадали себе женихов, ворожили, а некоторые постигали черную или белую магию, ну а парни устраивали различные шутки-страшилки, пугая их. Одним словом - без бани никуда!

В некоторых семьях у старообрядцев было по две избы: летняя и зимняя. Летняя - просторная, светлая, с высокими потолками. Зимняя же, наоборот, небольшая, с низкими потолками, с небольшими окнами, высоким порогом и маленькой дверью, чтобы тепло не выходило, и с широкими полатями под потолком. В ней жили в самую холодную зимнюю пору с целью экономии дров, а весной снова переходили в летнюю избу.

У нас, по рассказам матери, тоже стояла в огороде зимняя избушка, но в начале двадцатого века во время большого пожара она сгорела, а летнюю отстояли и жили в ней круглый год - хотя и прохладно, но зато просторно.

Довольно часто встретишь в литературе, что, мол, кержаки не признавали красоту, ни в быту, ни в жизни. Бани по-черному, избы без наличников, никаких украшений не делали и не терпели. Полагаю, что такое мнение полнейшая чушь! В Быньгах и других деревнях Невьянского района, где проживает много старообрядцев, я видел большое количество старинных изб с резными наличниками и воротами. В деревне Таватуй и сейчас еще найдешь не один десяток домов, украшенных деревянными кружевами, резными воротами и крашеными фронтонами. И все это делали примитивными, простыми инструментами, пилками, стамесками и лобзиками. И все население деревни составляли староверы-поморцы, такие же беспоповцы, как и старообрядцы, - часовенные. В других деревнях района я также встречал красивые дома единоверцев, при взгляде на которые сердце радуется от этой рукодельной красоты! Все, кто посещал дома кержаков, отмечали: “В домах у них всегда чисто, бело и каждая вещь на своем месте, в переднем углу иконы, а в богатых домах - молельная в особой комнате, на устах постоянно Иисусова молитва; провинился перед кем, уже готово “прости Христа ради!” Даже домашний скот староверы содержат лучше, чем остальные”. (Из упомянутой “Пермской летописи”.)

Также неверны суждения, будто кержаки всегда суровы и угрюмы, не любят и не умеют веселиться, знают, мол, с утра до вечера поклоны бить. Традиционные семейные радости и религиозные праздники старообрядцев мало чем отличаются от православных. Так же празднуют рождение детей, приглашают женщин из родни и подруг матери ребенка на “зубок”, когда у него прорежется первый зубик. Приходят только женщины, соответственно и угощения чисто женские: сладости, пироги, наливки и сладкие напитки. Гости приносят подарки матери и ребенку.

Радостно отмечаются и дни Ангела, то есть не день рождения, а день своего крещения и того покровителя, в честь которого дано тебе имя. Мой день Ангела - 30 марта, мать обычно в этот день пекла постный пирог (в это время пост), обычно из капусты или грибов, но учитывая, что к нему добавлялось несколько дешевеньких конфет и какой-нибудь подарок в виде карандаша или свистульки из дерева или глины, то радость моя была велика. Кроме того, весь день ощущаешь к себе повышенное внимание со стороны родных и даже соседей, поэтому праздник этот помнился долго.

Праздновали и все большие праздники: Рождество, Пасху, Крещение, а также Новый год по новому и старому стилю. Обязательно праздновались 1 Мая и День Победы. Из нашей семьи на войне были трое моих братьев, из них Феоктист и Иван погибли, Авдей вернулся живым. Как же было не праздновать этот великий Праздник?!

Есть верующие, не желающие брать в руки оружие, так называемые пацифисты. Но они встречаются среди различных религий и даже среди атеистов. Старообрядцы, несмотря на гонения властей, никогда не отказывались защищать свое отечество, поэтому служили, да еще как воевали! Кто знает историю Великой Отечественной войны, наверное, помнят, что первое серьезное поражение немцам под Москвой нанесли сибирские дивизии, в которых служило много старообрядцев с Урала и Сибири. Все они носили на шее восьмиконечный старообрядческий крест. А так как это были крепкие к морозам люди и хорошие охотники, умеющие бить белку в глаз, то все это и привело их к победе под Москвой, а после и к другим успехам на тех фронтах, где они сражались.

Славно праздновали, да и сейчас еще празднуют старообрядцы свои свадьбы, но полвека назад они все же были интереснее. Я повидал немало разных свадеб своих братьев и сестры, своих родственников, друзей и товарищей, видел свадьбы городские и деревенские, был на свадьбах украинской, еврейской, казахской и немецкой. Все они по-своему интересны, но свои, по старинному нашему обряду, мне нравятся более всего.

Все начинается с просватанья. Когда Авдей вернулся с Японской войны в 1947 году, все его сверстницы и подружки были уже замужем. Поэтому в дело вступили свахи. Поехали вначале к одной невесте, но получили отказ - у нее уже был жених. Затем поехали в Невьянск, где и высватали молодую красивую кержачку Серафиму Викторовну Богомолову. Одна фамилия чего стоит! Свадьбу делали у нас в доме.

А дальше все как положено: выкуп невесты, приданого, привезли целый воз разного рукоделия, белья, занавесок, задергушек, одежды и обуви и даже семиструнную гитару. Затем молодых обрачили в часовне, невеста, к великой радости мамы, была старообрядкой и придерживалась всех религиозных праздников. Затем молодые с двумя дружками и кучерами, на двух конях, украшенных лентами и цветами, с бубенцами ездили в легких кошевках с визитами, приглашали гостей на свадьбу. А вечером около нашего дома собралась целая толпа, около ста человек пришли поглазеть на невесту и ее гостей.

Всю ночь наша изба ходила ходуном от игр и плясок, от музыки гармошки. После пели песни, старинные и лирические из кинофильмов, фронтовые. Понятно, что никакой попсы и электроники не было, как блатных и непристойных, которые в нашей родне презирались. Были розыгрыши, веселые интермедии, сатирические сценки, исполненные кем-то из гостей, заранее подготовленные. При этом девушки и парни переодевались в костюмы цыган, ворожеек, разыгрывали старых глухих и глупых женихов и находчивых свах. Было очень весело и интересно не только взрослым, но и детям. Свадьбы запоминались на всю жизнь.

Несколько лет назад по телевизору показали жизнь старообрядческой общины русских беженцев в Бразилии. За двести лет эти люди, а их там целая деревня, не утратили среди южноамериканской природы ни языка, ни русской культуры и традиций, ни фасона одежды - те же платья и сарафаны, русские косоворотки и свободного покроя порты, шляпы и картузы. Но более всего меня поразил обряд свадьбы, очень похожий на наш, в уральской или сибирской глубинке.

Жениху исполнилось семнадцать лет, но он уже умеет управлять трактором, машиной и сельхозтехникой. Невесте шестнадцать, но она знает, как управляться со скотом, как работать на огороде, умеет готовить пищу.

Их неторопливый разговор на чистом старорусском наречии, поведение, все говорило о довольно высокой духовной культуре этих русских людей, давно покинувших родину.

После венчания, а их обвенчал пожилой настоятель местной часовни, с пышной толстовской бородой и разумными речами, началось застолье. Когда подняли чарки и стопки, присутствующий там наш журналист, видимо, считающий себя знатоком старообрядческих традиций и обычаев, вдруг вмешался и сказал настоятелю:

А как же вы пьете спиртное?! Это же грешно!

Но величественный старец достойно поправил его:

Наш отец - Иисус Христос не запрещал вино, сам употреблял, только говорил: “Не упивайтесь, яко скоты!” А мы не употребляем крепких напитков, пьем свою банановую бражку!

Много говорят и пишут, что староверы женятся и выходят замуж только за единоверцев. Да, этого желают и родители, и родня, и сам жених, чтобы в их семью пришла девушка с такими же традициями, обычаями и верой. Но это сейчас не всегда получается, и старообрядцы женятся на девушках другой веры или религии: мусульманках, иудейках, даже и язычницах. Что делать - любовь не зальешь водой. В таких случаях невесту перекрещивают в старую веру и только после этого брачат. Так случилось с моим братом Георгием. Его невеста Александра Степановна была из православной семьи, но согласилась перейти в нашу веру, и живут они в ладу и согласии почти пятьдесят лет, скоро будут отмечать золотую свадьбу.

Бытуют и такие мнения в народе, что старообрядцы никому кружку воды и куска хлеба не дадут, если он из другой веры. Даже мой любимый уральский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк придерживался этого мнения и описал такой случай в своем очерке “Отрезанный ломоть”. Приведу дословно небольшой отрывок из этого произведения.

“Единственным селением на нашем пути был Таватуй, на крутом берегу озера того же имени. Было еще часа два утра, но в некоторых избах уже светились приветливые огоньки. Это бабы - раскольницы топили печи для раннего рабочего завтрака… Попасть на ночлег было нелегко. Наша кошевка остановилась перед избой. Илья слезал с козел, стучал в волоковое окно и “молитвовался”:

Господи, Исусе Христе, помилуй нас!..

В окне показывалось женское лицо, и слышался голос:

Аминь. Кто крещеный?

А мы с Висиму, заводские… Из городу едем.

Мы напрасно “молитвовались” изб у пяти, пока нас не впустили в шестую, и то, вероятно, потому что Илья сказал:

Не замерзать же нам на улице… Есть ли на вас крест-то!..

Нас встретила довольно неприветливо суровая старуха в кубовом сарафане.

Эх, чайку бы напиться, - шепнул мне Александр Иванович. - Только здесь какой самовар… Раскольники чаю не пьют.

Машинально, охваченный еще не остывшим чувством свободы и безнаказанности, он хотел раскурить папиросу, но пришлось бросить…

Да ты где? - ворчала старуха. - Образа в избе, а ты, проклятый, табачище закурить хотел.

Ну я во дворе покурю…

Двор спалишь!..

Папироса испортила все дело, и старая раскольница смотрела на нас, как на погибших окончательно людей, которые в таких молодых летах, а уже попали прямо в лапы антихриста.

Следующая очередь оказалась за мной. Мне захотелось пить. Около печки стояла крашеная кадочка с водой, а на стене висел ковш. Я подошел, взял ковш и хотел зачерпнуть воды, но старуха налетела на меня, как ястреб, выхватила ковш из моих рук и даже замахнулась им на меня.

Да ты в уме ли, табашник?! - кричала она, размахивая ковшом. - Испоганил бы посудину…

У раскольников считается грехом, если кто напьется из чужой посуды, и на случай необходимости держится уже “обмиршившаяся” посудина, то есть из которой пил кто-нибудь посторонний. Старуха сунула мне какую-то деревянную чашку и сама налила в нее воды…

Мы выехали, когда невидимое солнце, точно заслоненное от нас матовым живым стеклом из падавшего снега, уже поднялось. Раскуривая папиросу, Александр Иванович рассказал, какую штуку он устроил проклятой старухе.

Не пожалел трех папирос и раскрошил их по всем полатям… Пусть старуха почихает…”

Вот недостойное поведение двух школяров уездного духовного училища, будущих православных пастырей, их отношение к староверам. Одинокая бабуля впустила их с мороза в теплую избу, где один желает курить под образами, а другой лезет к посуде и воде без разрешения хозяйки, что и по нынешним меркам негигиенично и бескультурно. Что поделаешь, бурса и не такое вытворяла в те годы.

Мне приходилось знать некоторых таватуйских староверов-поморцев. Это были люди высокой духовной культуры, и если к ним обратиться по-хорошему, с уважением к их вере и традициям, они отвечали взаимностью, даже не спрашивая, какой ты веры, добрый человек.

Наш родительский дом стоит на проезжем тракте, ведущем в деревни Таволги, Сирбишино, Шумиха, Бродово, в село Петрокаменское. Довольно часто проезжие или прохожие путники просились на ночлег. Моя мать даже после смерти мужа никому не отказывала в ночлеге. Часто у нас ночевали в прихожей незнакомые люди: верующие и неверующие, крестящиеся на иконы или не крестящиеся, мать никому не отказывала, особенно в холодное время. Но с особой радостью встречала единоверцев, с которыми долгими зимними вечерами вела неторопливую беседу о жизни и вере, о прошлом и настоящем. И благодарные за ночлег люди на следующее утро, уходя, кланялись матери в пояс, нам же, детям, иногда дарили гостинцы, чему мы были очень рады.

Мать тоже для таких прохожих имела специальную посуду. Были, есть и будут пожилые и молодые люди, которые даже в семье едят из своей посуды.

Мой школьный товарищ Володя Щербаков жил у своего деда - старообрядца Киприяна Федоровича в большом доме на берегу Нейвы. Отец его погиб на войне, не увидев сына, и дед упросил сноху, чтобы внук жил у него. Нам было тогда лет по тринадцать, и мы дурачились однажды у них в доме. Вовка играл на баяне цыганочку с выходом, я подыгрывал на гитаре. Войдя в раж, он отставил баян, схватил две алюминиевые ложки, зажал их между пальцами и стал отбивать такт, стуча по пяткам, при этом выплясывая, как настоящий цыган. Получалось неплохо, но вдруг одна ложка сломалась пополам. А в это время в избу вбежала его бабушка, увидела все и чуть не заплакала.

Что ж ты, Вовка, наделал?! Это же дедова ложка! Он только ею и ест, лет уже двадцать, даже в гости берет с собою. Ах, ой-ой! Что будет!?

Володя тоже сообразил, что наделал. Дед его был набожным человеком, с такой вот причудинкой, даже дома ел только из своей посуды.

Мы начали склеивать ложку клеем, но в это время зашел сам дед, крепкий такой, как осенний груздочек, с окладистой бородкой, краснощекий, веселый, видимо, что-то приятное произошло на работе.

А внук потупился виновато и показывает сломанную ложку, которая не склеилась хорошо и болталась, как висюлька. Дед понял все, враз переменился в лице, посуровел, окинул всех грозным взглядом, особенно единственного любимого внука, затем супругу.

Ты почто ложку дала ребятам?!

Да в огороде была, а они тут пляску устроили под музыку. Я прибежала, а ложка уже была сломана, - оправдывалась бабуля. Дед овладел собой, резко махнул рукой.

Убери ее с глаз моих! - и ушел на кухню. Я поспешил убраться восвояси.

На другой день Володя рассказал мне, как дед долго выбирал себе новую ложку, изучал ее, щупал, затем почистил наждачной бумагой и освятил святой водой. Только после этого стал есть ею кашу.

Так что были, есть и будут такие оригиналы, и не только из среды старообрядцев, а просто очень чистоплотные люди, и не какие-то скряги, которые из жадности не дают напиться из своей кружки или есть своей ложкой постороннему.

В нашем селе в годы войны некоторые старообрядческие семьи принимали эвакуированных беженцев с Украины, из Ленинграда и других областей, попавших под оккупацию. У нас жила семья из Ленинграда: учитель дядя Толя, его супруга и две дочки, Нина и Оля. Он работал в колхозе зоотехником, старшая дочь Нина училась в школе вместе с моею сестрой Таней, а жена сидела дома с маленькой Олей. Наши семьи жили как родные, пользовались одной посудой, вместе готовили пищу и ели за одним столом. Никогда никаких распрей не было на этой почве; люди попали в беду, приехали практически без вещей и посуды, и не до того было в те страшные годы, чтоб разбираться, кому из какой посуды есть. За это время мы так породнились и сблизились, что, когда они уезжали обратно в свой город, все мы плакали, и взрослые, и дети.

Меня часто занимал вопрос, почему в годы богоборчества, когда закрывали храмы и снимали колокола, верующие не оказывали противоборства властям? Да, собирались около храмов, осуждали эти действия, но кроме тихого ропота и отдельных выкриков, так я слышал от односельчан, никакого сопротивления не было, народ не бунтовал, а некоторые жители сами принимали участие в реквизиции храмового имущества. Народ голодал после Гражданской войны, а в монастырях и храмах было накоплено немало ценного имущества. Власти же говорили, что все ценности пойдут на закупку хлеба и паровозов. Помнил народ и то, что в годы Северной войны сам царь Петр Первый снимал со звонниц колокола и переливал их на пушки и реквизировал церковную казну и утварь. “Что ж, царю можно, а нам нельзя?” - думали те, кто участвовал в изъятии храмовых ценностей.

Но были и такие, кто участвовал в этом разорении храмов из-за своей неприязни к религии. Читал у Владимира Солоухина такой эпизод: местный механизатор-активист во время выпивки с товарищами посмотрел на купол с крестом закрытой сельской церквушки и вдруг объявил:

А что она стоит здесь!? Сейчас я ее столкну трактором. Хватит, постояла!

Зацепил тросом купол, привязал к трактору и давай рвать его, но сорвал только крест, а сам купол выстоял, только покривился немного. Чистое хулиганство! Неужели не знал этот активист, что эти церкви делал народ, своими руками, как правило, на народные деньги! И никто не оказал ему сопротивления.

У нас в селе еще до войны в одной из старообрядческих часовен сделали клуб. Сняли купол с крестом, сделали на первом этаже кинозал, на другом танцплощадку.

Однажды мой двоюродный брат Петр Коробейщиков зашел в свою бывшую часовню, где его когда-то крестили, увидел этот вертеп, расстроился, а был выпивши, и устроил там погром. Парень он был здоровый, крутой, ну и повыгонял праздную толпу, как Христос торгующих в храме. Поломал заодно некоторые перегородки, говорят, даже несколько половиц выворотил из пола.

Его арестовали, судили за хулиганство, и он отбыл за это около двух лет в лагерях. Думаю, что хорошо еще отделался, а могли вменить и политическую статью. Спасло то, что был сильно пьян и не произносил политических лозунгов. Так и закончился этот единственный протест против осквернения храма в нашем селе.

Вторую часовню сломали позднее, летом 1969 года. Я был в это время в Казахстане в студенческом строительном отряде. Когда осенью вернулся домой, мать со слезами сообщила эту печальную весть. Часовню, как я выяснил позднее, снесли по решению местного совета под тем предлогом, что она находилась рядом с сельской больницей и мешала ее работе.

Триста лет стояла на пустыре, ядреная, срубленная на месте из кондового леса старательными кержаками, и вдруг кому-то помешала! Явно что раздражала она местные партийные власти, так как во время религиозных праздников сюда приезжали молиться верующие не только с Невьянска, но и с Нижнего Тагила и даже со Свердловска. А какие иконы были в часовне! Это были образа старого Невьянского письма, искусно писанные талантливыми мастерами неповторимой школы иконописи.

Понимая всю неправедность решения местных властей, я обратился к заведующему кафедрой истории КПСС нашего юридического института, профессору Покровскому, который только что защитил докторскую диссертацию по проблемам религии в нашей стране. Он внимательно и с интересом выслушал меня и сказал грустно:

Знаешь, советую тебе - оставь это дело. Пусть свои гражданские права защищают твои односельчане. А ты студент спецвуза, у тебя впереди государственная служба, готовься к ней. А с вашими стариками поступили, конечно же, несправедливо и незаконно. Если часовня действительно мешала больнице, то власть должна была перенести ее на другое место за свой счет.

Так и не стало в большом уральском селе, где почти половина жителей старообрядцы, ни одного храма. Но люди молятся, кто у себя дома, а некоторые ездят в деревню Верхние Таволги, где есть молельный дом, некоторые в Невьянск, где на старом кладбище действует старообрядческий храм. В нем ведет службу наш земляк Васильев Василий Панфилович, наставник Невьянской общины. Я знаю его с детства, как и всю их благочестивую семью: отца, мать, братьев. Сам он после нашей семилетней школы закончил Невьянский техникум, затем Нижнетагильский педагогический институт, преподавал, а когда вышел на пенсию, по настоянию местных старообрядцев стал их пастырем. Человек он умный, убежденный до глубины души в своей спасительной вере, грамотный, много читает современной религиозной литературы, страстно верит в возрождение старообрядчества и все делает для этого. Но не все сейчас верят в возрождение старой веры. В недавно изданной книге “Демидовские гнезда” напечатан очерк “Страна древнего благочестия”. Автор его, Всеволод Слукин, не видит перспектив выживания старообрядчества в наше время. Вот что он пишет.

“Сломить, подавить и официально уничтожить старообрядчество удалось только большевикам. Правда, вместе с вечным врагом старообрядцев - православной церковью, хотя многие ревнители древлей веры видели схожесть своих идеалов справедливости и правды с провозглашенными большевиками идеями всеобщего братства и равенства. И если православие нашло силы подняться, то старообрядчество оказалось без этих сил. Оно продолжало и продолжает дробиться на толки и согласия, оно не стало привлекательным для молодежи, в его рядах мало благотворителей, уходят из жизни вероучители старообрядства, а новых “старцев” уже нет”.

Очень печальная картина заката страны древлего благочестия. Я думаю, что автор в большей мере имел в виду старообрядчество часовенного толка, то есть беспоповцев. Но существует еще Русская православная старообрядческая церковь во главе с митрополитом Москвы и всея Руси Корнилием (Белокриницкое согласие), ставка которого на Рогожском кладбище в Москве. Существует также Древлеправославная старообрядческая церковь Новозыбковская, Московская и всея Руси во главе с патриархом Александром. Есть Древлеправославная Поморская церковь, а так же многочисленные общины староверов за рубежом, даже в Северной и Южной Америке, многочисленные общины “часовенного согласия”, и не только на Урале и в Сибири, но и в других регионах России и странах СНГ. Никто не считал их и не делал переписи, поэтому число староверов остается тайным мерилом числа сторонников древлеправославной веры.

Не надо торопиться со скоропалительными выводами и прогнозами в этом сложном явлении - старая вера. История все поставит на свои места!

Описывая жизнь и быт кержаков, нельзя не остановиться на иконописи уральских мастеров, особенно самой известной школы г. Невьянска.

Иконы для православных христиан - святыни, представляющие особую духовную ценность. Они почитаются как святой образ Господа Бога, его сына Иисуса Христа, его матери Пресвятой девы Марии, Святых Апостолов - учеников Христа, пророков, святых и т.д. Православные молились на иконы, как на настоящие лики святых, забывая, что они написаны художниками, таковы сила и талант настоящих художников-иконописцев.

В мире с давних пор существуют две главные школы иконописи: греческая и итальянская. Русь, крещенная по греческим канонам и традициям, конечно же, приняла греческую школу. Сначала иконы и храмы на Руси расписывали только греческие мастера, но примерно с четырнадцатого века у нас появились свои иконописцы, в том числе известный всему миру Андрей Рублев.

После раскола, когда множество старообрядцев пришли на Урал и в Сибирь, где обосновались на постоянное проживание, у них появилась большая потребность в иконах. Они строили тайные скиты, часовни и молельные дома, которые нужно было обустраивать и обставлять иконами, поэтому стали появляться тайные школы иконописцев - старообрядцев. Они возникали не только в Невьянске, но и в Нижнем Тагиле, Старой Утке, Соликамске и в ряде других городов и поселений Урала.

В основе Невьянской школы стояли такие талантливые мастера, как династии Чернобровиных, Богатыревых, Филатовых, Романовых, Анисимовы, Коськины, Челышев, Германов, Заверткин и другие. С середины восемнадцатого века невьянские иконы стали известны по всей стране. За ними приезжали со всех концов России и даже из других стран.

Невьянская иконопись значительно отличалась от академической, так как здешние мастера отстаивали старые обряды и традиции не только в молитвах, но и при написании икон. В то же время верность старине не могла препятствовать внесению в иконописную манеру своих индивидуальных творческих начал и некоторых изменений в образы святых.

Мне с детства запомнилась большая икона Святого князя Александра Невского, которая находилась в нашей часовне. По словам стариков, она была написана местными мастерами в Невьянске. На ней лик Святого князя отличается своим мужественным и воинственным видом и грозным взглядом. Но после, посещая другие православные храмы Петербурга и на Русском Севере, я видел там другие иконы Александра Невского, более позднего периода, с которых он взирал на меня как святой отец, а не воин.

Сейчас иконы Невьянской школы также известны не только в нашей стране, но и во всем христианском мире. Немало их находится в государственных и частных музеях России. В 1999 году в Екатеринбурге был открыт первый музей “Невьянская икона”. Его создатель Евгений Вадимович Ройзман много сил и энергии вложил в создание этого музея. В наше время, когда вырождаются и исчезают деревни и села России, разрушаются и ветшают храмы и молитвенные дома старообрядцев, участь древних икон невьянского письма непредсказуема. Горожане-дачники, покупая кержацкие дома, иногда просто выбрасывают иконы с божниц как хлам, или выносят их на чердак, где они ветшают и портятся от смены температуры. Любителям и ценителям искусства иконописи раньше было трудно узреть шедевры невьянских мастеров, а сейчас они могут познакомиться с ними в музее, где собрано около шестисот экспонатов.

Некоторые из старообрядцев отрицательно относятся к тому, что иконы помещают на выставки и в музеи, мол, раньше наши предки молились на них, а сейчас их вешают на стены на обозрение публики, как картины. Мне приходится в таких случаях привести такой пример: когда в нашем селе Быньги главную старообрядческую часовню переделывали в клуб, а работы производили учащиеся школы ФЗУ, то эти юные безбожники, находя на чердаке и в кладовках святые образа, бросали их в туалет или сжигали на костре, о чем они рассказывали нам с некоторой гордостью. Моя бедная мать, ныне покойная, услышав о таком святотатстве, чуть не упала в обморок, так как была окрещена в этой самой часовне.

Поэтому я всей душой за то, чтобы иконы и другие предметы богослужения старообрядцев: книги, лестовки, лампады и кадильницы, одежду, в которой справляли службу, не подвергали надруганию, а передавали в действующие храмы или местные музеи как историческую память. Эту память надо хранить!

Веселые горы

Впервые я узнал о паломничестве старообрядцев на Веселые горы в раннем детстве от своей матери. Однажды в конце лета ехали с ней на колхозной лошади, запряженной в телегу, со своего покоса и когда спускались с горы к мосту, через реку Нейву, мать, увидев вдали вершины Уральских гор, цепью протянувшиеся с юга на север в золотистом сиянии заходящего солнца, вдруг как-то взволнованно произнесла:

Вон они, наши святые горы! Там могилы наших праведников.

Страдающий с детства повышенной любознательностью, я стал приставать к ней с вопросами об этих горах, куда она, оказывается, несколько раз ездила в детстве со своими родителями и ходила туда пешком, будучи взрослой. Вечером, после ужина, она повела свой рассказ.

Там собирались толпы верующих старообрядцев со всей России. Старики и дети ехали обычно на лошадях, в бричках, а молодые и здоровые шли пешком по лесным дорогам и тропам. Нас было много детей и отроков, так как родители всегда брали детей на святые горы. Ночевали у костра, спали в шатрах или палатках, некоторые на подстилке прямо под телегой. А утром и вечером молились на могилах святых отцов: Гермона, Максима, Григория и убиенного отца Павла. А как кричали в это время кликуши! О-о! Бились и бесновались в истерике, так что их не могли удержать двое здоровенных мужиков. А однажды одна из них ночью повесилась на поднятых оглоблях телеги. Говорят, бес ее заставил. Утром ее сняли родные и увезли домой на лошади.

А какие они, кликуши, страшные, наверное? - спросил я, чувствуя на спине холодок от страха.

Да нет, обыкновенные люди - молодые девушки или женщины. А когда начиналось моление, они начинали кричать, биться, говорят, бес в них сидит. Я однажды слышала, как одна из них, молодая, приятной наружности женщина, рассказывала, что в нее вошел бес, когда она стала пить из кружки молоко, не перекрестившись. “Словно ком сахара, - говорит, - проглотила. С той поры он меня и мучает, а выходить не хочет…”

После рассказа матери я слышал о Веселых горах еще от одной женщины из нашего села. Ее звали Зина-маленькая, так как ноги ее были коротенькие, непропорциональные телу, говорили, что ее в младенчестве нянька уронила на пол. Однажды она после моления в нашем доме (были поминки отцу) и после трапезы по просьбе моих сестер и теток рассказала о своем посещении святых могил, а после спела стихи, которые услышала там, на горах. Я запомнил только начало, так как был еще мал и не записал их.

“Я стою на краю,

Вижу гибель свою…”

В студенческие годы, в зимние каникулы, я гостил однажды у своего однокурсника Александра Любимова в поселке Карпушиха, раскинувшемся неподалеку от Веселых гор. Саша рос без отца, и его воспитывал дядька Савелий Яковлевич Третьяков и его жена Домна Петровна.

Они были раскулачены в годы коллективизации и сосланы в этот горняцкий поселок. Савелий Яковлевич был невысокий, но крепкий, коренастый кержак с кривыми ногами, мощными узловатыми руками, познавшими труд с детских лет. Вечером поужинали, и он рассказал, почему у него ноги стали кривыми.

Когда меня в войну призвали на фронт, то, узнав, что я с Урала и к тому же охотник, направили сразу же в разведку. - Он вытянулся на стуле, и взгляд его поплыл в прошлое, лицо посуровело и слегка напряглось, словно он и сейчас находился там, на передовой, и собирался идти за линию фронта. - Пошли однажды впятером на задание, перешли ночью к немцам, сделали свое дело, что надо было штабу, языка взяли в их уборной, видно, брюхо у него было не в порядке, один побежал в лесок. А когда обратно переходили линию фронта, немного шумнули, а может, немца нашего там хватились и объявили тревогу, одним словом, провал, нас обнаружили. Я даже боли не почувствовал, когда меня секануло пулеметной очередью и обе мои ноги повисли, на коже болтаются да на стеганых штанах. Перекрестился я и думаю, ну, отходил ты свое, Савелий, пора на тот свет перебираться. - Он задумчиво уставился на образа и, помолчав минуту, продолжал. - Но ребята не бросили, двое были с Урала. Подползли, перетянули обе ноги бинтом, положили их на спину одному из наших, он ползет, а я руками отталкиваюсь, ползу за ним, как рак, задом наперед, а один сзади прикрывает… Однако доползли до наших окопов, нас уже там ждали, помогли огнем, так что все вернулись и даже немца живьем приволокли. Можно сказать - случайно жив остался! - с улыбкой закончил он. - Ноги срослись в госпитале, немного криво, да ничего, не на танцы ходить! А так все сам делаю, и на работе, и по дому, даже на охоту ходил в начале, да сейчас бросил. Ничего, носят они меня, родимые! Видно, Господу Богу так угодно было.

Узнав, что я тоже из кержацкой семьи, а моя мать несколько раз посещала Веселые горы, старик оживился.

Да, тысячами сюда собирались наши единоверцы на Петров день, в начале июля. Мы тоже с Домной ходили, тут рядом. А после, в шестидесятых годах, запретили власти, мол, лес палят эти паломники, а один шахтер-дурак взял на руднике взрывчатку, да и взорвал могилу отца Павла. У него там мраморный крест стоял. Вот тогда и запылали леса, то ли от засухи, то ли из мести их поджигали, но много леса выгорело.

Сано, - обратился он к племяннику, - ты завтра своди парня на могилы святых отцов, особенно к отцу Павлу, его второй раз убивают! Встаньте на лыжи и пошли, снег-то нонче неглубокий.

Так я впервые попал на Веселые горы в зимнее время.

Густая тайга у подножия и на склоне гор, могучие ели, как великаны в боевых шлемах, пушистые зеленые сосны, кедры, лиственницы, голые березы и осинки, поющие на ветру, лесные поляны и болота, покрытые ослепительно белым снегом, делали эти места очень живописными, даже зимой, в двадцатиградусный мороз. Удивительно, как же сюда летом через топи и чащобу проходили толпы людей и даже проезжали на конских повозках.

Мы дошли до самой дальней могилы отца Павла, неподалеку от горы Старик-камень. Мой товарищ показал место, где стояла могила с мраморным крестом убиенного старца Павла, но от нее практически ничего не осталось, к тому же снег скрыл все тропинки и основу могилы.

Его старообрядцы более других почитали, - сказал Саша. - Некоторые паломники, особенно те, кто шел со стороны Нижнего Тагила, только его посещали. Он был убит кем-то, а по убитым больше всего страдают…

/…/ Через много лет, уже в 2002 году, мне попалась в магазине Невьянского музея книга местного издания под названием “Демидовы гнезда”, в которой был опубликован очерк В. Санина “На Веселых горах”.

На первой странице, в сноске, наш уральский писатель-краевед Юний Горбунов рассказывает, как он разыскал забытый очерк забытого журналиста. “В. Санин - псевдоним уральского журналиста Владимира (Василия) Николаевича Афанасьева, который в 1908 году был фельетонистом газеты “Уральская жизнь”. Однако очерк “На Веселых горах” был издан отдельной брошюрой в 1910 году и отпечатан в типографии газеты “Уральский край”, и больше не переиздавался. А брошюра, насколько нам известно, наличествует только в фонде библиотеки Свердловского областного краеведческого музея”.

Этот очерк сильно меня заинтересовал. Я попытался выяснить судьбы некоторых героев очерка, в том числе возницы автора Григория Селиверстовича Ваганова, невьянского начетчика Афанасия Трофимовича Кузнецова, Николая Трефиловича Филатова - иконописца из Уткинского завода, сына известного в свое время на Урале начетчика и иконописца Трефилия Филатова.

Староста Невьянской общины старообрядцев Василий Панфилович Васильев, выслушав меня, сказал, что Вагановых среди Невьянских староверов было много, но Григория Селиверстовича он не знает и не слышал о таком. А вот о начетчике Кузнецове он слышал много хорошего:

Это был очень грамотный человек, не раз вступал в горячие споры и диспуты о старой вере. Как активный борец за свою веру, он в тридцатые годы был репрессирован, осужден и отправлен в лагерь для заключенных на Алтае, где впоследствии был расстрелян.

В. Санин кратко описал в очерке историю Невьянской башни, к которой паломники, собираясь в дорогу в Невьянске на Веселые горы, шли поклониться этой башне, где, по преданию, долгое время томился в заключении один из старообрядческих подвижников.

Пытаясь разгадать, кто же из старообрядцев страдал в ней, я случайно наткнулся на книгу “Проблемы самоидентификации горнозаводского населения Урала”, где вычитал, что в башне сидели несколько кержаков, помещенных туда именно за свою веру. Один из них, инок Максим - старообрядческий писатель. Возможно, это тот самый инок, схороненный на Веселых горах, куда вначале и направлялись паломники.

Другое предание - о Изосифе, который жил в лесу возле деревни Галашки. Власти разыскали его скит и посадили старца в тюрьму башни. Люди помогли ему бежать. “Они подпоили стражу, передали Изосифу носки, связанные суровой ниткой, и велят ему распустить их, сделать шнур. По нему старец поднял на башню веревку, по которой он и спустился. После этого старца никто не видел. А случай этот был исключительный, сбежать из темницы башни - это небывалое событие!”

Все это рассказал житель Галашек Симон Павлович Замоткин (жил он в 19 веке), и быль эта долго переходила из уст в уста в династии Замоткиных (с. 211 указанной выше книги).

Третий сиделец башни был “прадед Виктора Афанасьевича Неклюдова, жил в Быньгах и долго не женился. Наконец-то выбрал себе невесту из старообрядок, а управляющий Быньговского завода и заодно с ним церковные служители заставляли его венчаться в церкви. Старообрядец отказался, тогда его посадили в тюрьму башни. Однажды вывели его на балкон связанного, с повязкой на глазах, и говорят: “Будешь венчаться?”

“Нет, буду брачиться только в своей часовне!”

Тогда тюремщики стали угрожать, что столкнут его с балкона, а старообрядец только просил развязать ему руки для последнего креста: “Я умру в своей вере!” Но его снова увели в подвал. Так повторялось несколько раз. Но вот на Быньговском заводе случилась авария, и срочно понадобился кричной мастер (им был Неклюдов). Тогда управляющий, несмотря на то, что церковь весьма активно вела борьбу за переход из старообрядчества в православие, таки приказал освободить нашего героя: “Отпустите этого непокорного кержака, пусть женится, как ему вздумается!”

Так и остался старообрядец в своей вере”. (Т. Шубина, Е. Медовщикова. “Легенды Невьянской башни”, с. 209–213 указанной выше книги).

Так что любой из этих перечисленных героев вполне заслуживали поклонения паломников.

Истинность событий, описанных выше, не подтверждена историческими документами, старообрядцы опасались хранить письменные доказательства причастности к своей вере, на которую были гонения со стороны властей и церкви, поэтому все события имеют лишь устные пересказы, семейные предания и легенды. Но, учитывая, что ложь у них, как кража и сквернословие, почитались за великий грех, думаю, что этим устным доказательствам вполне можно доверять.

Очень образно описал В. Санин могилы иноков.

“Первой оказалась могила Гермона. Перед моими глазами открылось оригинальное зрелище. Поляна площадью десятин в шесть, окруженная сплошной стеной столетнего леса, отстоящая на десятки верст от жилых центров, представляла собой густонаселенный табор. На всех направлениях виднелись сотни повозок, палаток, дымились костры, и вокруг всего этого копошилось бесчисленное множество людей - мужчины, женщины, дети.

Женщины, все без исключения, были в белых рубашках, черных сарафанах и черных же платках на голове. Мужчины - большинство в длинных кафтанах, похожих на подрясники православных дьячков. Оказалось, ждали иконы. Со всех сторон большими толпами паломники направлялись под дощатый навес, помещающийся в самом центре поляны. Войдя под навес, старообрядцы быстрым движением творили двухперстное знамение и клали земные поклоны по направлению простой деревянной колоды, под которой и покоился прах достопочтимого старца”.

Сейчас в этом месте находится старое кладбище поселка Карпушиха. Поляна заросла лесом, описанный навес отсутствует. Когда я привел строки из очерка нынешним паломникам, посетившим могилу инока Гермона, и что там собиралось около шести тысяч человек, они были изумлены и смотрели на меня с недоверием, так как не видели ни поляны, ни навеса, ни колоды. Они не могли понять, что прошло сто лет с описываемых событий, и природа сделала свое дело.

На могиле инока Максима (около трех верст от могилы о. Гермона, ныне новое кладбище в п. Карпушиха).

“Меня поразила удивительная тождественность развернувшейся картины со вчерашней, та же поляна, та же могила и навес над нею, та же обстановка, то же действие и то же оживление.

Сюда приехал несколько опоздавший на первую могилу художник В.А. Кузнецов, главная цель приезда которого заключалась в том, чтобы зарисовать наиболее типичные старообрядческие лица.

Нам указывали то на одного, то на другого популярного старообрядца. Вот богатей из Невьянска, вот из Сибири, а вот из Екатеринбурга, паломничающий ежегодно со своей семьей. Но удивительно неоригинально все они вели себя здесь. Казалось, что все пять тысяч старообрядцев, паломничающих на Веселых горах, были из одной семьи. Так у них все было общее и одинаково, начиная с костюмов и кончая последней краюхой хлеба. Я обратил на это внимание одного из своих собеседников.

Да, Веселые горы - это евангельская страничка нашей жизни. Здесь мы все равны, - было ответом”.

На могиле инока Григория (от могилы о. Максима 5 верст).

“Местность у о. Григория была живописнее всех остальных могил. В особенности красива группа камней, расположенная у самой дороги и служащая как бы преддверием поляны с могилой. Камни носили название Потной горы. Подвижник Григорий был иконописцем и, по преданию, большую часть своих икон написал на вершине названной группы камней, откуда открывался поэтический вид на окружающий лес - ближайшие горы и долины”.

На могиле о. Павла (самая дальняя от Карпушихи).

“Могила о. Павла расположена у самой подошвы горы Старик, считающейся самой высокой в центре гор Среднего Урала.

Молились на последней могиле буквально круглые сутки. Чрезвычайно красива и поэтична была последняя ночь на 29 июня (по старому стилю). Молитва закончилась в час ночи. После молитвы над тысячной толпой на возвышении появилась худощавая хрупкая фигурка начетчика А.Т. Кузнецова с белокурой головой и с блестящими глазами. Лицо Кузнецова освещал пламенем свечи старец - инок Антоний.

Кузнецов обратился к паломникам с речью, в которой призывал верующих хранить заветы Христа, о любви и правде, которую так стойко осуществляли в жизни досточтимые подвижники Веселых гор.

Да это же первый век, и пред нами первые христиане!

Совершенно справедливо, что молившиеся перед нами христиане 20 века удивительно были похожи на первых христиан”.

Я все-таки предполагаю, что В. Санин был на Веселых горах в 1908, а не в 1910 году, то есть в период, когда он работал в газете “Уральская жизнь”. А в 1909–1910 годах его имя, как указывает Ю. Горбунов, уже исчезло с полос газет. Напрашивается вывод, что он уже не работал в газете, и чего ради ему было отправляться в горы на могилы старообрядцев, тем более что сам он не был кержаком и шел туда не молиться, а, скорее, по заданию редактора. Свою же брошюру “На Веселых горах” он издал в 1910 году, когда уже в газете не работал, а был импресарио знаменитой тогда певицы Надежды Плевицкой и сопровождал ее в гастрольных поездках по стране. Ему в тот год просто некогда было посещать Веселые горы, так как это в те времена, при отсутствии автомашин и скоростных электричек, требовало немало времени.

Полагаю, что В. Санин - он же Василий (или Владимир) Николаевич Афанасьев, посетил святые места летом 1908 года, когда моей матери было тринадцать лет, и она в это же время ездила с родителями на эти могилы, и, возможно, пути их с журналистом пересекались.

/…/ Недавно я все же решил посетить Веселые горы вместе с паломниками, так как начал работать над очерком и хотелось сравнить настоящее и прошлое этих мест, описанное В. Саниным. 8 июля 2009 года я приехал на своей машине в поселок Карпушиха, откуда паломники начинают свой путь к могилам праведников.

Веселые горы - это условное обобщенное название местности на Среднем Урале. На самом деле каждая гора имеет свое название. Это как бы череда гор, которые протянулись с юга на север по восточному склону Уральского хребта, начинаются недалеко от Карпушихи и заканчиваются у поселка Висим. Почему Веселые? Возможно, так их называли “веселые” люди, которые скрывались там от властей, демидовских стражников и гонений Никонианской церкви после раскола. А может, просто красивые, веселые места, где и дышится легко, и смотреть приятно на эту чудную первозданную природу.

В. Санин не упоминает в своем очерке о поселке Карпушиха, так как его еще не было и места здешние были довольно пустынные, таежные, удаленные от заводов и деревень.

По вершинам Веселых гор проходит условная граница Европа - Азия. Это наиболее высокие вершины: Белая, Поперечная, Билимбай, Старик-камень и другие. Среди гор через леса и болота весело бегут ручьи и небольшие быстрые речки. Те из них, что текут на Восток, впадают в реку Тагил, а которые на Запад, в чудную горную красавицу Чусовую, которая несет свои быстрые воды в Каму. Раньше, до строительства железной дороги, по Чусовой сплавляли всю продукцию невьянских и тагильских заводов. Висим - родина замечательного уральского писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Вся территория Веселых гор входит в охранную зону Висимского заповедника.

Остановился я в Карпушихе недалеко от маленького магазина, в котором местные и приезжие покупают необходимые продукты. Здесь же, поблизости от магазина, асфальтированную автотрассу Кировград - Левиха пересекает насыпная каменистая горная дорога, уходящая от старого кладбища, где находится могила о. Гермона, в сторону Веселых гор. Там же недалеко находится и новое кладбище, где могила о. Максима.

У перекрестка встретил группу паломников - шесть пожилых женщин и статного сребробородого старца. Разговорились, они из Нижнего Тагила, посетили накануне все могилы и только что пришли с могилы о. Гермона. Сказали, что на вечернюю молитву вчера там собралось около восьмидесяти человек. В основном из Невьянска, Нижнего Тагила, Ревды, Полевского, одна семья приехала на машине из Перми. Времена сменились, сейчас пешком сюда редко кто ходит, в основном все паломники добираются на машинах или заказывают маршрутные такси. Вот и мои новые знакомые ждали маршрутку, которая вчера их привезла, а сегодня увезет обратно домой.

Вскоре стали собираться другие паломники, которые посетили старое кладбище и сейчас собираются в горы на могилы других иноков. Большинство было из Невьянска, подъехал на своем вездеходике и наставник Невьянской общины В.П. Васильев. Собралось десятка три людей разного возраста. В основном это были женщины среднего и пожилого возраста, мужчин и старцев раза в три меньше, было несколько детей из Невьянска.

Узнав, что я пишу очерк о старообрядцах и намереваюсь описать свое посещение могил святых отцов вместе с паломниками, один пожилой мужчина из Нижнетагильской общины стал горячо возражать.

А мы не хотим, чтобы о нас писали! - азартно начал он. - И вообще чтобы кто-то узнал о нашем молении на святых могилах!

К нему присоединился старец из Ревды, с клиновидной бородкой, который стал поучать меня, полагая, что я не знаю истории старообрядчества.

Мы не относимся к официальной церкви. Нас она всегда притесняла, поэтому мы не хотим, чтоб кто-то знал о наших молениях.

Я стал объяснять, что сам из старообрядческой семьи, крещен по нашей вере, с погружением, убежденный сторонник своей веры и ничего богохульного писать не собираюсь. Привел строки из очерка В. Санина, что главы общин сто лет назад, наоборот, приветствовали, что их паломничество предают гласности, многие с удовольствием беседовали с журналистом о проблемах старообрядчества, а начетчик Кузнецов и отец Увар, руководившие молитвами, даже позировали художнику, который написал их портреты.

Но мои оппоненты смотрели на меня с сомнением.

Нет, мы и вот эти две женщины тоже не желают, чтобы вы присутствовали при молении и писали об этом!

Сам наставник Невьянской общины в это время отсутствовал, уехал кого-то встречать. Мне не хотелось заводить распри среди единоверцев, и хотя остальные старообрядцы из других общин не возражали и с интересом говорили со мною о проблемах современной религии, я все же решил посетить могилы один.

Этот случай говорит о том, что некоторые современные староверы часовенного толка предрасположены к тайному и скрытному ведению своих религиозных обрядов. И этому не стоит удивляться, за 350 лет репрессий и гонений на старую веру некоторые верующие переходили и сейчас еще переходят к обособленному образу жизни. Поэтому за период существования старообрядчества возникло множество сект, толков и согласий. Есть обособленные согласия, состоящие из старообрядцев нескольких сел и деревень или представителей одного района. Такое дробление и обособление староверов приводит к тому, что молодежь уходит от своих общин и попадает в сети сектантов, которые сейчас действуют очень активно, вовлекая в свои организации значительное количество новых прихожан.

Некоторые из старообрядцев и сейчас стараются духовно отделиться от государства, отказываются от паспортов, пенсий, не участвуют в переписи населения и в выборах в государственные органы. Но истинные староверы никогда не уходили от мира добровольно и не игнорировали государственную власть, которая зачастую обращалась с ними не по-божески. В тайные скиты и в пустыню уходили, как правило, одинокие иноки, не терпящие суеты мирской, или же раскаявшиеся грешники для очищения души, или небольшие группы, или семьи вследствие разного рода насилия и репрессий. Так, например, ушла от мира семья Лыковых, неоднократно описанная в средствах массовой информации. Надо заметить, что все они, и последняя из них Агафья Лыкова, не возражали, что о них пишут в газете и продолжают писать. А в настоящее время и вовсе нет оснований к тайному проведению молитв и обрядов любой веры и даже секты, если она официально не запрещена законом и не наносит физических или психических травм верующим.

В конце моей работы над очерком у меня сам собою возник вопрос о перспективах старообрядчества и возможности объединения их снова в единую церковь, которая была до раскола.

Однажды при встрече задал такой вопрос настоятелю Христо-Рождественского храма Русской православной старообрядческой церкви (Белокриницкое согласие) в Екатеринбурге, что в районе ВИЗа, отцу Павлу Зырянову. Молодой священник глубоко задумался, видимо, сам неоднократно думал над этим вопросом.

Мы всегда готовы на единение и согласие всех староверов в единую церковь. Все-таки одна вера, один Господь Бог, одни обряды и книги для богослужения, одни иконы, и справляем одинаково все церковные праздники. Я тоже год назад служил молитву на могилах иноков Гермона, Максима, Григория и Павла. Нам нечего делить, но до объединения все никак не доходит. Так и будут они, видимо, постепенно отмирать, так как число верующих часовенного толка, то есть беспоповцев, постепенно уменьшается.

Мы же находимся под управлением Митрополита московского и всея Руси Корнилия. Ставка его в Москве на Рогожском кладбище, при Храме Рождества Христова. У нас есть храмы, монастыри, духовные училища, где готовят священников, и действует около 250 приходов по России. А у них сейчас мало грамотных пастырей и начетчиков, так что скоро и молитву вести будет некому.

На этот же вопрос В. Васильев улыбнулся, несколько саркастически и резковато ответил:

Нам триста пятьдесят лет все предрекают и предсказывают, что мы скоро исчезнем в никуда или перейдем в Никонианскую церковь! А мы все живем и молимся, как наши отцы и деды, крестим детей и освящаем браки. Мы с момента раскола были гонимы, и у нас не было возможности готовить своих священников, поэтому службу ведут наиболее грамотные прихожане, старосты, уставщики и начетчики. Так сложилось исторически. Я тоже не учился духовной грамоте, все получил в семье, от отца и других грамотных стариков. А сейчас обучаюсь самостоятельно и обучаю других. А по образованию я педагог, так что и наука педагогическая тоже помогает. - Он помолчал минуту и продолжил. - Вот недавно был в госпитале, ногу лечил. Когда приходил в столовую на обед, творил, как положено, молитву, крестился и приступал к трапезе. И никто не ерничал, хотя там немало было молодежи. Народ меняет свое отношение к религии и к Богу. - Он благодушно погладил свою окладистую бороду и закончил на хорошей ноте. - А после несколько молодых мужчин подходили ко мне и спрашивали, как им окреститься. Я рассказал, что являюсь настоятелем старообрядческой часовни в Невьянске и готов им помочь, если они пожелают принять нашу веру. Так что вера наша жива и будет жить дальше!

Конечно же, я с ним согласился в этом, хотя понимаю и то, что если так стремительно убывает население страны и особенно русское сельское население, без людей остаются многие деревни и села, и не только на Урале и в Сибири, но и в Центральной России, на Севере и даже в Московской и Ленинградской области, естественно, что снижается и число верующих, и в первую очередь поклонников старой веры, которые в большинстве своем живут в сельской местности.

Но не надо забывать, что кроме часовенных есть еще беспоповцы Поморской старообрядческой церкви, почти весь Север, и у нас на Урале и в Сибири есть поморские общины. А сколько живет староверов в ближнем и дальнем зарубежье. Особенно много их в Прибалтике, Молдавии, Румынии, в Белоруссии и Украине, есть они даже в Южной и Северной Америке. Кто, когда их считал?! И лишь иногда мелькнет в печати, что где-то там, далеко от исторической родины, живет большая община русских старообрядцев, которые сохранили язык, обряды и культуру своих предков!

Я задавал такие же вопросы и другим староверам, мужчинам и женщинам, в том числе и паломникам на Веселых горах.

Одна из женщин прямо и категорично ответила, что надо всем старообрядцам разных толков объединяться с Русской старообрядческой церковью, так как верующих, которые молятся, остается мало, в основном старушки и старики.

Мы живем в складчину, на общие деньги купили дом, собрали иконы и ходим туда молимся, молодежи нет. Сюда, в Карпушиху приехали на “газели”, которую сами наняли на общие деньги, мы ни от кого не зависим, но живем трудно, никто никакой помощи нам не оказывает.

Старообрядец из Невьянска, мужчина средних лет, с небольшой бородкой, на мой вопрос ответил решительно.

Нас три столетия все хоронят, пугают, что скоро кончится наша вера. А мы живы! Ходим по земле, крестимся и молимся, как наши деды и прадеды - двуперстием! Изменять ничего не хотим!

Какое похвальное уверование в свои силы и в свою веру!

Нынешным летом я принимал участие в субботнике по очистке мусора на старообрядческом кладбище в дачном поселке Таватуй. Собралось человек сорок, половина дачников, то есть не коренных жителей поселка, который вырос из старинной деревни того же названия.

Большинство из собравшихся - пенсионеры, но были и молодые мужчины и женщины. Самой активной была семья Железняковых из Москвы, которые пришли с маленьким сынишкой Левой. Они дачники, но живут здесь давно и считают эти красивые места своей второй родиной. Здесь похоронены их отец и дед. Приехали и представители Поморской Древлеправославной церкви из Санкт-Петербурга и Новгорода - молодые крепкие мужчины с опрятными бородками, Л.С. Соболева - доктор филологических наук, автор монографий по истории старообрядчества на Урале.

После трехчасовой работы по уборке мусора с могил первых жителей этого поселка провели собрание, на котором много было сказано по истории этой деревни и жизни старообрядческой общины Поморской церкви.

В Таватуе все жители, а их в лучшие годы доходило до тысячи человек, были старообрядцами этой общины. Представители других общин и религий здесь не приживались. У них была своя часовня, в которой крестили детей и проводили все традиционные обряды. Сейчас старожилов-староверов осталось не более ста человек, часовни нет, службы не проводятся. И вера их, понятно, угасает.

А все началось с лихих годов перестройки, когда развалили местный совхоз и рыболовецкую артель, трудоспособному населению негде стало работать, многие стали продавать свои дома в этом красивом месте и уезжать в близлежащие города Новоуральск, Невьянск и Свердловск. А на месте старинных красивых деревянных изб стали строить несуразные кирпичные особняки, окруженные крепостными стенами из кирпича и камня. Так старинная деревня со своим самобытным укладом превратилась в дачный поселок с узкими улицами и высоченными домами явно нерусской архитектуры.

Я спросил приезжих пастырей, что они думают о возможности объединения всех староверов в единую старообрядческую церковь.

Очень сомнительно, - ответил гость из Петербурга. - Слишком много разного у нас с другими староверами, особенно с поповцами.

А о положении дел Поморской церкви оба гостя, как мне показалось, ответили очень оптимистично, что она живет и развивается, хотя положение дел в том же Таватуе говорит о другом. Дай Бог, чтобы их оптимизм оправдался!

Прошлой осенью я прошел на теплоходе “Александр Радищев” по северным рекам и озерам. Увидел много замечательных храмов и монастырей, принадлежащих Русской Православной церкви. Заметил, что храмов много, молящихся мало, в основном туристы и немногочисленные паломники из дальних мест. Что поделаешь, убывает население - убывает и число верующих.

Сейчас в стране, по моим личным наблюдениям, четыре категории россиян:

1. Кто не верует ни в какие религии, поэтому понятно, что не молится и не справляет религиозных праздников. Их достаточно много.

2. Те, кто верует, но не молится, не ходит постоянно в храмы и не соблюдает посты. Это наиболее многочисленная группа населения, представителей разных религий, в том числе и старообрядцев.

3. Те, кто еще не определился в своей вере, но на всякий случай посещают храмы, особенно в религиозные праздники, постоять со свечкой, изобразить себя глубоко верующим, а если повезет, то и засветиться на телекамеру. Среди них встречаются политики разного масштаба, члены правительства, их жены а также разного рода тусовщики из артистов, особенно полуоголенных певичек, надевающих на концерты огромные золотые кресты на живот, думая, что Господь добавит им славы, а также писателей и журналистов. То есть всех тех, кого Иисус Христос называл лицемерами. “И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаться и молиться, чтобы показаться перед людьми” (Евангелие от Матфея).

4. И, наконец, истинно верующие, кто верует, молится, постоянно посещает храмы или молельные дома, или комнаты и соблюдает посты. Таких, к сожалению, очень мало и у старообрядцев, и у православной церкви. Полагаю, что их не более одного процента населения России.

И на Ладоге, на острове Вааламе, и в Кижах, и в других местах Русского Севера я спрашивал у экскурсоводов, есть ли в этих местах старообрядцы и есть ли у них действующие храмы? Почти все отвечали, что не имеют информации или давали отрицательный ответ. И только один из них на Кижах сказал, что живет поблизости несколько семей староверов, на острове есть даже их могилы, но сколько всего их проживает в округе, никто не знает. А ведь как раз Олонецкая губерния (ныне Карелия), и особенно Прионежье, была после раскола центром старообрядчества. Именно там располагались первые староверческие скиты и монастыри, отсюда они тайно расселялись по всей территории России. Но, видимо, все это не входит в историческую программу экскурсоводов, которые по-прежнему называют староверов еретиками и раскольниками.

И это несмотря на решение Поместного собора Русской православной церкви в 1971 году, провозгласившее, что Собор торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на тех, кто их придерживается. То есть староверы были объявлены настоящими христианами, которые могут везде креститься двумя перстами и публично справлять свои обряды и молитвы по старым книгам. Но, к сожалению, указанное решение Собора в большей части остается лишь на бумаге. А в реальной жизни они все еще остаются в глазах иноверцев изгоями, еретиками и жестокими раскольниками, которые якобы даже своих единоверцев подвергают жестоким пыткам за отступничество. Понятно, что все это блеф и литературная чушь неграмотных писак, но ведь пишут!

Не говорят о старообрядцах по радио и не показывают их по телевизору. Обходят вопрос о расколе и репрессиях староверов с момента раскола ученые историки, хотя от этих репрессий пострадало в процентном отношении к числу проживающего населения значительно больше людей, чем в годы сталинских репрессий, о которых прочитаешь и услышишь во всех средствах массовой информации. Но молчат и политики, и религиозные иерархи, словно не было сотен тысяч казненных и миллионов репрессированных староверов, отстаивающих право веровать и молиться так, как им завещали отцы и деды.

А я убежден, что старообрядцы - это люди замечательной древней русской культуры, настоянной на истинной христианской морали, это носители высокой нравственности и человеколюбия, сохранившие лучшие духовные качества, трудолюбие и взаимопомощь. Да храни вас Господь!

Более двух столетий, начиная с конца XVII в., Уральский регион являлся одним из крупнейших центров старообрядчества, не утратив этого значения и к началу XX в. Несмотря на все усилия миссионеров официальной православной церкви, Пермская губерния, как и прежде, занимала по числу староверов одно из первых мест в Российской империи. По данным переписи 1897 г., на территории Пермской губернии проживало 95 174 старообрядца, в то время как в Тобольской губернии – 31 986, а в прилегающих к Пермской губернии с запада Оренбургской и Уфимской – соответственно 22 219 и 15 850 . Приверженцы «древлего благочестия» составляли, согласно данным этой переписи, около 3 % от всего населения губерний, но поскольку распределение старообрядцев по территории региона было неравномерным , то в одних районах доля старообрядческого населения была выше, а в других – значительно ниже. Исторически сложилось так, что основными старообрядческими центрами стали горнозаводские поселки, а также населенные пункты, лежащие на пути из европейской части страны в Сибирь и на Дальний Восток .

Перепись 1897 г. показала, насколько далекими от реальности были данные, собираемые официальной церковью, что, впрочем, признавалось не только исследователями старообрядчества , но и миссионерами . Это обстоятельство было отмечено еще Вруцевичем, служившим до 1881 г. секретарем Пермской духовной консистории. Он приводил минимальные, по его словам, цифры, полученные на основании просмотра метрических книг конца 1870–1880-х гг. (в Верхотурском уезде – 85 000 старообрядцев, Шадринском и Камышловском, вместе взятых – 166 880), сопровождая их комментарием: в трех уездах раскольников в 4,5 раза больше, чем их число, указанное в официальных отчетах по всей Пермской губернии .

В качестве главной причины значительного увеличения численности старообрядцев в первое десятилетие XX в. представители православной церкви чаще всего называли провозглашенную Манифестом 17 апреля 1905 г. политику веротерпимости , заявляя, что при «такой свободе» их миссионерская работа и впредь не будет успешной. Указывая на рост числа «именуемых старообрядцами», местные церковные власти уже не скрывали и не преуменьшали эти данные, как прежде, а наоборот, для более впечатляющей иллюстрации того, как при благоприятных условиях «все сильнее и сильнее раскол поглощает православное население» , вероятно, могли несколько «округлять» данные о количестве старообрядческого населения, как это и сделано в отчете пермского епархиального миссионера за 1913 г. . Миссионеры в 1913 г. констатировали рост староверческого населения в Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Екатеринбургском, Верхотурском, Камышловском уездах в 2–4 раза по сравнению с данными статистических комитетов, проводивших перепись в 1897 г.

Увеличение численности старообрядческого населения после 1905 г. происходит в большей степени за счет легализации той части староверов, которая до объявления свободы вероисповедания считалась формально принадлежащей к официальной православной церкви. Согласно установленным в 1905 г. требованиям, прошение о переходе в старообрядчество каждый желающий должен был подавать отдельно. Однако в исключительных случаях удовлетворялись и коллективные прошения. Весьма необычным было, например, ходатайство, поданное в 1908 г. 137 крестьянами с. Катарач Шадринского уезда Пермской губернии. Эти крестьяне, числящиеся православными, подали прошение о том, чтобы им разрешили вернуться в «веру отцов», т. е. в старообрядчество . В процессе их увещевания выяснилось, что родители многих из них в 1887 г. «уклонились в раскол», сопроводив свое решение ходатайством в Екатеринбургскую духовную консисторию с просьбой считать их официально старообрядцами. Дело было передано из консистории в Синод, а там его рассмотрение затянулось. Крестьяне, не дождавшись официального разрешения, стали крестить своих детей «по беспоповскому обряду» и в дальнейшем обращались не в церковь, а к наставнику , но местный священник по-прежнему считал их при своей церкви, и не без некоторой выгоды: ведь все прихожане, а следовательно, и они тоже, обязаны были исполнять должность церковных сторожей. Это-то обстоятельство – стремление избавиться от сторожевой службы – и стало главной причиной возбуждения в 1908 г. того самого ходатайства об исключении из православия. После бесед с миссионером крестьяне подтвердили свое желание перейти в старообрядчество, ссылаясь на Указ о веротерпимости. В результате в сводках местного благочинного за 1913 г. из всех жителей с. Катарач, посещающих официальную православную церковь, было указано только 92, все остальные были отнесены к старообрядцам-беспоповцам.

Круг старообрядческих согласий в пяти центральных уездах горнозаводского Урала, составляющих Екатеринбургскую епархию, был достаточно широк . Однако наиболее крупным согласием среди уральских старообрядцев в то время считались часовенные .

Трансформация беглопоповского согласия (софонтиевцев) в беспоповское (или как еще называли часовенных миссионеры – «стариковщинский толк»), произошла в условиях борьбы с «расколом», которую развернуло правительство Николая I с начала 30-х гг. XIX в. Под угрозой лишения социальных и экономических прав большая часть екатеринбургских купцов, руководителей беглопоповского общества старообрядцев Сибирского края в 1838 г. присоединилась к единоверию. Однако надежды на то, что примеру лидеров последуют и рядовые старообрядцы, не оправдались. Из-за преследований властями беглого священства и распада организации беглопоповцев они перешли к бессвященнической практике. Таким образом, николаевская репрессивная политика по отношению к уральскому старообрядчеству не увенчалась успехом, поскольку привела лишь к изменению его организации: на смену беглопоповскому обществу пришел децентрализованный мир беспоповских общин часовенных . Часть зауральских крестьянских общин, под влиянием М. И. Галанина и его единомышленников, перешла к беспоповской практике еще в конце XVIII – начале XIX вв.

Выделим комплекс причин, по которым старообрядцы Урала и Зауралья перешли к беспоповской практике.

Во-первых, беглых священников всегда не хватало. Старообрядческие приходы были очень большими, часто в нужный момент священника не оказывалось рядом, и какие-то литургические функции принимали на себя миряне. Создавалась устойчивая практика обходиться без священника. Кроме того, переходившие из православия в старообрядчество священники не отличались, как правило, высокими моральными качествами, а в условиях острого дефицита кадров нравственные изъяны обыкновенно усугублялись. Взыскательные к моральному облику своих пастырей, крестьяне все более склонялись к отказу от таких священников.

Во-вторых, купечество, являвшееся верхушкой уральской беглопоповщины, определявшее жизнь согласия и руководившее беглыми попами, искало компромисса с правительством. В екатерининское и александровское царствование происходило постепенное смягчение правительственной политики и компромисс становился возможным. Основная масса старообрядцев – крестьяне – не поддерживала соглашательской политики верхушки и была настроена радикально. Внутренние противоречия в беглопоповском согласии усиливались. Следствием этого был переход крестьян-старообрядцев к беспоповской практике, совершившийся в Зауралье раньше, чем на горнозаводском Урале.

В-третьих, в это время идет социальное расслоение деревни. Появляющаяся мелкая сельская буржуазия стремится взять под контроль внутреннюю жизнь религиозной общины, а это легче сделать, когда община самоуправляема и независима.

Окончательное решение об отказе от дальнейшего приема «никонианских» иереев было принято на Тюменском соборе 13 ноября 1840 г., поскольку «…и до сего времени строго преследуются они, мы их оставляем. И на то дело избираем правителей-настоятелей, коим дозволено собором сим исполнять требы и нужды мирян; якоже и предки наши имели у нас настоятелей, но подчинялись оныя священникам правленым. Но ныне их вконец отрицаем» . Так исправление треб перешло к наставникам-старикам и уставщикам, избираемым общиной. Старики действовали как миряне, они не имели права читать молитвы, которые полагалось произносить священнику при богослужении и при совершении таинств. Но, даже перейдя к беспоповской практике, вероучение согласия часовенных продолжало отрицать догмат о полном пресечении истинного священства после реформ патриарха Никона .

Для решения наиболее важных вопросов часовенные, так же как и их предшественники-беглопоповцы, созывали собор, на который от общин делегировались представители, как наставники, так и прочие миряне. Обычно заботу об организации подобных собраний брали на себя зажиточные старообрядцы, в их просторных городских домах делегаты проводили свои заседания. Роль председателя собрания зачастую выполняли наставники или попечители мирских общин, но наиболее влиятельным было мнение скитских старцев (как и в прежние времена, в XVIII – первой половине XIX вв.), обязательно приглашаемых на собор . Так продолжалось, предположительно, до 1880-х гг., когда вновь дали о себе знать расхождения во взглядах между радикально настроенными крестьянскими общинами (в основном зауральскими) и умеренными городскими торгово-промышленными кругами часовенных. В 1884 г. на соборе екатеринбуржцы смогли добиться нужного им постановления о новом поиске священства, несмотря на то что оно противоречило доводам сторонника беспоповства, наиболее авторитетного из черноризцев – о. Нифонта, с мнением которого были согласны и крестьянские делегаты. О том, что роль приглашаемых на уральские соборы скитников снизилась, свидетельствует и дальнейшая практика проведения подобных собраний: черноризцы присутствовали на соборе 1908 г. и на съезде 1911 г., но в дискуссиях уже не участвовали, уступив руководящую роль представителям мирских общин.

Тем не менее, несмотря на уменьшение идеологической роли, лесные пустынножительства сохраняют свое социальное и культовое значение. Уральские «заводские дачи» во второй половине XIX – начале XX вв. по-прежнему являются прибежищем для многих скитских поселений.

В лесах Висимо-Шайтанского завода, по сведениям миссионеров, в начале XX в. насчитывалось 11 скитов по речкам Шайтанка, Сулем, Бушан. Недалеко от Нижнего Тагила, около р. Шумихи, за Елевой горой, было общежительство 18 скитниц, во главе с Ефимией Ивановной Кондратьевой, крестьянской вдовой из д. Пряничниковой Верхотурского уезда. У скитниц было две избы: одна была отведена под моленную (четыре жилые комнаты и две кладовые), во второй устроили хлев для нескольких коров, сеновал и маленький чулан, где хранили разную утварь.

В 2–3 верстах от этого поселения находился скит, в котором жила схимница Анисья Решетникова, отделившаяся от женского общежительства . Поставить келью ей помогли родственники из с. Горбуново, находившегося рядом с Нижне-Тагильским заводом. Многие окрестные жители, когда шли за ягодами или на охоту, часто посещали Анисью, принося ей продукты. Для гостей в скиту имелась отдельная «малая» келья. Сама скитница иногда выходила «в мир», чтобы собрать денег и нанять рабочих для ремонта построек. Но, несмотря на такую «известность», для «непосвященного» человека найти скит Анисьи было непросто: «Среди леса, в болотистой местности находится небольшая полянка, которую можно заметить только выйдя из лесу к ней. Полянка эта… огорожена невысоким жерденым пряслом. В северной части прясло немного разгорожено и здесь вход на полянку. При входе через эти ворота с правой стороны находится небольшой сарайчик, в котором сложен мох. Дальше идет тропка, которая, проходя мимо родника, подводит к кельям… Вокруг келий, по всей полянке место сырое, поросшее травой… Часть поляны между воротами и кельями вскопана под гряду, на которой растут бобы, морковь, огурцы…» .

В 1912 г. недалеко от д. Большая Лая поселились инокини скита м. Александры и Елизаветы из-под д. Кедровки Кунгурского уезда, Пермской губернии. Ранее около д. Кедровки располагались мужской скит о. Нифонта и женский скит м. Феодоры и Зинаиды. В 1882–1883 гг. оба скита переселились в леса около с. Исетского Ялуторовского уезда Тобольской губернии. Затем, после смерти о. Нифонта, в 1890 г., одна часть мужского скита перебралась еще дальше на восток – в томскую тайгу, вторая, во главе с о. Игнатием, осталась под Исетским, а инокини с м. Александрой вернулись под д. Кедровку .

Есть сведения о скитах и в других уездах Пермской губернии. Наиболее многочисленным после переселения в 1880-х гг. кедровских пустынножительств стал скит о. Израиля на р. Нязь, на границе Екатеринбургского и Красноуфимского уездов. В 1901–1902 гг. стараниями переселившихся из небольшого Каслинского скита м. Феклы и Елены возродился Сунгульский скит, просуществовавший до 1921–1923 гг. В 12–15 верстах от Невьянского завода был скит м. Нионилы, в котором проживало около 20 стариц . Немало пустынножителей обитало в 1914 г. в Чердынском уезде, по верховьям р. Печоры, Уньи, Колвы и их притоков.

Некоторые лесные поселения, хотя и назывались скитами, были скорее заимками, куда переселялись отдельными семьями. Такие «скиты» были в лесной даче Нижне-Тагильского завода, где, например, около Учинского болота недалеко друг от друга жили, занимаясь пчеловодством, крестьяне Пермского уезда Федор Рукавишников и Николай Желнин с женами и детьми. Подобные же уединенные заимки устраивались и в Чердынских лесах, там поселенцы занимались земледелием и охотой .

Близость некоторых скитов к поселениям обеспечивала в случае необходимости помощь местных часовенных-мирян, однако это соседство заключало в себе опасность: время от времени скиты подвергались ограблениям. Например, осенью 1911 г. в поселениях около Нижнего Тагила случилась серия краж: шайка злоумышленников из мастеровых завода в течение сентября – декабря вывезла из кладовых скитников разные вещи и почти все запасы на зиму.

Первым «удостоился посещения» в конце сентября 1911 г. скит Захария Комарова, в то время отсутствовавшего. В избушке находился только послушник Елисей, у которого забрали 4 рубля, шубу, мешок с клюквой, муку, крупу, 8 фунтов меду и несколько книг – всего на сумму около 100 рублей. Сразу же после происшествия о. Захарий попытался через своих знакомых в заводском поселке найти хоть что-то из украденной библиотеки и выкупить. Таким путем он смог вернуть две книги, а судьба других так и осталась неизвестной.

Не получив отпора, грабители продолжили начатое «предприятие». Они приезжали обычно поздно вечером, просились на постой и затем, проникнув в помещение и запугав хозяев, выносили имущество и требовали денег. Лишь в случае с женским общежительством налетчикам пришлось трудновато. В их первый приезд, 21 октября, скитницы заперлись в избе, где располагались жилые комнаты и моленная, а в качестве места для ночлега приехавшим «путникам» указали хлев. Оттуда воры вынесли несколько аршин холста и некоторую утварь, но, видимо, особенно поживиться было нечем, да и налетчики, по их последующему признанию, в первую очередь рассчитывали найти в скитах крупные суммы денег. Поведение грабителей стало столь наглым, что жительницам скита, чтобы предотвратить увод из хлева коров, пришлось прибегнуть к оружию. Они «зарядили порохом старинную пушку и сделали на воздух выстрел, стреляла Александра Федоровна Старикова, тогда мужики не стали брать коров и ушли в хлев», а скитницы тем временем отправили гонцов в ближайшую деревню. Прибывший через три часа житель д. Бобровки Василий Евграфов еще застал в скиту жуликов, которые, увидев его, схватили попавшуюся под руки подушку и уехали .

Кроме того, та же шайка посетила заимки Рукавишникова и Желнина. Ночью у первого они заперли снаружи дверь в жилое помещение избушки и вытащили из сеней съестные припасы. Во втором случае всех находившихся в доме они загнали в одну из комнат и вынесли все имущество из жилого помещения, с чердака и из сеней: 30 пудов муки, крупчатку, ячменную крупу, одежду, книги и 40 копеек, которые нашли у двух сыновей Желнина. В полицию об ограблениях не заявлял, «так как не велено писанием».

Заключительным «налетом» на пустынножителей стало второе посещение, в начале декабря, женского скита под Елевой горой. В главную избу грабители опять не смогли проникнуть, но на этот раз они без промедления перетаскали в свои сани все добро, что попалось им на глаза. Скитницы вновь прибегли к уже испытанному средству: стали палить из «пушки». Расхитители уехали, увезя с собой упряжь, муку и много одежды – шубы, платья, шали, овчины и пр. Именно это приобретение и способствовало поимке злоумышленников. Уже через день об ограблении стало «негласным путем» известно полицейскому приставу в Нижнем Тагиле. Он по собственной инициативе, так как заявления от потерпевших не поступало, установил наблюдение на рынке и через два часа задержал женщину, пришедшую продавать шубу «старого покроя». Ею оказалась одна из родственниц грабителей, поэтому провести дальнейшее расследование не составило труда. Всех участников шайки арестовали и затем, на основании данных потерпевшими показаний, осудили на различные сроки заключения.

Однако от поимки этих воров в лесных поселениях стало ненамного спокойней. В августе 1913 г. одна из келий в том же лесу около Нижне-Тагильского завода вновь подверглась нападению. В ней жили две скитницы, отделившиеся от большого общежительства Кондратьевой. Злоумышленники, братья Перепелкины, желая заполучить «самоцветные камни» со старинных икон, пришли в скит под видом охотников. Однако сразу приступить к делу не смогли, так как вскоре после них к схимницам пожаловали гости, старообрядцы Федюнины, которых «как лиц хорошо известных» устроили на ночлег в комнате с иконами в «большой» келье. Дождавшись, когда рано утром Федюнины ушли, Перепелкины убили обеих скитниц и сняли с «божества» украшение. Однако, рассмотрев на обратной дороге «камни» и поняв, что это простые стекляшки, они забросили добычу в болото и вернулись домой. Убийц удалось найти благодаря показаниям Федюниных, которые услышали пронзительные крики со стороны скита, вернулись и, обнаружив мертвых женщин, заявили в полицию .

Подобные инциденты вновь и вновь приводили многих пустынножителей к мысли о переселении в более уединенные места по пути, проделанному прежде многими переселенцами в Сибирь.

В начале XX в. большим авторитетом у часовенных горнозаводского Урала обладали самые грамотные люди в мирских общинах – начетчики. Они сравнительно глубоко знали тексты Священного писания, творений св. отцов и церковные правила, владели приемами ведения полемических бесед, защита вероучения своего согласия была для них профессиональной деятельностью.

Одним из наиболее известных начетчиков часовенного согласия на Урале был Афанасий Трофимович Кузнецов (24.10.1879 – 7.06.1938). Отец его был мастеровым Нижне-Тагильского завода. Обучившись «божественной грамоте» дома, а также получив 6 классов светского образования, Афанасий уже в 25 лет получил признание как знаток Священного писания и прекрасный оратор. При описании одной из первых его бесед с «австрийцами» – о. Василием Сюткиным и начетчиком А. Д. Токманцевым – на Веселых горах в июне 1903 г. екатеринбургский миссионер отмечал: «Сравнительно еще молодой Кузнецов настолько опытен в полемике, что в состязаниях о вере... поставил в безответное положение апологетов австрийского согласия», а впечатление одного из часовенных было изложено так: «…[Куз]нецов, служитель Нижне-Тагильской часовни. Хотя Кузнецов и молод, но беседу провел блестяще. Ето будет второй Коновалов» . Упоминание саратовского начетчика-спасовца слепца Андрея Афанасьевича Коновалова было не случайным. С конца 1890-х гг. часовенные Урала и Сибири, несмотря на принадлежность к другому согласию, часто приглашали его для собеседований с «австрийцами» и миссионерами. «Кто же теперь из уральских старообрядцев не знает Коновалова!» – восклицает один из слушателей его беседы с «австрийцем» 6 мая 1903 г. в Лысьвенском заводе. Именно у А. А. Коновалова учился полемическим приемам Афанасий Кузнецов, став со временем одним из лучших беспоповских начетчиков. Судьба уготовила ему как громкую славу, так и серьезные испытания. После одной из бесед с миссионером в Шадринском уезде ему пришлось провести некоторое время в тюрьме из-за того, что его речь была оценена как «возведение хулы на православную церковь». Заключение помешало А. Т. Кузнецову принять участие в I Всероссийском съезде часовенных в сентябре 1911 г. и ему пришлось ограничиться коротким письменным приветствием. После освобождения Афанасий Трофимович большую часть времени стал уделять делам учрежденного на съезде Успенского братства, но не оставлял без внимания и полемику, тем более что съезд избрал его начетчиком при братстве. При его участии в 1915 г. начал издаваться журнал «Уральский старообрядец» . Благодаря своим «Историческим очеркам уральского старообрядчества», опубликованным на страницах этого издания, А. Т. Кузнецов стал известен еще и как историограф часовенного согласия.

В ходе споров вокруг строгого соблюдения правил истинно православного жития во второй половине XIX – начале XX вв. внутри часовенного согласия выделились незначительные толки: «климентовцы», «михайловцы» и «порфириевы», – название которых произошло от имен их основателей. «Климентовцы» (последователи инока Климента (Климонт) из скита около д. Большие Галашки Верхотурского уезда Пермской губ.) были немногочисленны – не более двух десятков человек. Разделение произошло из-за запрета Климентом держать в домах самовары, лампы, носить пестрые одежды. По сведениям миссионеров, учение Климента разошлось с часовенными еще и в эсхатологических взглядах: согласно ему, Антихрист уже воцарился в мире в виде идола Саморы, т. е. самовара . Поэтому в таковые последние времена не должно записываться в какие-либо гражданские книги и платить подати . Влиятельным последователем этого толка был екатеринбургский купец Григорий Владимирович Блохин, который, используя коммерческие связи, пытался привлечь на свою сторону часовенных с. Шарташ. 1–2 января 1903 г. в д. Большие Галашки собор часовенных обсуждал учение нового толка. «Климентовцы» привели в доказательство истинности своих воззрений много выписок, но собравшихся представителей общин из близлежащих заводских поселков (присутствовало более 100 чел.) убедить не смогли. Часовенные постановили: «раз они [климентовцы] без собору греховных ради вин отделились, то они подлежат каноническому извержению» . На последующее предложение оставить свои «заблуждения» Климент ответил отказом, и раскол произошел уже окончательно. Однако широкого распространения «климентова вера» не получила. В воспоминаниях местных старообрядцев инок Климент остался одиночкой, который «отделился от остальных и вел более строгий образ жизни» .

В 1902 г. от «климентовцев» отделились «михайловцы» – сторонники Дерябинникова Михаила Илларионовича . Упрекая «климентовцев» в том, что у них в скитах многие старицы имеют личные вещи и деньги, Михаил назвал такое житие «разбойничьим» собранием и заявил, что отделяется от него . Дерябинников был сторонником как можно большего удаления от мира. На уже упоминавшемся Галашкинском соборе именно он был инициатором решения не принимать на молитву родителей, чьи дети учатся в земских школах .

«Порфириевы», коих было еще меньше , чем «климентовцев», отделились от часовенных из-за особого мнения об обряде крещения: они считали, что истинное крещение может быть совершено только в проточной речной или ключевой воде и всех крещеных иным образом следовало перекрестить. Очевидно, что в отношении необходимости перекрещивания часовенных у «учеников порфириевых» существовали сомнения. Для прояснения ситуации ими в 1909 г. в Нижний Тагил был приглашен активный деятель согласия «покрещеванцев» из с. Толбы Нижегородской губернии Александр Михеевич Запьянцев. Войдя в курс дела, Запьянцев ответил на вопрос «на каком основании следует крестить приходящих от часовенных?» развернутым посланием . Из его рассуждений следовало, что крещение в данном случае необходимо из-за прежней практики приема беглых священников, «потому что попы их поставлены были от слугов Антихриста и приняты были незаконно, и действовали не по правилам святых отец» . Неизвестно, приняли ли «порфириевы» его доводы, но поддержки и широкого распространения на Урале подобные взгляды не получили.

В некоторых сибирских соборных постановлениях есть упоминания о «завьяловской ереси» конца XIX – первой четверти XX вв., сторонники которой ввели при бракосочетании элементы отвергнутой «поповской» практики .

Проблему унификации обрядов крещения, причащения, заключения браков, покаяния, без решения которой было невозможно предотвратить разделения в обществах, часовенные обсуждали в 1911 г. на I Всероссийском съезде, проходившем в Екатеринбурге. Многие его участники приехали только для рассмотрения вопроса об этих таинствах. Сразу прийти к единому мнению удалось только по одному вопросу: было признано, что для таинства покаяния не требуется священник, его могут совершать иноки и простецы, т. е. «всякое избранное для того достойное лицо» . Рассмотрение всех остальных вопросов проходило нелегко: участники дискуссии, ссылаясь на Святое писание, зачастую делали прямо противоположные выводы. После многочасовых дебатов установили, как должны совершаться обряды крещения и брака. Наитруднейшим оказался вопрос о причастии, он вообще решался в плоскости «быть или не быть». Дело в том, что в течение уже более полувека у часовенных не было священников, от которых можно было бы получить запасные Дары для причащения. Во многих обществах святые Дары, оставшиеся от прежних священников, закончились, но даже те, у кого они еще не иссякли, например часовенные Кыштымского завода, сомневались в их истинности и в законности получения таких Даров от простецов. Начетчики Д. К. Серебрянников (из Невьянска) и А. Е. Арапов (из Верхнейвинского завода) настаивали на правомочности принимать сохранившиеся Дары, а также на возможности допускать вместо них причащение богоявленской водой . Обмен мнениями ни к чему не привел, и решение этого вопроса было отложено до следующего собора.

Разногласия среди часовенных появились и в отношении к изданному 17 октября 1906 г. «Положению о старообрядческих общинах». В пользе от предоставляемой «Положением» возможности зарегистрировать общину в губернской администрации (и таким образом получить права юридического лица) сомневались многие, ожидая, что информация о наличии общины впоследствии может сослужить плохую службу, например не позволит избежать притеснений властей, в случае если политика в отношении старообрядцев станет более жесткой . Полемика между сторонниками юридического статуса общины и так называемыми «противообщинниками» велась серьезная, однако обе стороны неизменно оставались при своем мнении. В защиту регистрации выступил уже упоминавшийся Афанасий Трофимович Кузнецов. В журнале «Уральский старообрядец» он опубликовал ряд статей с обличением заблуждений «противообщинников». Подчеркивая большое значение права официальной организации общин и «получение таким образом юридических и церковных прав старообрядчеством», что гарантировалось «Положением», он, тем не менее, отмечал, что «нашлись однако и такие люди, которые в общине видят не что иное, как грех и отступление от веры отцов». «Противообщинники» обосновали свою позицию в нескольких пунктах постановления собора, который проходил в с. Горбуновом Верхотурского уезда 13–15 января 1912 г. А. Т. Кузнецов упоминает, что среди «вдохновителей» неприятия регистрации общин на соборе были скитники Сергий, Варлаам, Ефросин и Климент. На горнозаводском Урале решение Горбуновского собора было полностью созвучно настроениям в нижне-тагильской общине. В Томской губернии «противообщиннические» тенденции были еще более сильными .

Неоднозначно воспринималась в среде уральских часовенных проблема грамотности и получения образования . Группа наиболее активных деятелей (самоназвание – «интеллигенты-старообрядцы»), в состав которой входили начетчики и наиболее грамотные прихожане крупных заводских и городских общин, ратовала за устройство отдельных старообрядческих образовательных учреждений и специальную подготовку учителей. Идея «поднятия грамотности среди детей, устройства и оборудования с этой целью старообрядческих училищ» также обсуждалась на Всероссийском съезде часовенных и в основном была поддержана. Среди сторонников школ главным камнем преткновения было разное понимание содержания образовательной программы. Многим казалось, что достаточно традиционного курса обучения письму, чтению, божественной грамоте, который в прежние времена был возложен на «мастерицу». Конечно, старообрядцы иногда отдавали своих детей в земские школы для получения каких-либо профессиональных навыков, но все-таки подобное образование считалось неудовлетворительным («не обучают ни псалтыри, ни канонам, ни пению по крюкам») и не везде приветствовалось . Недовольство земскими школами оставалось, даже когда часть предметов (чаще всего Закон Божий) преподавалась учителями из староверов. Так, настоятель д. Яр Камышловского уезда Василий Андреевич Ласкин высказал на съезде свои опасения: «У нас земство выстроило десятитысячное здание для школы. Учитель у нас теперь из своих старообрядцев. Дело идет хорошо. Только вот беда: говорят детям, что земля вертится, а солнце стоит. Это нам не нравится». А один из представителей общины из Шадринского уезда заявил: «Ни братства, ни общины, ни школы мы не желаем. Во всем этом мы сомневаемся» .

Кроме того, возникали препятствия финансового или административного характера. Делегат из Петрокаменского завода Верхотурского уезда рассказал о своей попытке устроить старообрядческую школу с ремесленным и сельскохозяйственным отделениями. Земство отнеслось к инициативе одобрительно, но предложило старообрядцам покрыть часть расходов, чего те были не в состоянии сделать. Из-за этого-то дело и расстроилось, хотя в качестве главной причины отказа от школы было высказано опасение, что «дети, хотя в школе и будет старообрядческий законоучитель, не достаточно будут обучены христианским истинам» . В КарГАПКльской волости Шадринского уезда ходатайство о разрешении устроить школу все никак не могло пройти надлежащие инстанции в течение двух лет.

И все же самые большие препятствия заключались в сомнениях относительно приемлемости школ, подконтрольных государству. «На школы требуется разрешение. Это нас останавливает. Потому что мы сомневаемся, как-бы можно [было] свободно открывать школы – дело другое. Нужно вычитать в священном писании – прибегали ли при открытии школ к власти в старое время» .

Большую работу по убеждению одноверцев в полезности и необходимости всестороннего образования проделали сотрудники журнала «Уральский старообрядец», издававшегося в 1915–1916 гг. Они приводили следующие доводы: «Пора всему старообрядчеству приобщиться к светским наукам и слить свою крепкую веру со светом научных знаний. Многие отцы церкви сами воспитывались на светских науках, и не упала от этого их вера, а наоборот, восторжествовала над окружающей тьмой… Жизнь требует больших знаний, без которых скоро и трудиться будет уже невмоготу» .

Вскоре после съезда 1911 г. в Екатеринбурге при Никольском храме была создана школа, в которой одновременно могло заниматься 50 учеников и учениц . Обучение велось по 3-годичной программе. В штат школы входило 2 учительницы, законоучитель, учитель пения и сторож. Заведующей школой была сестра Игнатия Крохина, секретаря совета Никольской общины, Пелагея Селиверстовна Загудаева. Стараниями прихожан обеих городских часовен удалось собрать хорошую школьную библиотеку, в которой были не только старопечатные псалтыри для изучения церковной грамоты, пособия и хрестоматии, выпущенные для школ министерства просвещения, но и художественные альбомы, энциклопедические словари, издания «Библиотеки Павленкова», сказки Г.-Х. Андерсена, книги Д. Н. Мамина-Сибиряка, Ф. М. А. Вольтера, Л. Н. Толстого и Н. В. Гоголя. Всего же в библиотечном списке этой школы насчитывалось более 100 наименований книг и пособий .

Другим крупным учебным заведением часовенных на востоке России было открытое в 1915 г. 3-классное частное низшее училище в с. Тюменцево Барнаульского уезда. В нем обучалось более 40 учеников и учениц.

Годом позже завершилось строительство «нового рассадника знаний» в Черноисточинском заводе Верхотурского уезда Пермской губернии . Очевидно, благодаря связям и авторитету А. Т. Кузнецова, согласившегося курировать строительство, земство «взяло на себя затраты» на сумму около 30 тыс. руб. (хотя в 1912 г., после ходатайства о постройке училища местных Никольского и Ильинского приходов, вопрос о выделении земством на училище даже и 15 тыс. оставался открытым) . «Первое и лучшее на Урале и в Приуралье по размерам и благоустройству» училище было рассчитано на 500 человек . Открытие училища происходило весьма торжественно, приехавший на церемонию черноризец о. Антоний (Поздняков), наставник верхне-тагильской общины , произнес поучение будущим ученикам и их родителям.

Открытие этого училища оказало большое влияние на решимость других общин учреждать школы. Прошения об открытии училищ подавали часовенные Лысьвенского завода, Нижнего Тагила, Верхнейвинска, однако начавшиеся в 1917 г. события заставили забыть об этих планах.

В начале XX в. в составе уральских общин старообрядцев-часовенных несколько уменьшается доля купеческого сословия. Это связано, прежде всего, с изменениями в правовом положении купечества. Исследователями отмечается, что с 1885 г., после введения системы пропорционального обложения торгово-промышленных предприятий, начинается «падение престижа гильдейской организации купечества» . Позднее, в 1898 г., обладание купеческими привилегиями было отделено от права на занятие торговлей. По «Положению о государственном промысловом налоге», принятому 8 июня 1898 г. и вступившему в действие с 1 января 1899 г., для занятия предпринимательской деятельностью было достаточно приобрести промысловое свидетельство. Лица, заинтересованные в сохранении или получении сословных прав купечества, выкупали гильдейское свидетельство дополнительно. Из-за необязательности записи в гильдии для занятия торгово-промышленной деятельностью удельный вес купечества среди предпринимателей с начала XX в. стал уменьшаться, особенно в молодых городах, где традиционные ценности купечества не успели занять прочное место. Однако в большинстве старых городов Западной Сибири купеческое сословие хотя и несколько уменьшилось, но еще сохраняло свои экономические и социальные позиции . На Урале, как и в Сибири, старообрядцы среди городского купечества составляли значительную долю, однако не такую большую как прежде. Кроме того, ряд влиятельных деятелей часовенного согласия со временем все больше склонялся к принятию либо православия официальной церкви (например, И. М. Белиньков) , либо Белокриницкой иерархии (Ф. А. Малиновцев).

В создавшихся условиях в составе екатеринбургских старообрядческих общин часовенного согласия в начале XX вв. на первое место по численности выходят переселившиеся в город крестьяне (таблица).

Социальный состав прихожан Успенской и Никольской часовен г. Екатеринбурга
в 1912 г., чел. (по данным метрических книг

Из прихожан обоих храмов 135 человек (63,7 %) были крестьянами, причем большая часть тех, чье местожительство указано , в 1912 г. уже переселилась на постоянное жительство в Екатеринбург, и только 20 крестьян, проживая по месту приписки – в с. Шарташ, д. Становой, в Верхнейвинском, Березовском, Быньговском и других заводах, периодически приезжали в одну из городских часовен (обычно для крещения ребенка). По данным книг о сословной принадлежности семей можно проследить, как отдельные члены крестьянской семьи, переселившись в город, со временем переходили в мещанское сословие: Викул Ульянов – один из сыновей шарташского крестьянина Иосифа Ульянова, Евстигней Афанасьевич Бурухин – из крестьян Нижнесельской волости Екатеринбургского уезда .

Увеличение количества крестьян в данных старообрядческих общинах связано с общероссийскими процессами переселения крестьян в город начавшимися в послереформенный период. В «Положение о пошлинах на право торговли и других промыслах», изданном 1 января 1863 г., через два года, в 1865 г., была внесена дополнительно 25-я статья, которая гласила, что купеческие свидетельства могут приобретаться лицами и не купеческого звания. Исследователями отмечается, что таким образом, при предоставлении торговых прав, был несколько ограничен принцип сословности . По принятии в 1870 г. нового Городового положения крестьяне-отходники, переселяясь в город для занятий торговлей или ремеслом, на основании купленных промысловых свидетельств получали право принимать участие в городском самоуправлении . Таким образом, сословные различия между крестьянами и остальными горожанами стали минимальными, а в 1898 г., как уже отмечалось, был почти полностью устранен серьезный стимул для перехода состоятельных предпринимателей из низов в купеческое сословие. Для крестьян-старообрядцев, переселявшихся на жительство в город, благоприятным было еще одно обстоятельство: на новом месте они включались в общину одноверцев, принадлежность к которой часто означала и принадлежность к сообществу, пронизанному едиными хозяйственными связями .

Вторую по численности сословную категорию среди прихожан Никольской и Успенской старообрядческих часовен составляли мещане. В 1912 г. в метрических книгах зафиксировано 68 екатеринбургских мещан (32 % прихожан). Почти все они постоянно проживали в Екатеринбурге, и только 1 человек жил в г. Камышлове.

Как уже отмечалось, купеческое сословие среди старообрядцев-часовенных к началу второго десятилетия XX в. уменьшилось. Из всех прихожан данных храмов, зарегистрированных в метрических книгах в 1912 г., купцы составляли всего 2,4 % (5 чел.) , из них трое (семья Щербаковых во главе с Григорием Гордеевичем) жили в Екатеринбурге, а остальные были приезжими, из Березовского завода (Василий Саввич Бойцов) и из г. Камышлова (Лидия Александровна Щербакова).

В конце XIX – начале XX вв. Щербаковы – наиболее известная купеческая фамилия из старообрядцев-часовенных г. Екатеринбурга. Старообрядец Лука Григорьевич Щербаков с домочадцами (жена Татьяна Тимофеевна, сын Гордей 42-х лет, сноха Анна Парамоновна, внук Григорий 10 лет и внучка Екатерина 7 лет) в 1855 г. числится в «Списке екатеринбургских раскольников беспоповщинской секты» среди других 155 семей . Со временем Щербаковы заняли место попечителей Никольской («большой») часовни, рядом с видным семейством купцов Тарасовых. В доме Щербаковых устраивался знаменитый Екатеринбургский собор 1884 г., а в 1901 г. там же проходили беседы А. А. Коновалова с представителями «австрийцев» . Преуспели они и в предпринимательской деятельности: Григорий Гордеевич Щербаков владел несколькими паровыми мельницами около г. Камышлова, торговал мясом, имел мыловаренный, свечной и клееваренный заводы в Екатеринбурге. Один из его четырех домов располагался на Уктусской улице, которую в те времена называли «улицей миллионеров» . Сын Григория Гордеевича, Федор, был избран председателем Никольской общины часовенных г. Екатеринбурга, зарегистрированной в 1907 г., и так же, как и отец, активно участвовал в жизни старообрядческого общества: в 1915 г. он принялся за распространение по подписке журнала «Уральский старообрядец».

Следует также сказать несколько слов о деятельности сыновей Василия Колмакова. В конце XIX – начале XX вв. они являлись крупнейшими купцами Тобольской губернии. На собственных предприятиях в Ялуторовском уезде Колмаковы занимались производством масла, сала, муки и мыла. Изготовленный товар отправлялся на Урал, в Москву, Петербург и даже Турцию. На Нижегородской ярмарке они торговали мехами и кожами. Кроме того, имели собственное пароходство в Обь-Иртышском бассейне. Один из братьев – Антон Васильевич – вел торговлю с Монголией, занимаясь закупками шерсти, пушнины и невыделанных кож . Однако не только коммерция была для Колмаковых сферой приложения усилий, они участвовали в решении «духовных» вопросов на соборах. По приглашению братьев к ним на одну из лесных заимок переехал в 1882/1883 г. черноризец Нифонт, а затем и оба скита с р. Сылвы. Вероятно, как раз живя «под покровительством» Колмаковых, о. Нифонт написал «Родословие» часовенного согласия, «Историческое сказание» о православной вере и «антиавстрийское» послание Феофилакту (прил. 3) .

Учитывая принципиальную незавершенность дискуссии среди бывших беглопоповцев о пресечении священства, главы «австрийской» (Белокриницкой) иерархии обращались к часовенным с призывами принять их «вновь обретенное истинное священство …и сплотить свои верующие души в единую Церковь Божию» .

Начиная с 1850-х гг., после появления на Урале первых попов Белокриницкой иерархии, некоторые часовенные принимают новое священство. Приведем несколько примеров: с конца 1850-х гг. образовалась община «австрийцев» в Юго-Кнауфском заводе (в 1887 г. там были рукоположены в священники бывшие часовенные, братья Василий и Стефан Рукавицыны); в 1857 г. приняли священство жители д. Васькиной Чердынского уезда Пермской губернии; в 1861 г. в Сылвинском заводе был рукоположен в священники Сафоний Панкратов, также бывший часовенный; перешедшие к беспоповству в 1850 г. старообрядцы д. Низкой Кунгурского уезда Пермской губернии приняли белокриницкое священство в 1873 г.; одной из главных заслуг екатеринбургского священника Пимена Петровича Огнева было образование «австрийского» прихода из беспоповцев д. Шипеловки Екатеринбургского уезда; о. Тарасий Афанасьевич Хамкин из д. Курманки Белоярской волости Екатеринбургского уезда присоединил к Белокриницкой иерархии часть часовенных, живущих в заимках по р. Пышме и в д. Обуховой Камышловского уезда Пермской губернии . Ряд представителей бывших часовенных со временем стали видными деятелями среди «австрийцев», например Афанасий Паромов, колыванский мещанин, уроженец Невьянского завода (в 1899–1918 гг. – епископ Антоний Пермский), крестьянин д. Большая Лая Андрей Бердышев (в 1920–1934 гг. – Андриан, епископ Уральский и Семипалатинский), крестьянин д. Шипеловки Андрей Токманцев (с 1900 по 1909 гг. начетчик екатеринбургского Свято-Троицкого братства) и др. Перебравшийся из уральских скитов в Томскую губернию, на р. Юксу, черноризец Филимон с учениками Исихием и Михаилом в 1881 г. присоединился к «австрийцам» и был посвящен в сан как иеромонах Феофилакт, в 1882 г. он стал настоятелем нового мужского скита, а также главой прихода белокриницких в г. Томске. Одновременно с этим Феофилакт предпринял попытки убедить других скитян-беспоповцев принять вновь обретенную иерархию. В 1882–1892 гг. между ним и одним из наиболее авторитетных старцев часовенного согласия, черноризцем о. Нифонтом, жившим в то время на заимке братьев Колмаковых в Тюменском уезде Тобольской губернии, завязалась переписка. На предложение принять священство Нифонт ответил развернутым посланием (прил. 3) , где изложил причины, по которым присоединение считает невозможным из-за обливательного крещения первого белокриницкого иерарха, а также из-за нарушений при его поставлении в сан митрополита. Черноризец подчеркивает, что и прежде были попытки найти истинное священство в греческой православной церкви, но именно практика обливательного крещения, перенятая греками у западной церкви, препятствовала этому: «Наши предки весма опасались таковой хиротонии, дабы не зачерпнуть ветхаго кваса, с западным пересолом смешаннаго…» . В настоящее же время, по его мнению, не осталось ни одного благословенного иерея и не следует отделяться от прежней веры ради тех, кто творит «беззаконие и пререкание во граде».

Приблизительно в то же время в среде урало-сибирских часовенных было создано еще одно послание «…братиям в пустыни пребывающим иноком и всем православным християном, по лицу всея земли от мала и до велика, и живущим во странах сибирских, а може сотвори или изволи им святый дух во едином православии жити». Автор его упоминает об отступлении «прежде бывшая братия наша и пустынножители…ко лжеименитой австрийской иерархии» и также приводит аргументы из Священного писания, обличающие белокриницкую церковь, «дабы не возносила свой неистовый рог, а православнии не прельщалися ею … яко же Филимон и прочии таковии восхотели быти богами, сиречь попами и епископами, но несть попы, не епископы, но простыя мужики…», а священство их, «составленое не в свое время, понеже епископы благочестиви кончилися» .

Вопрос о том, возможно ли полное и окончательное исчезновение священства и следует ли его искать, неоднократно обсуждался уральскими часовенными. Споры «за» и «против» признания какой-либо иерархии «благодатной» велись между умеренными представителями часовенных, проживавшими в городах и заводских поселках, и настроенными более радикально крестьянскими старообрядческими обществами. Когда на Екатеринбургском соборе 1884 г. возникло предложение о поисках «истинного» священства, этот вопрос обсуждался очень бурно. Настоятель старообрядцев Висимо-Уткинского завода Трефилий Васильевич Филатов, попечители екатеринбургских часовен Флегонт Артемьевич Малиновцев и Егор Петрович Суслов ратовали за необходимость «приискания» церковной иерархии. Крестьянские делегаты были настроены против самой возможности возвращения священства, обличали пороки своих прежних беглых священников, говоря, что «видели их немилосердие, что несколько не похожи они на законных пастырей и представителей Божиих. А более похожи были они на грабителей и хищников…» . Присутствовавший на соборе о. Нифонт приводил слова Максима Грека о всеобщем отступлении от православной веры, из которых следовало, что истинного священства уже давно нет. Противниками священства было также отмечено, что на собор намеренно не пригласили представителей Нижне-Тагильского общества (но те все-таки приехали), попечитель которого, купец Василий Матфеевич Бородин, уже предпринимал поездки в Белую Криницу (для исследования Белокриницкой иерархии) и теперь был настроен «очень против священства». Некоторые из делегатов заявляли о том, что они не уполномочены своим обществом на обсуждение этой темы, другие хотя и склонялись к тому, чтобы дать положительный ответ, «но не без некоторого душевного возмущения». В результате, по настоянию екатеринбургского купечества, собор, принимая во внимание тезис о том, что «истинное священство имать быти до скончания мира», постановил «поискать со тщанием… Есть ли найдут истинную и беспорочную хиротонию, то бы это дело было благо и душеспасительно, коего и нам не должно избегать. Но это даже немыслимо, что в толь последнее время обрящут таковую» .

На следующем Екатеринбургском соборе, в 1887 г., также «было взыскание о том более почему наши претки принимали священство от росийской церкви и потом последствии то же священство и от той же церкви не стали принимать» . На сей раз, несмотря на то что вновь «хотелось некоторым ревнителям прием священства претков наших возобновить, а есть ли необрящется по правилам святых отец подходных священников в росийской церкви, то поискать священства в других державах» , уже было принято решение действовать как у «христиан не имеющих священства». Несмотря на это, сторонники священства не оставляли надежд склонить общее мнение на свою сторону, и это удалось им спустя год, когда состоявшийся в Перми в 1888 г. «съезд старообрядческого сословия» опять согласился искать священство . Когда стало ясно, что никакой иной церковной иерархии, за исключением уже известной – Белокриницкой, найти не удается, началась волна дискуссий об ее «истинности».

Попечителем малой Успенской часовни Екатеринбурга купцом Флегонтом Артемьевичем Малиновцевым в 1900 и 1907 гг. были предприняты две поездки на родину первого белокриницкого иерарха и в Белую Криницу (для выяснения обстоятельств крещения, рукоположения и перехода к старообрядцам греческого митрополита Амвросия) . Однако собранные доказательства соответствия Амвросия канонам «древлего» православия не убедили противников священства. Многие подозревали, что, во-первых, «австриец» Г. Н. Грачев, сопровождавший Ф. А. Малиновцева, искусно подстроил виденные ими свидетельства «правильности митрополита Амвросия» , а во-вторых, сам Флегонт Артемьевич был известен как сторонник принятия Белокриницкой иерархии. Екатеринбургский собор часовенных, состоявшийся 21 сентября 1908 г., в котором участвовали уполномоченные от обществ Пермской, Оренбургской, Уфимской и Тобольской губерний, принял категоричное постановление: «австрийскую иерархию не признавать законной» . Эта формулировка, очевидно, не оставила сомнений в том, что иным образом этот вопрос решен уже не будет. После собора Ф. А. Малиновцев и В. В. Кукин (из г. Оренбурга) – сторонники священства – перешли в «австрийское» согласие.

В программу Всероссийского съезда часовенных в Екатеринбурге 25–30 сентября 1911 г. вопрос о священстве включен не был. Однако на неофициальных встречах лидеров часовенных с прибывшими специально для этого уполномоченными нижегородского всероссийского братства беглопоповцев – Даниилом Кононовичем Глуховым и Иваном Семеновичем Мощевитиным – эта проблема обсуждалась, но, судя по всему, встреча не имела особого значения для дальнейшего сближения позиций часовенных и беглопоповцев. Был выслушан доклад нижегородцев о ходе поисков архиерея , которые нельзя было признать успешными. Понимая, сколь маловероятно в такой ситуации добиться от съезда положительного решения о священстве, сторонники принятия иереев могли только «с неподдельной грустью» показывать командированному из Санкт-Петербурга на съезд для надзора чиновнику особых поручений Г. Н. Тарановскому хранящиеся в Успенской часовне неосвященный престол и царские врата, «кои пребывают заключенными, ибо нет лица, которое правомочно было бы прикоснуться к великой святыне» .

Позднее, в 1913 г., еще несколько деятелей часовенных, «находя для себя более невозможным находиться в беспоповстве», присоединились к белокриницкому согласию. Среди них – староста екатеринбургской Никольской часовни Ананий Козьмич Мягких и екатеринбургский начетчик Николай Агафонович Холкин, участник Екатеринбургского собора 1908 г., I Всероссийского съезда часовенных в 1911 г. и единоверческого съезда в Санкт-Петербурге в 1912 г. В 1916 г. «проавстрийские» настроения стали усиливаться в Невьянске . Братья Назар и Ипат Серебренниковы, хотя и продолжали посещать часовню, но в скором времени намеревались принять белокриницкое священство и уговаривали остальных часовенных поступить так же. 19–21 июня 1916 г. в Невьянске были устроены диспуты А. Т. Кузнецова с вызванным из Москвы начетчиком белокриницкого согласия Д. С. Варакиным. Собеседники коснулись вопросов о вечности священства, об истинности «австрийской» иерархии и о правах наставников-мирян. В результате, благодаря блестящему полемическому таланту и авторитету А. Т. Кузнецова, массовый переход часовенных в белокриницкое согласие был предотвращен, но несколько позже Серебренниковы и талантливый певец-знаменщик Николай Михайлович Веньгин все-таки присоединились к «австрийцам».

В целом, белокриницкие даже в начале XX в., т. е. спустя полвека со времени своего появления на Урале, намного уступали часовенным в количественном отношении, но благодаря более централизованной организации и активной деятельности с каждым годом обретали все большее влияние и укрепляли свои позиции.

* * *

В 1917 г. закончился «серебряный век» истории старообрядчества. Спасаясь от «безбожной власти», первая волна уральских старообрядцев ушла в Сибирь с отступающими войсками А. В. Колчака. Известно, например, что глава Успенской общины екатеринбургских часовенных Порфирий Симонович Мокрушин обосновался в Алтайском крае: Больше-Бацалащакский собор 1923 г. разбирал заполненную им как наставником анкету для регистрации религиозного общества в Бийском исполнительном комитете .

Государственная антирелигиозная политика, хотя и в меньшей степени, чем православную церковь , но все же серьезно затронула старообрядцев, в том числе и часовенных. Старообрядцы пострадали в 1922–1923 гг. из-за массового принятия под давлением партийных активистов решений о закрытии моленных домов. Население было в такой степени недовольно столь резкими действиями, что власти, дабы предотвратить «использование [этих настроений] антисоветскими элементами», приостановили подобные мероприятия. В секретных директивах губернским исполкомам говорилось, что в случаях, «когда закрытие церквей вызывает раздражение части трудящегося населения, церкви должны быть открыты» . Сохранившиеся после этой кампании моленные дома беспоповцев попали под вторую волну массового закрытия церквей, начавшуюся в 1928 г. Например, по решению Свердловского облисполкома в феврале 1930 г. была закрыта екатеринбургская Успенская часовня, здание которой сначала было передано под клуб медиков, а потом снесено . Никольскую часовню верующим удалось отстоять, она осталась единственным в городе старообрядческим храмом. Позднее в ней получили приют старообрядцы белокриницкого согласия и единоверцы . Кроме того, в 1920-х гг. многие старообрядческие наставники оказались в разряде «лишенцев» – лишенных избирательных прав «за связь с религиозным культом» .

В течение 1920-х гг. не ослабевал поток старообрядцев-переселенцев на восток. В 1928 г. в Бийск уехал «зачинщик михайловского толка» М. Дерябинников . Еще до начала антирелигиозной кампании на восток, сначала под Тюмень, затем в колыванскую тайгу, а позднее в еще более глухие места, переселились схимницы Сунгульского, Нижне-Тагильского и других уральских скитов, и это на время спасло их от преследований «безбожной» властью .

Ушедший с войсками Колчака сын П. С. Мокрушина Иван, первый редактор «Уральского старообрядца», вместе с семьей поселился в Солонешенском районе Алтайского края. Дважды, в 1931 и 1935 гг., он по приговору суда отправлялся на принудительные работы, в первый раз на 3 месяца, во второй – на 7. В 1938 г., когда он работал главным бухгалтером в одном из совхозов Сонешельского района, его арестовали в третий раз. Ивана Порфирьевича обвинили в руководстве старообрядческой монархической организацией «Братство русской правды», которая якобы по заданию Харбинского белоэмигрантского центра создавала в Сибири и на Урале «повстанческие кадры», организовывала развал совхозов, печатала контрреволюционные листовки. Чекисты «выявили» 40 участников «Братства», в число которых попали многие деятели часовенного согласия: Сергей Пименович Козлов, бывший в то время наставником общины с. Шарташ, Кротова Афанасия Самсоновна и Беляева Евдокия Ивановна – настоятельницы уральских женских скитов, о. Ефрем (Шерстобитов) – инок, живший в лесных кельях, Кузьма Андреевич Кречетов, бывший до революции попечителем Верхнейвинской часовни и многие др.

Непростая судьба ждала скитников, оставшихся на Урале. В 1936 г. немногочисленные обитатели женского пустынножительства в лесах Шалинского р-на во главе с м. Алефтиной (Лесковой А. Д.), Евстолией (Домрачевой Е. Ф.) и Афанасией (Ворониной А. И.), всего 9 чел., были осуждены за уклонение от общественно-полезного труда и сосланы на 3 года на поселение в северные районы Свердловской области .

Оставшийся на Урале А. Ф. Кузнецов в первые годы советской власти несколько раз арестовывался за сотрудничество во время гражданской войны с колчаковскими властями и, в конце концов, в 1921 г. был сослан в Ташкент. Вернувшись после ссылки на родину, он смог устроиться на работу в одну из буровых артелей, но, как и многие в этой стране, Афанасий Трофимович не пережил сталинских репрессий. По обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации эсеров, ведущей подпольную борьбу с советской властью, он 14 февраля 1938 г. был арестован и расстрелян 7 июня 1938 г. в числе еще 118 осужденных по этому делу тройкой УНКВД Свердловской области .

В 1937 г. наставник часовенных с. Башкарское Свердловской области Сидор Дмитриевич Зверев был приговорен к высшей мере наказания за «призыв» к возвращению отобранного у старообрядцев моленного дома . В том же году за распространение религиозной литературы (которую сотрудники НКВД оценили как контрреволюционную) был расстрелян наставник из д. Сысково Челябинской области Елисей Петрович Губкин . 7 человек старообрядцев-часовенных Шалинского и Лысьвенского районов в 1936 г. были обвинены по 58-й статье «за деятельность, направленную к свержению советской власти». Двоих – Б. И. Конькова и В. З. Зверева – приговорили к трем годам лагерей, а остальных, в том числе и черноризца Увара (Увеналия Ивановича Ознобихина), сослали на 5 лет в Красноярский край. Однако в 1937–1938 гг. тройка УНКВД Красноярского края вновь за контрреволюционную деятельность осудила о. Увара и еще двух ссыльных уральских часовенных – С. Е. Ширяева и Р. В. Кожевникова – на высшую меру наказания. Когда же в 1963 г. дело было пересмотрено, Свердловский областной суд признал всех 7 старообрядцев, арестованных в 1936 г., невиновными и реабилитировал их.

Сохранившиеся документы повторных расследований в 1950–1960-хх гг. свидетельствуют, что все дела «контрреволюционных старообрядческих организаций» на Урале – «Братства русской правды», «Группы воинствующих христиан» – были инспирированы следователями НКВД. В материалах первоначального следствия, как правило, отчетливо просматриваются представления чекистов о том, в чем могло выражаться несогласие с существующей властью: распространение листовок, проведение диверсий, создание сети подпольных организаций и т. д. Однако даже те из старообрядцев, кто был противником компромисса с «безбожной властью», следовали иным традициям, главными проявлениями которых являлись побег, распространение эсхатологических воззрений и убеждений об антихристовой природе послереволюционной власти .

Большая часть старообрядцев Урала, несмотря на репрессии, адаптировалась к условиям советской жизни, обратившись к своему многовековому опыту сосуществования с преследующими их властями . Скрытно собираясь на моления в частных домах, стараясь исполнять, насколько это было возможно, таинства крещения и исповеди, следуя христианским заповедям в повседневной жизни, часовенные смогли сохранить свою духовную жизнь и традиции.

В период 1906–1917 гг. на территории Пермской губ. статус юридического лица пожелали приобрести около двух десятков обществ часовенных, причем бóльшая часть общин была зарегистрирована до 1912 г.

На съезде часовенных в д. Куторок Бийского уезда Томской губ. 1 января 1909 г. присутствовало около 600 чел., в том числе 20 наставников и 250 представителей-мирян из Бийского, Барнаульского и Кузнецкого уездов. Одним из решений съезда стало отлучение наставников с. Каменки и с. Алтайского из-за того, что их общины были зарегистрированы в губернском правлении (Церковь. 1909. № 6. С. 216; № 11. С. 387). Собор 28 мая 1911 г. в д. Качегарке Барнаульского уезда отлучил сторонников общины из г. Барнаула. В послании Екатеринбургскому съезду часовенных барнаульцы писали: «...у людей противных регистрации общин крепка вера, крепка и боязнь, в прошлом со стороны власти видели различное отношение к старообрядцам. А потому вполне естественно, что новый хотя и благодеятельный закон принимается с недоверием и наша братия закон об общинах окрестила ‘ловушкой’…» (Труды первого всероссийскаго съезда старообрядцев не имеющих священства… С. 78).

Благодаря существующим у старообрядцев традициям домашнего обучения, уровень грамотности у них был значительно выше среднего. Даже принимая во внимание, что способность расписаться за себя в официальном документе не является в достаточной мере признаком грамотности, а также то обстоятельство, что в сельской местности грамотных было меньше, в старообрядческой городской общине это могли сделать 75 % прихожан (цифры получены на основании данных из метрических книг Успенской и Никольской часовен: ГАСО. Ф. 6. Оп. 13. Д. 206, 207, 208, 209). Подробно вопросы грамотности непривилегированных слоев населения Урала рассматриваются в исследованиях: Мосин А. Г. Грамотность крестьян Вятской губернии в конце XVIII – середине XIX вв. // Крестьянство Урала в эпоху феодализма: Сб. науч. тр. Свердловск, 1988. С. 138–150; Гаврилов Д. В. Грамотность и образовательный уровень горнозаводского населения Урала в 1861–1885 гг. // Народное образование на Урале в XVIII – начале XX вв. Свердловск, 1990. С. 48–69; Он же. Грамотность и образовательный уровень населения Урала в конце XIX в. (1885–1900 гг.) // Урал. ист. вестн. Вып. 2. С. 81–98; Стариков М. Ю. К вопросу о грамотности населения Урала в первой половине XIX в. // Российское государство XVII – начала XX вв.: экономика, политика, культура. Тез. докл. конф., посвящ. 380-летию восстановления российской государственности (1613 – 1993). Екатеринбург, 1993. С. 155–158. Микитюк В. П. Династия екатеринбургских купцов Белиньковых // Третьи Татищевские чтения: Тез. докл. и сообщ. Екатеринбург, 19–20 апр. 2000 г. Екатеринбург, 2000. С. 204.

ГАСО. Ф. 6. Оп. 13. Д. 206, 207 – Метрические книги Никольского храма; Д. 208, 209 – Метрические книги Успенского храма. До издания Указа о старообрядческих общинах 15 октября 1906 г., с которым связано появление метрических книг у старообрядцев, запись актов их гражданского состояния, по Указу 19 апреля 1874 г., фиксировалась губернскими (уездными) полицейскими управлениями или сельскими волостными правлениями. Теперь же, согласно пунктам 24, 36, 38–58 Указа 17 октября 1906 г., каждая официально зарегистрированная община обязана была вести метрические книги самостоятельно. Заполнение книги возлагалось на лицо, исполнявшее обряды. Записи велись в течение года по трем стандартным разделам «О родившихся», «Об умерших», «О бракосочетавшихся», с указанием сословной принадлежности записываемого лица. Ежемесячно книги должны были проверяться Советом общины или (в случае отсутствия Совета) специально избираемым лицом. В конце года копия книги предоставлялась в губернское правление для проверки. О крестьянах-горожанах см.: Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX века (взаимоотношения города и деревни в социально-экономическом строе России). М., 1983; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX вв). Т. 1. СПб., 1999. С. 325–326.

Данная цифра отражает лишь число купцов – прихожан всего двух часовен за 1 год; во всем часовенном согласии в это время представителей купеческого сословия насчитывается более одного десятка. Можно упомянуть других екатеринбургских купцов, например, П. И. Тарасова и З. И. Щербакова, А. М. и Л. Д. Соколовых – попечителей Никольской и Успенской часовен, В. М. Бородина – попечителя общества старообрядцев в Нижне-Тагильском заводе, а также Е. Ф. Третьякова и Г. В. Блохина. Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора. Цит. по: Покровский Н. Н. Рассказ о Екатеринбургском соборе 1884 г. // Исследования по истории литературы и общественного сознания феодальной России. Новосибирск, 1992. С. 158.

Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора. С. 157–158. Инициаторов поисков священства спрашивали: «Какое вы желаете обрести священьство, австрийское, что ли? Нет, – отвечали они, – естли бы мы желали оное принять, то вас бы не пригласили бы для общаго совету, потому что оно у нас рядом. Потом еще мы их спросили: А московское новоявленное беглое священьство, как, вы его одобряете или нет? Они же реша: Нет, мы его не одобряем и принять не желаем. И паки мы их спросили: Какое же еще священство вы хощете отыскать и где? Они же реша: Господь рече во Евангелии: ‘Ищите, и обрящете’, а Вселенная широка» (Описание деяний и постановления Екатеринбургского собора 1 мая 1884 г. // Духовная литература староверов востока России XVIII – XX вв. С. 343).

Описания его путешествий на Восток с Г. Грачевым, опубликованные в журнале «Старообрядцы» (1908. № 7. С. 573–580; № 8–9. С. 654–658; № 10. С. 853–860; № 11. С. 984–989; 1909. № 1–2. С. 42–48; № 3–4. С. 154–173) и отдельным изданием, содержат наблюдения автора «над греческими обрядами» (оцененные им как правильно исполняемые), свидетельства многих старообрядческих общин в Румынии о погружательном крещении в греческой церкви вообще и таковом же крещении первого австрийского митрополита в частности.

Предвидя новые дебаты о белокриницком священстве на ближайшем съезде часовенных, Ф. А. Малиновцев в 1907 г. предпринял путешествие на Восток, чтобы «через 7 лет проверить свои собственные исследования» теперь уже без Г. Н. Грачева, к тому времени покойного, и вновь убедился, что священство от митрополита Амвросия вполне старообрядческое и более чистого и лучшего не найти (Церковь. 1908. № 27. С. 931–933; № 28. С. 975–977; № 29. С. 999–1001; № 30. С. 1031–1033).

Решение о необходимости епископа беглопоповцы приняли на своем съезде в Нижнем Новгороде 15–19 мая 1908 г., на котором присутствовали и представители часовенных. Так что визит Д. К. Глухова был в какой-то степени ответным.

Есть основания полагать, что именно события, происшедшие на единоверческом съезде 22–30.01.1912 г., окончательно убедили Н. А. Холкина принять Белокриницкую иерархию. На съезде обсуждался вопрос, «можно ли дать единоверцам епископа». Делегаты от часовенных – А. Т. Кузнецов, Н. А. Холкин, С. З. Заплатин и П. К. Толстых – были допущены на съезд с правом голоса. Они привезли письмо, в котором заявлялось, что часовенные готовы принять единоверие, если будут сняты клятвы соборов 1666–1667 гг. и у единоверцев будет свой епископ. Под письмом поставили свои подписи более 10 тыс. старообрядцев. Однако съезд не решил ни первый, ни второй вопрос. Таким образом, придя к пониманию, что часовенные окончательно отринули белокриницкое священство и не могут быть в достаточной степени уверенными в том, что беглопоповцы или единоверцы обретут когда-либо свою иерархию во главе с епископом, Н. А. Холкин присоединился к «австрийцам».

Вообще же перспектива единоверцев получить своего иерарха рассматривалась многими часовенными как необходимое условие в случае их присоединения к единоверию. В 1906 г. миссионер К. Крючков известил Ф. А. Малиновцева и его единомышленников о том, что в Синоде инициировано рассмотрение на будущем соборе Русской Православной Церкви вопроса о снятии клятв со старообрядцев и о даровании единоверцам епископа. В этом письме К. Крючков выразил надежду, что через присоединение к единоверию часовенные «обзаведутся» церковной иерархией. Но реализация этих намерений затянулась надолго, до осени 1917 г. они так и не осуществились (ЕЕВ. Неофиц. отд. 1912. № 10. С. 224–235; Церковь. 1912. № 5. С. 116; № 10. С. 237; Старообрядец. 1907. № 3. С. 354–360).

По воспоминаниям невьянских часовенных, которые очень хорошо помнят семью Веньгиных, Николай вскоре все-таки вернулся в веру отцов (Архив ЛАИ УрФУ. Дневники. Д. 118/10. Л. 13. Запись Клюкиной Ю. В. и Коровушкиной И. П. от 7.11.1998).

Постановления Больше-Бацалаксюйского собора 20–22 мая 1923 г. // Духовная литература староверов востока России XVIII – XX вв. Новосибирск, 1999. С. 374.

Изъятие церковных ценностей в 1921–1922 гг. проводилось в первую очередь в храмах православного исповедания (в 1923 г. в одном из отчетов антирелигиозной комиссии ЦК ВКП(б) отмечалось, что основное внимание было сосредоточено «на процессах, происходящих в наиболее крупной организации, православной», нежели старообрядцах, сектантах, мусульманах и др.): Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922 – 1925 гг. М.; Новосибирск, 1997. С. 424–425).

реформа церковный урал старообрядец

Введение

Заключение

Список литературы

Введение

Феномен Церковного раскола в целом, и старообрядчества в частности, практически уже с XVII века начал интересовать исследователей. Данный интерес был вызван тем, что раскол, как таковой, не был сугубо религиозным явлением, а представлял собой явление общегосударственное и охватывал практически все социальные слои Московского государства. Страна разделилась на два непримиримых лагеря - приверженцев веры старой и последователей модернизационных реформ патриарха Никона. Староверы по вполне объективным причинам не могли повлиять на ход реформ и были вынуждены бежать в удаленные и малонаселенные уголки страны. Одним из таких регионов был Урал. Так как он только начинал осваиваться, то вполне очевидно, почему старообрядцы избрали его своим убежищем. Достаточная слабость государственной власти и малая освоенность территории явились основными факторами становления Урала как одного из основных центров старообрядчества.

Степень изученности. Тема старообрядчества изучена достаточно плотно как в историческом, так и в этнографическом аспектах. История старообрядчества на Урале хорошо отражена в документах, хотя это только некоторая часть материала, связанная преимущественно с официальной деятельностью староверов (купеческая, заводская и религиозная). В связи с этим, настоящая работа имеет не столько научный, сколько ознакомительно-исторический и краеведческий характер.

Актуальность темы. Не смотря на достаточную изученность избранной темы, она не теряет своей актуальности и по сей день. На сегодняшний момент история старообрядчества и влияние его на становление региона, его вклад в историю Урала начинает становиться все больше популярными. Отчасти это связано с интересом к своему краю, а с другой стороны с общероссийскими тенденциями поиска своей идентичности и духовного самосознания населения. Поэтому сегодня часто можно встретить аппелирование идеями и ценностями представители "веры старой", как у простых обывателей, так и у представителей различных сект, националистических организаций и т.д. Соответственно тема старообрядчества актуальна и по сей день. К тому же, все большую популярность получает туристический интерес к культуре и быту уральских староверов.

Целью работы является историко-краеведческий обзор старообрядчества на Урале.

Задачами работы является рассмотрение общеполитической ситуации в стране накануне реформ патриарха Никона; рассмотрение истории старообрядческого Урала через призму основных течений.

Географические рамки. География работы затрагивает весь Урал, но в основном это территории Пермской и Свердловской областей. Такие географические рамки объясняются локализацией основных старообрядческих общин, достаточно изученных на сегодняшний день. Хотя отдельные скиты были разбросаны по всему Уралу, но информация о них весьма расплывчата.

Хронологические рамки. Основная хронология работы затрагивает рамки с XVIII века по наши дни. Нижняя дата объясняется тем, что именно с XVIII века до нас доходят стабильные и достоверные документальные источники, посвященные деятельности уральских староверов.

Глава I. Реформы Никона и Церковный раскол

Церковный раскол в России имел давние корни. Еще в XVI столетии наметились первые разногласия между апологетами старинных, освященных традиций, обрядов и теми, кто не относился так рьяно к букве церковных законов и догм. На первых порах эти разногласия еще не вылились в открытую борьбу.

В XVI веке на развалинах прежних удельных княжеств и крупных боярских вотчин слагается Московское государство. Оно основывается уже на мелком поместном землевладении и купеческой верхушке. Церковь также преобразуется и со стороны организации и со стороны идеологии, и со стороны отношения к государству. Феодальные церковные миры уступают место московской централизованной метрополии, а потом и патриархии. В течении второй половины и всего XVI века кипит на этой почве ожесточенная социальная борьба, в которой церковные группы и деятели принимают оживленное участие. Кризис феодальной церкви сопровождался появлением различных еретических течений. Но это был кризис религиозной идеологии, а не церкви как организационной структуры. Последняя, напротив, в XVI веках укрепилась: в 1448 г русская православная церковь обрела автокефалию (самопровозглашение), а в 1589 г ее глава получил титул патриарха Московского и всея Руси и в общеправославной "табели о рангах" занял почетное пятое место - непосредственно за константинопольским, александрийским, антиохийским и иерусалимским патриархами (Платонов С.Ф., М. 1993. С. 117-119).

Первое еретическое движение против феодальной церковной организации и феодального благочестия началось в Пскове. Потом перекочевало в Тверь и Новгород. Из Новгорода перекочевало в Москву, и, несмотря на все меры против него, оно в течение полутора веков продолжало гнездиться в Москве и других городах, изменяя свои формы и содержания, но неизменно сохраняя одну и ту же тенденцию: критиковать феодальную церковь и бороться с ней.

В настоящее время мы не имеем никаких документальных сведений о начале ереси стригольников, как окрестили первую русскую ересь официальные представители русской церкви. Известно только, что это название было дано сообразно с ремеслом одного из основателей секты Карпа "художеством стригольника", т.е. по наиболее вероятному толкованию, "стригаля сукна", ремесленника-суконщика. Исходный пункт ереси лежал в местных псковских церковных отношениях, с трудом уживавшихся рядом с феодальной организацией новгородской архиепископской кафедры, которой был подчинен Псков в церковном отношении. Из этого столкновения городской церковной организации, сложившейся в Пскове и новгородским архиепископом, родилась секта стригольников. Почти через сто лет в середине века в среде городского духовенства образовались кружки ревнителей благочестия, которые хотели очистить церковь от скверны. Влиятельнее всех был московский кружок, организованный царским духовником протопопом Стефаном Вонифатьевым. К нему примкнули будущий патриарх Никон, бывший тогда архимандритом Новоспасского монастыря, некоторые соборные протопопы и несколько мирян. Члены кружка хорошо сознавали "недуги" русской церкви. Пороки церкви изображены с точки зрения ревнителей в знаменитом подметном письме, найденном в Москве в декабре 1660 г, обличавшем высшее духовенство и переполошившем московских архиереев. Его составление приписывалось священнику Иродиону. Вывод письма для ревнителей был ясен: если низший клир испорчен, то не по своей вине. Виною тому те, кто священников "ставит и превращает потом в волков своим мздоимством и попустительством". Как может низший клир быть нестяжательным, когда стяжают все архиереи, и, прежде всего, стяжают с него самого? Как может иерей избегать "пианства", когда у "святых законоположенников власти" "брюха толсты, что у коров"? Как может священник проповедовать против пережитков язычества, когда сами архиереи устраивают у себя "игры скоморошеские"? Городские ревнители хотели бороться со всеми этими пороками при помощи реформы сверху. Через посредство Вонифатьева они приобрели влияние на молодого царя Алексея, и по их советам царь издал несколько указов об исправлении церковных недостатков. Они пытались действовать и путем чисто церковных реформ, но она встретила сильнейшее противодействие тогдашнего патриарха Иосифа и отчасти прихожан, которые были недовольны значительным удлинением служб. Для ревнителей стало очевидным, что начинать оздоровление церкви надо сверху, борьбою с епископатом, и для этого надо, прежде всего, взять в руки кружка главнейшие епископские должности. Через Вонифатьева московский кружок нашел доступ к царю и получил возможность устраивать на освобождающиеся епископские кафедры своих людей. А когда умер патриарх Иосиф, тот же кружок поспешил возвести на патриарший престол своего "друга" Никона, ставшего к тому времени новгородским архиепископом, и надеялся обеспечить проведение при содействии последнего церковной реформы. Однако Никон совершенно обманул расчеты ревнителей. Никон действительно начал реформы, но не те и не в том духе, какой желателен был ревнителям. Только тогда ревнители поняли свою ошибку, заговорили совсем на ином языке и перешли к иной тактике. В то же время сельское духовенство приняло реформы как открытое объявление войны - положение сразу стало решительным.

С точки зрения ревнителей, реформа церкви должна была коснуться только церковной организации и нравственности. На место князей церкви, эксплуатировавших приходский клир, ревнители хотели посадить послушных себе иерархов, мечтая, быть может, провести впоследствии выборность епископата, как это установилось в ХIХ в. в старообрядческой церкви. Исправление церковной нравственности опять-таки служило целям внутреннего укрепления церкви: с одной стороны, оно также должно было сократить эксплуататорские привычки "волков", с другой стороны, примирить с церковью мирян. Но реформа в представлении ревнителей вовсе не должна была касаться существа веры и культа (Мельников Ф.Е., 1999 г. С 72-81). Никон имел совершенно иные представления о реформе. Он ничего не имел против исправления церковной нравственности, но на этом и кончались пункты соприкосновения между ним и его прежними друзьями. Со стороны организации он хотел исправить церковь, но не установлением в ней соборного начала, а посредством проведения в ней строгого единовластия патриарха, независящего от царя, и посредством возвышения священства над царством. Рядом с царем всея Руси должен стоять патриарх всея Руси. Он не должен делиться с царем ни доходами, ни почетом, ни властью. Никон выступил с целой продуманной и разработанной теорией. Он сформулировал ее полностью в своих ответах церковному собору 1667 г., перед которым ему пришлось предстать в качестве обвиняемого. Но эта теория была им выношена еще до принятия патриаршества, ибо вся его политика в качестве патриарха была осуществлением этой теории на практике.

Над миром властвуют два меча, духовный и мирской. Первым владеет архиерей, вторым - царь. Который же из двух выше? В противность утверждающим, что выше царь, Никон доказывает, что это неправильно и что выше архиерей. Христос дал апостолам право вязать и решать, но архиереи - преемники апостолов. Венчает царя на царство архиерей, он может "вязать" царя чрез царского духовника, подчиненного архиерею, он может "запрещать" царя. Царь не может вмешиваться в церковные дела иначе как по приглашению патриарха, но патриарх имеет право и должен руководить царем. Таким образом, Никон хотел реформировать организационное объединение русской церкви путем освобождения ее от подчинения государству, которое стремилось опоясаться сразу двумя мечами. Духовным и материальным, чтобы пускать в ход, судя по надобности, или тот, или другой. Путем создания параллельной государству и руководящей им церковной организации. Но мечтам Никона не суждено было исполниться - он был осужден и сослан (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 15-17). Но зато еще до опалы, по мысли царя и при полном его одобрении, предпринял и провел другую реформу, также имевшую объединительный характер. Эта последняя реформа была совершенно противоположна планам ревнителей и, как мы сказали, положила начало жестокой внутрицерковной борьбе, приведшей к церковному расколу и нашедшей отклик во всех оппозиционных слоях тогдашнего общества. На ней мы должны внимательно остановиться.

Сущность официальной реформы заключалась в установлении единообразия в богослужебных чинах. Объединенная российская церковь, родная сестра восточных церквей, не имела единообразного богослужебного чина и разнилась в этом от своих восточных собратий. На это постоянно указывали и Никону и его предшественникам восточные патриархи. В единой церкви должен был быть единый культ. Соборы XVI в., возведя в ранг всероссийских святых местных патронов, не завершили этим дело объединения культа. Надо было ввести единообразие также и в богослужебном чине, заменить удельную богослужебную пестроту московским единообразием. Вопрос о проведении этой принципиальной реформы возник еще до Никона в связи с победой техники в книжном деле. Пока были рукописные книги, изготовлявшиеся на местах местными переписчиками и по местным оригиналам, вопроса о реформе и быть не могло. Но когда во второй половине XVI в. в Москве появился Печатный двор и было решено снабжать все церкви печатными богослужебными книгами, справщики, т.е. редакторы печатных изданий, открыли необычайное разнообразие в рукописных книгах как со стороны отдельных слов и выражений, так и со стороны чинов богослужебных обрядов. Ошибки и описки было нетрудно исправить. Но дело было сложнее - нужно было выбрать какой - то один, наиболее правильный, чин и зафиксировать его в печатных книгах, уничтожив тем самым все остальные обрядовые варианты. Главное затруднение оказалось в выборе образца для исправления. Для царя и Никона это были тогдашние греческие чины. Для огромного большинства духовенства - древние русские чины, закрепленные в "харатейных" (рукописных) книгах (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 25-30).

Итак, реформа должна была касаться обрядов. Удивляются, как подобная реформа, исправление подробностей богослужебного чина, могла возбудить такие ожесточенные споры. Отказываются понять, почему Никон и его противники придавали такое значение "единой букве "аз". Но за этим "азом" скрывались две реальные противоположности старого самостоятельного приходского духовенства с его многообразными культами и чинами и новой дворянской церкви, уничтожившей везде всякую тень самостоятельности и стремившейся к единообразию.

Самый ход "исправления" еще больше содействовал разрыву между новым единообразием и старой верой. Мы не будем излагать его подробно, но основные моменты наметить необходимо. Официально необходимость исправления мотивировалась на соборе 1654 г. тем, что в старопечатных книгах было много ошибок, вставок, и тем, что русский богослужебный чин очень существенно разнился от греческого. В основу исправления хотели положить древние харатейные, т.е. рукописные, славянские и греческие книги. Таково, по крайней мере, было первоначальное намерение Никона. Но когда приступили к практическому осуществлению этой задачи, обнаружились огромные затруднения. Рукописей древних было мало, а имевшиеся расходились одна с другой. Справщики не умели в них разобраться, и этот путь был оставлен и заменен другим. Царь и Никон решили признать нормой тогдашние печатные греческие книги, напечатанные в Венеции, а также славянские требники для литовско-русских униатов, напечатанные там же. По ним и править русские книги. Следуя этой директиве, справщики сначала делали перевод с греческих венецианских изданий. Не особенно полагаясь на свое знание греческого языка, постоянно сверяли его со славянским униатским текстом. Этот перевод был основной редакцией новых русских богослужебных книг. Окончательная редакция устанавливалась путем внесения отдельных поправок на основании некоторых древних рукописей, славянских и греческих. Эта окончательная редакция утверждалась Никоном и шла в Печатный двор для размножения.

Результат такого исправления был совершенно неожиданный. Дело в том, что за те семь веков, какие прошли со времени религиозной реформы Владимира, весь греческий богослужебный чин изменился весьма существенным образом. Двоеперстие (вошедшее в обычай взамен прежнего единоперстия), которому первые греческие священники научили русских и балканских славян и которое до середины XVII в. держалось также в киевской и сербской церкви, в Византии заменилось под влиянием борьбы с несторианами троеперстием (конец ХII в.). Также изменилось перстосложение при благословении. Все богослужебные чины стали много короче, некоторые важные песнопения заменялись другими (Мельников Ф.Е., 1999 г. С. 93-94).

В результате, когда Никон заменил старые книги и обряды новыми, получилось как бы введение "новой веры". Догматы Стоглавого собора, двоеперстие и хождение посолонь (по солнцу), были разрушены. В то время как Стоглав провозгласил: "Иже кто не знаменается двема персты, якоже и Христос, да есть проклят". Патриарх Макарий по просьбе Никона в неделю православия в Успенском соборе всенародно показал, как надо креститься тремя перстами, и провозгласил: "А иже кто по Феодоритову пясанию и ложному преданию творит (двоеперстие), той проклят есть". Вслед за Макарием то же проклятие на двоеперстников провозгласили два других восточных патриарха. Весь богослужебный чин был переделан заново и сокращен настолько, что отпадал уже и вопрос о многогласии. Прежние формулы и действия приходилось заменить совершенно новыми. Новая церковь принесла с собою и новую веру (История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М. 1991. С. 9-12).

Священники Лазарь и Никита (Пустосвят), из городских ревнителей, имели терпение проделать огромную работу детального сличения новых книг со старыми и изложили результаты своих изысканий в челобитных царю. Оказалось, что изменены и сокращены чины крещения и миропомазания, в котором исключены "таинственные приглашения", следовавшие за словами "печать дара духа святого" и разъяснявшие, какой дар дается, т. е. уничтожены самые магические формулы. Далее изменен чин покаяния, елеосвящения и брака. Из общественных служб изменены также чины девятого часа и вечерни, соединенных теперь вместе и значительно сокращенных против прежних, также чин утрени. Больше всего изменений оказалось в литургии. Прежде всего, переделан совершенно чин прогскомидии: вместо семи просвир - пять, за упокой вынимать не одну часть за всех, а частицу за каждого поминаемого. Затем вместо изображения на просвирах обычно употреблявшегося восьмиконечного креста было введено изображение четырехконечного креста, общеупотребительно у тогдашних греков и католиков. Далее Никита и Лазарь указывают еще целый ряд изменений и сокращений в литургии от самого начала до конца: одно убавлено, другое изменено, третье вставлено, так что "весь чин нарушен". Изменены второй и восьмой члены символа веры: в первом уничтожены "аз" (рождена, а сотворена). В последнем пропущено слово "истинного". Наконец, в тех молитвах и псалмах, которые остались нетронутыми, введены новые обороты речи и новые термины вместо старых, и без всякой надобности! Перечисление примеров этих разночтений в челобитной Никиты занимает шесть страниц текста "Материалов" Субботина. В заключение Никита делает еще открытие, которое окончательно подрывало доброкачественность исправления: в разных книгах "чиновные действа и ектении напечатаны непостоянно, в той книге напечатано тако, а в иной инако, и предние стихи ставлены напоследи, а последние напреди или в середине". Очевидно, редакторы новых книг не договорились друг с другом или не следили за печатанием и тем сильно повредили введению никоновского единообразия (Мельников Ф.Е., 1999. С. 99-102).

Можно представить себе, какая буря поднялась среди приходского духовенства, когда были разосланы по церквам новые книги. Сельское духовенство, малограмотное, учившееся службам со слуху, должно было или отказаться от новых книг, или уступить место новым священникам. Ибо переучиваться ему было немыслимо. В таком же положении было и большинство городского духовенства и даже монастыри. Монахи Соловецкого монастыря выразили это в своем приговоре напрямик, без всяких оговорок: "Навыкли мы божественные литургии служить по старым служебникам, по которым мы сперва учились и привыкли, а ныне и по тем служебникам мы, старые священницы, очередей своих недельных держати не сможем, и по новым служебникам для своей старости учиться не сможем же... а которые мы священницы и дьяконы маломочны и грамоте ненавычны, и кучению косны, по которым служебникам старым многия лета училися, а служили с великою нуждою... а по новым книгам служебникам нам чернецом косным и непереимчивым сколько ни учитца, а не навыкнуть, лутче будет з братьею в монастырских трудах бытих".

В 1668 г начался знаменитый соловецкий бунт и только в 1676 г, благодаря измене одного из перебежчика из монахов, Феоктиста, пришел конец осаде. Феокист провел ночью царских стрельцов через отверстие в стене, заложенное камнями, и монастырь после восьмилетней осады был взят. Так погиб последний оплот монастырского феодализма. Старообрядческое сказание о соловецкой осаде, разукрашенное всяческими чудесами, и старообрядческие народные песни, посвященные соловецкому сидению, до сих пор сохраняют особую прелесть и особый интерес. Ведь это была первая схватка в открытой борьбе всех сил, враждебных Московскому государству и соединенных знаменем старой веры. Сельскому и городскому священнику такого выхода не представлялось. Новая вера требовала, очевидно, и новых служителей! Старым оставалось бороться до последней возможности, а потом либо подчиниться, что было фактически невозможно, либо окончательно порвать с дворянской церковью и уступить свое место послушным ставленникам никониан. И партизанская борьба, которая велась до сих пор от случая к случаю, сразу разгорелась по всей линии, захватив собою весь профессиональное приходское духовенство. На первом плане борьбы приходского духовенства поставил апологию старой веры. Авторы челобитных царю защищают "прежнюю христианскую веру", провозглашая никоновские нововведения "новой незнакомой верой". Для них эта прежняя вера заключалась именно в знании и соблюдении верных способов угождения божеству. В целом, вся апология зиждется на идеологии XIV-XVI вв. (Миловидов В.Ф., "Мысль". 1969. С. 49-62).

Но не следует думать, чтобы "исправление" исходило из других, более развитых религиозных представлений. В ответ на апологию царь, Никон и Восточные патриархи прежде всего указывали на авторитет, старину и чистоту греческой веры, взятой за норму для исправления, но вовсе не входили в разъяснения и изобличения "заблуждений" апологетов, их извращенных понятий о вере. Они ставят этим позднейших апологетов синодского православия в величайшее затруднение: приходится признать, что и Никон был невежествен по части веры столько же, сколько и его противники. Но против ссылки на авторитет греческой церкви у апологетов был готов неотразимый аргумент: знаменитая "Книга о вере", официальное издание московской патриаршей кафедры, незадолго до Никона уже объявила ведь греческую веру "испроказившеюся". "Насилие турского Махмета, лукавый Флоренский собор да смущение от римских наук" уничтожили частоту греческого православия, и "с лета 6947 (1439 г.) приняли греки три папежские законы: обливание, троеперстие, крестов на себе не носити", а вместо "честного тричастного креста" - латинский "двоечастный крыж". Греческие и славянские книги, с которых правил Никон, напечaтaны в Риме, "Винецыи" и "Парыже" с лютым еретическим зельем, внесенным латинянами и лютеранами. Ересь не в том, что молитвы были переведены заново, а в превращении на латинский образец крестного знамения, хождения посолонь, троения аллилуйи, креста и т.д., в изменении всего церковного чина. "Всех еретиков от века epecи собраны в новые книги", - заявляет Аввакум. Никон предпринял такое дело, на какое не дерзал ни один еретик ранее его. "Не бывало еретиков прежде, кои бы святые книги превращали и противные в них догматы вносили", - говорит дьякон Федор. Под предлогом церковных исправлений Никон ни больше, ни меньше как хочет искоренить чистое православие на Руси, пользуясь потворством царя и с помощью таких явных еретиков, как грек Арсений или киевские ученые. "Новая незнамая вера" оказывалась самою злою ересью (Богданов Н.С., "Наука и религия". 1994. С. 115-118).

В челобитных уже даны все посылки для последующей оценки никонианской церкви, когда раскол стал уже совершившимся фактом: "учение ее - душевредное, ее службы - не службы, таинства - не таинства, пастыри - волки". Челобитные, однако, оказались слишком слабым оружием в борьбе с соединенными силами царя, Никона и епископата. Наиболее видные вожаки оппозиции были сосланы и прокляты. В ответ на апологию старой веры была издана "Скрижал", объявлявшая ересью старые обряды. Некоторое время спустя, вследствие охлаждения, а затем и разрыва между царем и Никоном, положение оставалось неопределенным. Но в 1666 г. окончательно и официально было признано, что реформа Никона не есть его личное дело, но дело царя и церкви. Собор из десяти архиереев, собранный в этом году, прежде всего, постановил признавать православными греческих патриархов, хотя они живут под турецким игом, и признавать православными книги, употребляемые греческою церковью. После этого собор предал вечному проклятию "с Иудою-предателем и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками" всех, кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору". Царь со своей стороны обязался обнажить меч материальный: по силе указов 1666-1667 гг. еретики должны были подвергнуться "царским сиречь казнениям по градским законам". Розыск еретиков и совершение градского суда было поручено воеводам. Борьба на мирной почве религиозной полемики была кончена. Оставалось вооруженное сопротивление, на которое, однако, духовенство одно, само по себе, не было способно. Профессиональная оппозиция приходского духовенства постепенно сходит на нет. Оппозиция городского духовенства, очень малочисленного, быстро исчезает, как только кружок ревнителей был окончательно разгромлен. Оппозиция же сельского духовенства тонет в великом крестьянском религиозном движении, начавшемся в 60-х годах, и теряет свою профессиональную индивидуальность: сельскому священнику, не желавшему принять новые книги или не умевшему ими пользоваться, оставалось только уйти вслед за бежавшим от крепостной кабалы крестьянством, уступив свое место ставленнику помещика-никонианина. Новые сельские священники, служившие по никоновскому обряду, были уже верными слугами поместного дворянства. Внутрицерковное движение кончилось победой официальной реформы (История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М. 1991. С. 84-105).

Осужденные служители старой веры, однако, не подчинились и ушли "в раскол", т. е. откололись от официальной церкви и продолжали с ней борьбу разными способами. Они нашли себе опору в борьбе среди самых разнообразных элементов. С одной стороны, это были элементы, осужденные ходом истории на исчезновение - последние остатки боярства и старое стрелецкое служилое сословие. С другой стороны, это были элементы, стоявшие в оппозиции дворянскому государству вследствие того, что были объектом его жесточайшей эксплуатации, - посадские люди и в особенности крестьянство. Не принявшие никоновской реформы группы из этих социальных слоев также ушли в раскол. Таким образом, началось это оригинальное социально-религнозное движение, многогранное по своему социальному составу и разнообразное по своей идеологии (Костомаров Н.И., М. 1995. С. 212-223).

Итак, существовало три главнейшие направления раскола: боярское, посадское и крестьянское. Духовенство, не принявшее "новой веры", разделилось, и различные его элементы примкнули к основным трем направлениям, не образуя какого-либо отдельного своеобразного течения старой веры. Из этих трех основных направлений боярское скоро исчезло совершенно со сцены вместе с окончанием боярства. Напротив, в посадской и крестьянской среде старая вера получила дальнейшее и чрезвычайно интересное развитие. При этом в форме "древлероссийской" веры старообрядчество удержалось в среде посадского сословия и принесло там свои наиболее зрелые и подлинные плоды.

Посадская оппозиция была оппозицией будущих участников господства политического. В сфере социальной посадское купечество уже в ХVIII веке стянуло под свою зависимость почти все "подлые" элементы посадского мира. Поэтому религиозное развитие в среде посадской оппозиции направлялось не столько в сторону выработки новой религиозной идеологии, сколько в сторону выработки церковной организации. Организации господства, оперировавшей старой, "древлероссийской", "истинно православной" идеологией. Развитие посадского раскола базировалось в течение ХVIII века на росте торгового капитала, искавшего всяческих путей для накопления, и всего прямолинейнее было в так называемой поповщине, выработавшей к середине ХIХ века законченную старообрядческую церковь.

Развитие в среде крестьянской оппозиции пошло иным путем. По мере того как первоначальные крестьянские раскольничьи организации, образовавшиеся в конце ХVII века, разлагались под влиянием социальной дифференциации, они распадались на сектантские крестьянские общины. Помимо того, терзаемое со всех сторон крепостническим государством, крестьянство в течение ХVIII и ХIХ веков создавало все новые и новые секты, толки и согласия (Кульпин Э.С. 1997. С. 77-78).

До XVIII века господствующая церковь не разделяла раскольников на разряды, толки, согласия. Всех русских людей разномыслящих с господствующей церковью, называли общим именем "раскольщики". С самого начала раскол разделился на две части: поповщину и беспоповщину. Когда, с течением времени, у раскольников перемерли попы старого ставления (т.е. посвященные в сан до исправления церковных книг Никоном), тогда одна часть противников Никоновой реформы, признавая необходимость священников для совершения таинств, стали принимать у себя попов нового ставления, т.е. рукоположенных после Никона. Другая же часть отвергла совершенно священство, объявив, что священный чин повсюду упразднен. Поэтому таинств больше нет. Кроме крещения и исповеди, которые на основании канонических правил, в случае крайней нужды, разрешено совершать и мирянам. Первые, жившие преимущественно во внутренней России и на южной Украине, составили секту поповщины. Вторые, живущие преимущественно в пустынях северного Поморья и в Сибири, образовали беспоповщину. Эта беспоповщина отвергла всю иерархию, но не по принципу, а лишь по факту, т.е., признавая необходимость священства и таинств, она утверждает, что правильных попов нет. Восстановления их навсегда невозможно, а потому и совершение пяти таинств (кроме крещения и покаяния) навсегда невозможно. Ни в поповщине, ни в беспоповщине, при самом их образовании, не было такого человека, который бы пользуясь авторитетом у всех своих единомышленников, рассеянных на огромных просторах России, дал одни неизменные уставы секте и правильно бы организовал ее. От того в раскольничьих общинах время от времени возникали различные воззрения на тот или иной предмет церковного устройства. Отсюда произошли разделения (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". 1969. С. 51-54).

В конце XVII века, когда преследуемые раскольники, удалились в леса и пустыни, то с каждым годом образовывалось множество скитов. И едва ли не каждый основатель скита, придерживаясь раскола в главных чертах, имел лично принадлежащие ему воззрения на ту или иную частность раскольничьего устава. Различие между разными толками одного разряда, т.е. поповщины и беспоповщины, не было важно. Одни от других отличались то числом поклонов на епитимии за один и тот же грех, то приемами при каждении кадилом, то употреблением кожаной или холщовой лестовки (четок), то употреблением той или другой надписи на кресте и пр. Каждая отрасль раскола, каждый толк, каждый скит, или секта, назывались по имени создателя обители, учителя, настоятеля. Он умирал, место его занимал другой. И скит, управляемый им, принимал новое имя, по имени своего настоятеля. Это новое имя являлось у некоторых авторов как бы новой отраслью раскола.

Мы рассмотрели основные положения, касающиеся общеполитической ситуации в стране, приведшей к реформам патриарха Никона, и с последствиями оных, итогом чего и стал Раскол. Теперь обратимся непосредственно к интересующей нас теме, а именно к старообрядчеству на Урале.

Глава II. Старообрядцы на Урале

1 "Австрийцы" на Урале и в Западной Сибири

От преследований и казней старообрядцы бежали на окраины России и за границу. С Волги по Каме посадская раскольничья колонизация пошла на Урал. Одним из районов их обитания стал Средний Урал, где они расселились в Нижнем Тагиле и Невьянске, на берегах озер Таватуй и Шарташ, в деревне Становая и многих других местах. Часть переселенцев прибыла на Урал из окрестностей Нижнего Новгорода, с реки Керженец. Эта местность считалась рассадником раскола, и поэтому тамошних старообрядцев преследовали особенно рьяно (Преображенский А.А., М. 1956. С. 8). Уже в 1736 г. тайный советник Татищев доносил в Петербург о старообрядцах на уральских заводах, "что раскольников де в тех местах умножилось, а наипаче, что на партикулярных заводах Демидовых и Осокиных приказчики едва не все, да и сами промышленники некоторые раскольники, и ежели оных выслать, то, конечно, им заводов содержать некем, и в заводах ея имп. величества будет не без вреда; ибо там при многих мануфактурах, яко жестяной, проволочной, стальной, железной, почитай всеми харчами и потребностями торгуют олончане, туляне и керженцы - все раскольники". Все эти приволжские и приуральские организации поддерживали Керженецкие скиты, откуда им посылали учителей и попов, получавших в скитах "исправу" (Павловский Н.Г., Екатеринбург, 1994. С. 15-18).

Беглым ревнителям "древляго" благочестия разрешили жить при заводах впредь до указу, потому что потребность в рабочей силе была огромной. Один за другим на Урале открывались новые казенные и частные заводы, расширялись старые. А когда неподалеку от села Шарташ появился завод-крепость Екатеринбург, то Главный командир генерал-майор Вилим Иванович Геннин (Georg Willem de-Hennin) начал оказывать особое покровительство кержакам. Голландец по происхождению, он в принципе не признавал религиозной нетерпимости, людей же оценивал только по деловым качествам. В связи с этим В.И. Геннин не мог не выделить старообрядцев из общей массы переселенцев, среди которых было немало "гулящих людей" - бродяг и самых настоящих разбойников. "Двуперстники" же отличались трудолюбием, опрятностью, честностью, основательным подходом к любому делу. Ответственно относились старообрядцы и к поставкам всяких припасов для казенных заводов, к которым их приписывали целыми деревнями. Подобным же образом совпали интересы старообрядцев и крупнейших уральских заводчиков Демидовых, которые пошли еще дальше и одно время даже явно потворствовали видным расколоучителям, оказывая материальную поддержку их общинам. Многими демидовскими заводами управляли приказчики-старообрядцы, которые помогали гонимым за веру переселенцам с обустройством на новом месте. Так Урал стал приютом для инакомыслящих. Между В.И. Генниным и старообрядцами сложилось нечто вроде негласного соглашения: я даю вам возможность жить здесь спокойно, а вы уж, будьте добры, не мутите народ, живите дружно с теми, кто исповедует официальное Православие и не привлекайте "по своему глупому рассуждению иных в свою суеверную обыкность" для тех же, кто поступал иначе, были предусмотрены самые суровые наказания. Но большая часть старообрядцев вела себя мирно, исправно трудилась, не конфликтовала со светскими властями и даже молилась за царя (Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII-начале XX века. Свердловск. 1982. С. 121-129).

Отношения старообрядцев с епархиальными иереями всегда были, мягко говоря, сложными и даже заступничество горных властей не всегда гарантировало им спокойную жизнь. 1736-1737 гг., когда уральской горной промышленносты управлял В.Н. Татищев, запомнились многим жителям края массовыми облавами в окрестных лесах в поисках скитов, старцев и стариц. Тогда же на берегу пруда в Екатеринбурге построили специальную тюрьму для упорных раскольников (так называемый Заречный тын), из которой они не должны были выйти живыми. Там же устроили и кладбище для них. Но со временем отношение екатеринбургских горных властей к раскольникам вновь стало нейтральным (Очерки истории Урала. Екатеринбург. 1996. С. 40-42).

В 1735 г. была проведена перепись старообрядцев, проживавших в Екатеринбурге и его окрестностях. Всего в списки внесено 2797 чел., в том числе на демидовских заводах - 1905 (1127 мужчин и 778 женщин), в Екатеринбурге - 196 (123 и 73), в селе Шарташ - 180 (101 и 79), в деревне Становой 16 (11 и 5), "при озере Таватуй" - 134 (85 и 49). Гораздо большее число старообрядцев не попалось на глаза переписчикам, благо возможностей для того, чтобы скрыться, было предостаточно. Но несомненно, что тогда удалось охватить переписью большинство из тех, кто имел хозяйство или промысел и хотел легализовать свою деятельность. Указы сверху предписывали уральскому горному начальству выявлять при переписи тех, кто ввел в раскол новых поселенцев. Уклониться от этого было нельзя, но и отпугивать дознаниями хороших работников горным властям тоже не хотелось. Тогда кто-то придумал простой ответ на этот весьма каверзный вопрос, который устраивал всех и аккуратно вписывался чиновниками в журнал: "раскол впал он с братьями и сестрам и а с женам и по на учению родителей своих, а родители их в оном расколе с малых лет имеются". Со слов большинства старообрядцев, попавших в перепись, появление их в Екатеринбурге и окрестностях города относится к 20-м - началу З0-х гг. XVIII столетия (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". - 1969. С. 84-87).

В последней четверти XVIII в. Екатерина II уравняла старообрядцев в правах с прочими россиянами: отменила двойной оклад, который они платили по указам Петра I. Даровала право судебного свидетельства и дозволила вступать в общественные должности. Не случайно екатеринбургские ревнители старинных обрядов всегда с благодарностью вспоминали Екатерину II, называя ее "вечной славы достойной" (Байдин В. И., Свердловск. 1983. С. 34). Именно тогда проявили свои коммерческие таланты самые энергичные "двуперсники". А многие шарташские крестьяне перешли в городское сословие - екатеринбургское купечество. В 1788 г по указу Екатерины II в Екатеринбург была направлена особая миссия "для обращения упорных уральских раскольников". Но очень немногие из городских купцов во главе с Толстиковым приняли тогда увещевания миссии. Вместе с Толстиковыми к единоверию присоединились купцы Черепановы и Верходановы. В 1803 г в Екатеринбурге открылся первый единоверческий приход, а с 1806г стала действовать единоверческая церковь во имя Всемилостивого Спаса. Толстиковы вложили в нее немало средств. По богатству Спасская церковь считалась первой среди единоверческих храмов во всей Пермской губернии. За ней закрепилось название "Толстиковская". Почему же упорствовала и не переходила в единоверие основная масса екатеринбургских "раскольников"? Ведь после воссоединения через единоверие с официальной Православной церковью сразу же снималось множество проблем - крещения, венчания, отпевания мертвых можно было совершать не с помощью беглых, так называемых "исправленных" попов, а вполне легально и по древним обрядам. С соответствующими записями в метрических книгах. Заключенные ранее браки сразу же становились законными, а дети старообрядцев - законнорожденными. Дело в том, что в начале ХIХ в. екатеринбургская старообрядческая община чувствовала себя очень уверенно и не испытывала необходимости оформлять семейные отношения своих членов через церковные метрики. Все знали, что уральские купцы и управляющие частных заводов оформляют свои брачные союзы с помощью священников старообрядцев. Этого было вполне достаточно, никому и в голову не приходило оспаривать законность венчаний и крещений детей. Кроме того, старообрядцы видели, что единоверие вовсе не всегда гарантирует точное соответствие церковных служб древним обрядам. В той же Спасской церкви епархиальные священнослужители сплошь и рядом нарушали их. Основная масса старообрядцев не хотела слышать, о каких бы то ни было соглашениях с официальной Православной церковью, связывая с ней жестокие преследования в прошлом и многочисленные нынешние унижения. И, наконец, Екатеринбургскую старообрядческую общину с самого начала во всех делах поддерживало очень влиятельное Рогожское кладбище Москвы, помогая улаживать конфликты с местными и центральными властями (Микитюк В.П., Екатеринбург, 2000. С. 15-18).

Начиная с 1827 г старообрядцы постепенно утрачивают одно за другим права, полученные ими при Екатерине II, Павле I и Александре I. Началась настоящая охота на беглых попов, которых содержали общины. Священнослужителей лишали сана и исключали из духовного звания. А лидеров общин наказывали за "пристанодержательство". В 1829 г пермский губернатор уведомил горные власти о том, что император "высочайше повелеть изволил внушить екатеринбургским раскольничьим старшинам, чтоб они отнюдь не усиливались распространять своего влияния… под опасением ответственности за возмущение общественного спокойствия". С этого времени начался упадок Екатеринбурга как духовного центра старообрядчества (Очерки истории Урала. Екатеринбург. 1996. С. 51).

Старообрядцы на Урале не были единым целым. И, хотя в XVII-XVIII вв. никому и в голову не приходило разделять староверов по каким-либо признакам, в современной историографии такое разделение присутствует. Поэтому в настоящей работе мы будем придерживаться именно современного понимания данной проблемы. Рассмотрим две наиболее влиятельные и многочисленные группы уральских староверов - "австрийцев" и "часовенных".

С самого начала раскола в Русской Православной Церкви старообрядцы не оставляли мысль "залучить" к себе архиерея. Попытки, предпринятые ими в XVIII в., не увенчались успехом. Особенно остро эта проблема встала в первую половину XIX в., когда правительство издало ряд законодательных актов, запрещавших прием "беглых" попов. Вопрос о необходимости восстановления в старообрядческой Церкви трехчинной иерархии обсуждался в Москве, Петербурге, Стародубье, на Керженце, Ветке, Иргизе и других центрах староверия. Было решено послать на Восток на поиски архиерея доверенных лиц - иноков Павла (Великодворского) и Алимпия (Милорадова (он же Зверев)). Экспедиция старообрядческих делегатов увенчалась успехом: в Константинополе они познакомились с бывшим босно-сараевским митрополитом Амвросием (Поповичем). Он согласился присоединиться к древлеправославию и переехал на территорию Австрии в монастырь, расположенный близ местечка Белая Криница. 28 октября 1846 г. "вдовство" старообрядческой Церкви окончилось: митрополит был присоединен к староверию. Новое согласие получило название Белокриницкой иерархии ("австрийцы"). Как только русское правительство узнало о событиях в Белой Кринице, разразился дипломатический скандал. Австрийские власти были вынуждены выслать Амвросия в г. Циль (где он и скончался в 1863 г.). Но к этому времени в старообрядчестве кроме митрополита было уже два епископа - майносский Кирилл (Тимофеев) и славский Аркадий (Дорофеев). С 1849 г. преемником Амвросия на митрополичьей кафедре стал Кирилл (Мир старообрядчества., М.: РОССПЭН. 1998. С. 69-72). В России архиереи Белокриницкой иерархии по разным причинам смогли появиться не ранее 1849 г. Первым, в сане епископа Симбирского, прибыл Софроний (московский мещанин Степан Трофимович Жиров; поставлен во епископа 3 января 1849 г. митрополитом Кириллом). Вскоре по прибытии из Австрии Софроний совершил поездку по стране (естественно нелегально). Этот факт также был зафиксирован уральскими православными священниками. Невьянский благочинный о. П. Шишев 15 февраля 1850 г. доносил Екатеринбургскому преосвященному Ионе (Капустину), что "очень недавно между невьянскими старообрядцами пронеслась самым скрытным образом молва, будто в Казани появился старообрядческий архиерей, которого они с любовью называют женихом своей Церкви, что этот архиерей выходец от австрийских славян, что он уже делает свое дело - поставляет для старообрядцев попов, и что для сокрытия своего звания он выдает себя за купца. Такое обольстительное для старообрядцев известие пущено екатеринбургским купцом Полиевктом Коробковым, который будто бы сам видел в Казани этого архиерея, беседовал с ним и получил от него благословение". В 1852 г. Софроний отправился в очередную поездку по стране. По пути он занимался "подбором кадров" для руководства общинами нового согласия. Так, в Самаре им был возведен в сан епископа Уральского Виталий (бузулукский купец Василий Михеевич Мятлев), вместе с которым Софроний добрался до Южного Урала. Именно тогда "австрийская вера" стала распространяться в Оренбуржье. По официальной статистике, в 1853 г. в пределах Оренбургской губернии насчитывалось свыше 46,6 тыс. староверов, причем более 32 тыс. из них проживали в Уральской области. Не случайно Софроний первыми посетил "главные пункты раскола" - известные далеко за пределами области Сергиевский и Бударинский скиты. Скитники, однако, встретили старообрядческого епископа довольно прохладно, а посвященного им во иеромонахи и назначенного игуменом о. Израиля (беглый казак Яков Васильевич Бреднев) вначале вовсе не приняли, отрешили от должности и выгнали из скита. Софроний еще несколько раз побывал в Приуралье и на Южном Урале. В самом непродолжительном времени здесь были организованы общины и тайные скиты "австрийцев" (в частности, златоустовская обитель близ оз. Тургояк). По отчету Пермского губернатора, в 1850 г. в Пермской губернии проживало около 72 тыс. "раскольников разных сект и толков". Согласно донесениям миссионеров, в 1850-е гг. в православие было обращено не менее 100 тыс. староверов, и все же в 1860 г., по официальному отчету, численность уральских старообрядцев превышала 64,3 тыс. человек. На самом же деле есть основания предполагать, что реально их было в 10 раз больше (Павловский Н.Г., Екатеринбург, 1994. С. 20-28).

Последователи Белокриницкой иерархии появились на Среднем Урале в середине XIX в., чему немало способствовала энергичная деятельность "австрийских" иноков Аарона (пойман в 1854 г. и препровожден по месту жительства в Екатеринбург), Серафима (арестован в 1854 г., отправлен в Белебей) и Геннадия и священников нового поставления. Пермский архиепископ Неофит (Соснин) 23 декабря 1855 г. получил "через почту" анонимную записку, в которой сообщалось, что "корень зла выспрь прозябая, достиг, наконец, и нашего Урала. В прошедшем ноябре месяце был здесь священник австрийского поставления и исправлял требы у старообрядцев. Сказывают, что этот пришелец повенчал два или три сводные брака и окрестил несколько детей. Есть основание предположить, что он и теперь едва ли не находится в здешнем уезде...". Между тем в Москву прибыл архиепископ Антоний (Андрей Илларионович Шутов; поставлен в Белой Кринице 3 февраля 1853 г. во епископа Владимирского). По замыслу руководителей белокриницкого согласия именно Антоний должен был стать во главе "австрийцев" России. Однако Софроний тоже был не прочь возглавить старообрядческую Церковь. В открытом конфликте перевес оказался на стороне Антония и его соратников. Софроний вновь удалился в Приуралье и решил основать здесь самостоятельную и независимую "патриархию" С этой целью 16 января 1854 г. иеромонах Израиль был посвящен во епископа, а на другой день - в "патриарха всея Руси" под именем Иосифа. 18 и 19 января Софроний и Виталий взаимно возвели друг друга в сан митрополитов (Казанского и Новгородского). Эти события серьезно встревожили руководство "австрийцев". Софроний был вызван в Москву, однако проигнорировал это "приглашение". Пришлось применить более резкие меры: в 1856 г. митрополит Кирилл низверг "мятежника" с епископской кафедры, что заставило Софрония смириться и покаяться, правда, как вскоре выяснилось, лишь на время. Московский Собор Белокриницкой Церкви в 1859 г. определил Софрония заштатным епископом. За Виталием, также принесшим покаяние, была закреплена Уральская епархия (Преображенский А.А., М. 1956. С. 128-139).

Пока шла борьба с Софронием, "австрийцы" серьезно укрепили свои позиции в России. Появились новые старообрядческие епархии и новые архиереи: Афанасий (крестьянин Вятской губ. Абрам Абрамович Телицын, он же Кулибин; в 1855 г. хиротонисан во епископа Саратовского), Конон (донской казак Козьма Трофимович Смирнов; с 1855 г. епископ Черниговский (Новозыбковский), в 1859 г. арестован и сослан в Суздаль), Пафнутий (Потап Максимович Шикин; с 1856 г. епископ Казанский; "один из лучших по уму старообрядцев"), Геннадий (Григорий Васильевич Беляев с 1857 г. епископ Пермский), с именем которого связана значительная активизация деятельности представителей Белокриницкой Церкви на Урале и в Сибири.

Истинными руководителями "австрийского" движения на Урале, как впрочем и везде по России, были богатые купцы (Пунилова М.В., Красноярск. 1986. С. 215-226).

Одной из важнейших задач, стоявших перед представителями Белокриницкой иерархии на Урале, было привлечение на свою сторону новых последователей, причем не только из среды крупного купечества, но и из крестьян. Ранее говорилось, что уже в 1850-е гг. руководители "белокриницких" вели активную пропаганду среди старообрядцев. Они не оставили этой деятельности и в более позднее время. Особенностью периода, начавшегося еще в 1880-х гг. и длившегося вплоть до 1905 г., было усиление "идеологического" давления на "австрийцев" со стороны Православной Церкви. Если раньше основным методом борьбы с белокриницким согласием были преимущественно репрессивные меры, то с конца XIX в. все чаще применялся метод убеждения. Характерно, что если в 1860-1870-е гг. "австрийская секта" не упоминалась в числе наиболее опасных, то в конце XIX - начале XX вв. православные миссионеры в один голос заявляли, что "самой вредной частью раскола нужно считать, несомненно, австрийское согласие. С ним-то, по преимуществу, и приходится считаться в нашем крае" (Черкасова А.С., М. 1995. С. 169-172).

Примечательно, что многие миссионеры, выступавшие на Урале противниками "австрийцев" на различных диспутах о вере, в недавнем прошлом сами были старообрядцами.

Из наиболее известных имен можно назвать, например, единоверческого священника Михаила Сушкова (бывшего нижне-тагильского наставника часовенных); знаменитого полемиста, "синодального миссионера" о. Ксенофонта Крючкова, который принял единоверие в 1878 г., а до этого тоже руководил беспоповцами в с. Поим Пензенской губернии; миссионера-священника Льва Ершова, который до своего обращения в православие в 1894 г. был одним из самых грамотных и деятельных членов федосеевской общины в Красноуфимске; бывшего руководителя "австрийцев" Юго-Кнауфского завода Василия Ефимовича Коноплева, который принял монашеский постриг с именем Варлаама и в 1894 г. стал настоятелем православного миссионерского Белогорского монастыря; вскоре после своего обращения в единоверие (1903 г.) миссионерской работой среди бывших прихожан занялся Даниил Семенович Колегов (ранее священник Белокриницкой иерархии в Нижнем Тагиле).

Немало неприятностей пришлось пережить "австрийским" начетчикам во время публичных бесед со старообрядцами-беспоповцами. На Среднем Урале частым гостем был, например, знаменитый на всю Россию слепец А.А. Коновалов (спасово согласие). В начале XX в. "белокриницким" активно противодействовал защитник часовенных А.Т. Кузнецов.

Как и в большинстве других регионов, на Урале и в Западной Сибири основным источником пополнения рядов "австрийцев" были старообрядцы часовенного согласия (бывшие беглопоповцы). Поэтому главное внимание руководства Белокриницкой иерархии было традиционно направлено на проповедь среди часовенных. Другим важным элементом их миссионерской деятельности стала оживленная полемика с представителями беспоповских согласий (на Урале это прежде всего поморцы и спасовцы), стремившихся доказать "неистинность и безблагодатность" "австрийского" священства. И, наконец, уральские старообрядцы уделяли большое значение работе против миссионеров официальной Церкви. Особенностью миссионерской деятельности "австрийцев" на Урале в конце XIX в. было отсутствие высококвалифицированных начетчиков, способных "на равных" говорить и с православными священниками-"академистами", и с беспоповскими грамотеями (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 78-82).

Революционные события 1917 г. нашли самый живой отклик в руководстве Белокриницкой иерархии. На Всероссийском съезде в мае 1917 г. была принята резолюция о поддержке Временного правительства. В телеграмме на имя премьер-министра кн. Львова говорилось: "…съезд старообрядцев, приветствуя в лице Вашем Временное правительство, выражает ему полное доверие и уверенность в том, что под его мудрым руководством Бог сохранит Россию от грядущей анархии и внешнего врага".

Руководство белого движения прекрасно понимало, какую силу представляет староверие. В 1919 г. в Томске организуется Союз молодежи старообрядцев белокриницкого согласия, ячейки которого вскоре появились и на Урале (в Екатеринбурге, Миассе и других городах).

В армии Колчака наравне с представителями официальной Церкви был введен институт старообрядческих священников, деятельность которого контролировал епископ Казанский Филарет, временно возглавлявший Томскую епархию. Однако это сотрудничество гражданской власти и Белокриницкой Церкви было недолгим и закончилось с поражением колчаковских войск.

Советская администрация в 1920-е гг. еще позволяла "австрийцам" некоторые "вольности". Вплоть до 1927 г. созывались Освященные Соборы, устраивались (хотя и нерегулярно) епархиальные съезды.

Согласно авторитетному мнению В.П. Рябушинского, в 1926 г. в России действовало не менее 20 епископов Белокриницкой Церкви. Однако в это же время началось постепенное наступление власти на староверие вообще и Белокриницкую иерархию в частности. Во второй половине 1930-х гг. репрессии против староверов белокриницкого согласия достигли своего пика. К 1939 г. в стране находилось лишь не более 5 архиереев. Повсеместно, в том числе и на Урале, шли аресты и судебные процессы над старообрядческими священниками. Было уничтожено большое число храмов, монастырей и скитов. Следствием этого стало значительное сокращение числа последователей "австрийцев". Ситуация весьма напоминала положение Белокриницкой Церкви в 1850-е гг., только в гораздо более трагическом варианте. Из нескольких десятков общин в Пермско-Тобольской епархии уцелели единицы, например в Миассе или в с. Пристань (Артинского р-на Свердловской обл.).

В настоящее время на территории, которая раньше входила в Пермско-Тобольскую старообрядческую епархию, насчитывается около 10 "австрийских" общин. Можно выделить ряд наиболее значительных центров согласия на Урале, например в г. Верещагино (120 км от Перми). В начале XX в. здесь было "австрийское" благочиние, объединявшее 17 приходов. Разрушенный после революции храм был восстановлен в 1947 г. Общиной руководит протоиерей Валерий Шабашов.

Храм во имя Рождества Иоанна Предтечи в пос. Шамары (на востоке Свердловской обл.) был выстроен вновь в 1996 г., причем за основу проекта были взяты сохранившиеся чертежи старой церкви. По нашим сведениям, шамарская община самая большая на территории нашей области. В Шамары ежегодно приезжают сотни паломников, которые хотят поклониться могилам старообрядческих иноков Константина и Аркадия, похороненных неподалеку от поселка 100.

Настоятелем храма служит о. Михаил Татауров. "Австрийская" община в Екатеринбурге возобновила свою деятельность не так давно, однако сейчас уже есть молитвенный дом и решается вопрос о назначении постоянного священника. Местные общины находятся в прямом подчинении митрополиту Алимпию, который неоднократно бывал на уральской земле. Однако уже поднимался вопрос о создании Пермско-Екатеринбургской епархии и назначении на Урал епископа (Миловидов В.Ф., М.: "Мысль". - 1969. С. 119-136).

2 Старообрядцы-часовенные Урала в конце XIX-начале XX вв.

Мы уже упоминали старообрядцев-часовенных в контексте их контактов с "австрийцами". Остановимся на приверженцах данного толка более подробнее.

Более двух столетий, начиная с конца XVII в., Уральский регион являлся одним из крупнейших центров старообрядчества, не утратив этого значения и к началу XX в. Несмотря на все усилия миссионеров официальной православной церкви, Пермская губерния, как и прежде, занимала по числу староверов одно из первых мест в Российской империи. По данным переписи 1897 г., на территории Пермской губернии проживало 95174 старообрядца, в то время как в Тобольской губернии - 31986, а в прилегающих к Пермской губернии с запада Оренбургской и Уфимской - соответственно 22219 и 158501. Приверженцы "древлего благочестия" составляли, согласно данным этой переписи, около 3% от всего населения губерний, но поскольку распределение старообрядцев по территории региона было неравномерным, то в одних районах доля старообрядческого населения была выше, а в других - значительно ниже. Исторически сложилось так, что основными старообрядческими центрами стали горнозаводские поселки, а также населенные пункты, лежащие на пути из европейской части страны в Сибирь и на Дальний Восток.

Перепись 1897 г. показала, насколько далекими от реальности были данные, собираемые официальной церковью, что, впрочем, признавалось не только исследователями старообрядчества, но и миссионерами. Это обстоятельство было отмечено еще Вруцевичем, служившим до 1881 г. секретарем Пермской духовной консистории. Он приводил минимальные, по его словам, цифры, полученные на основании просмотра метрических книг конца 1870-1880-х гг. (в Верхотурском уезде - 85000 старообрядцев, Шадринском и Камышловском, вместе взятых - 166880), сопровождая их комментарием: в трех уездах раскольников в 4,5 раза больше, чем их число, указанное в официальных отчетах по всей Пермской губернии. В качестве главной причины значительного увеличения численности старообрядцев в первое десятилетие XX в. представители православной церкви чаще всего называли провозглашенную Манифестом 17 апреля 1905 г. политику веротерпимости, заявляя, что при "такой свободе" их миссионерская работа и впредь не будет успешной. Указывая на рост числа "именуемых старообрядцами", местные церковные власти уже не скрывали и не преуменьшали эти данные, как прежде, а наоборот, для более впечатляющей иллюстрации того, как при благоприятных условиях "все сильнее и сильнее раскол поглощает православное население", вероятно, могли несколько "округлять" данные о количестве старообрядческого населения, как это и сделано в отчете пермского епархиального миссионера за 1913 г. Миссионеры в 1913 г. констатировали рост староверческого населения в Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Екатеринбургском, Верхотурском, Камышловском уездах в 2-4 раза по сравнению с данными статистических комитетов, проводивших перепись в 1897 г.

Увеличение численности старообрядческого населения после 1905 г. происходит в большей степени за счет легализации той части староверов, которая до объявления свободы вероисповедания считалась формально принадлежащей к официальной православной церкви. Согласно установленным в 1905 г. требованиям, прошение о переходе в старообрядчество каждый желающий должен был подавать отдельно. Однако в исключительных случаях удовлетворялись и коллективные прошения. Весьма необычным было, например, ходатайство, поданное в 1908 г. 137 крестьянами с. Катарач Шадринского уезда Пермской губернии. Эти крестьяне, числящиеся православными, подали прошение о том, чтобы им разрешили вернуться в "веру отцов", т. е. в старообрядчество. В процессе их увещевания выяснилось, что родители многих из них в 1887 г. "уклонились в раскол", сопроводив свое решение ходатайством в Екатеринбургскую духовную консисторию с просьбой считать их официально старообрядцами. Дело было передано из консистории в Синод, а там его рассмотрение затянулось. Крестьяне, не дождавшись официального разрешения, стали крестить своих детей "по беспоповскому обряду" и в дальнейшем обращались не в церковь, а к наставнику, но местный священник по-прежнему считал их при своей церкви, и не без некоторой выгоды: ведь все прихожане, а следовательно, и они тоже, обязаны были исполнять должность церковных сторожей. Это-то обстоятельство - стремление избавиться от сторожевой службы - и стало главной причиной возбуждения в 1908 г. того самого ходатайства об исключении из православия. После бесед с миссионером крестьяне подтвердили свое желание перейти в старообрядчество, ссылаясь на Указ о веротерпимости. В результате в сводках местного благочинного за 1913 г. из всех жителей с. Катарач, посещающих официальную православную церковь, было указано только 92, все остальные были отнесены к старообрядцам-беспоповцам (Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII - начале XX века. Свердловск. 1982. С. 72-78).

Круг старообрядческих согласий в пяти центральных уездах горнозаводского Урала, составляющих Екатеринбургскую епархию, был достаточно широк. Однако наиболее крупным согласием среди уральских старообрядцев в то время считались часовенные. Трансформация беглопоповского согласия (софонтиевцев) в беспоповское (или как еще называли часовенных миссионеры - "стариковщинский толк"), произошла в условиях борьбы с "расколом", которую развернуло правительство Николая I с начала 30-х гг. XIX в. Под угрозой лишения социальных и экономических прав большая часть екатеринбургских купцов, руководителей беглопоповского общества старообрядцев Сибирского края в 1838 г. присоединилась к единоверию. Однако надежды на то, что примеру лидеров последуют и рядовые старообрядцы, не оправдались. Из-за преследований властями беглого священства и распада организации беглопоповцев они перешли к бессвященнической практике. Таким образом, николаевская репрессивная политика по отношению к уральскому старообрядчеству не увенчалась успехом, поскольку привела лишь к изменению его организации: на смену беглопоповскому обществу пришел децентрализованный мир беспоповских общин часовенных. Часть зауральских крестьянских общин, под влиянием М.И. Галанина и его единомышленников, перешла к беспоповской практике еще в конце XVIII-начале XIX вв.

Выделим комплекс причин, по которым старообрядцы Урала и Зауралья перешли к беспоповской практике. Во-первых, беглых священников всегда не хватало. Старообрядческие приходы были очень большими, часто в нужный момент священника не оказывалось рядом, и какие-то литургические функции принимали на себя миряне. Создавалась устойчивая практика обходиться без священника. Кроме того, переходившие из православия в старообрядчество священники не отличались, как правило, высокими моральными качествами, а в условиях острого дефицита кадров нравственные изъяны обыкновенно усугублялись. Взыскательные к моральному облику своих пастырей, крестьяне все более склонялись к отказу от таких священников.

Во-вторых, купечество, являвшееся верхушкой уральской беглопоповщины, определявшее жизнь согласия и руководившее беглыми попами, искало компромисса с правительством. В екатерининское и александровское царствование происходило постепенное смягчение правительственной политики и компромисс становился возможным. Основная масса старообрядцев - крестьяне - не поддерживала соглашательской политики верхушки и была настроена радикально. Внутренние противоречия в беглопоповском согласии усиливались. Следствием этого был переход крестьян-старообрядцев к беспоповской практике, совершившийся в Зауралье раньше, чем на горнозаводском Урале.

В-третьих, в это время идет социальное расслоение деревни. Появляющаяся мелкая сельская буржуазия стремится взять под контроль внутреннюю жизнь религиозной общины, а это легче сделать, когда община самоуправляема и независима (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 94-98).

Окончательное решение об отказе от дальнейшего приема "никонианских" иереев было принято на Тюменском соборе 13 ноября 1840 г., поскольку "…и до сего времени строго преследуются они, мы их оставляем. И на то дело избираем правителей-настоятелей, коим дозволено собором сим исполнять требы и нужды мирян; якоже и предки наши имели у нас настоятелей, но подчинялись оныя священникам правленым. Но ныне их вконец отрицаем". Так исправление треб перешло к наставникам-старикам и уставщикам, избираемым общиной. Старики действовали как миряне, они не имели права читать молитвы, которые полагалось произносить священнику при богослужении и при совершении таинств. Но, даже перейдя к беспоповской практике, вероучение согласия часовенных продолжало отрицать догмат о полном пресечении истинного священства после реформ патриарха Никона. Для решения наиболее важных вопросов часовенные, так же как и их предшественники-беглопоповцы, созывали собор, на который от общин делегировались представители, как наставники, так и прочие миряне. Обычно заботу об организации подобных собраний брали на себя зажиточные старообрядцы, в их просторных городских домах делегаты проводили свои заседания. Роль председателя собрания зачастую выполняли наставники или попечители мирских общин, но наиболее влиятельным было мнение скитских старцев (как и в прежние времена, в XVIII - первой половине XIX вв.), обязательно приглашаемых на собор. Так продолжалось, предположительно, до 1880-х гг., когда вновь дали о себе знать расхождения во взглядах между радикально настроенными крестьянскими общинами (в основном зауральскими) и умеренными городскими торгово-промышленными кругами часовенных. В 1884 г. на соборе екатеринбуржцы смогли добиться нужного им постановления о новом поиске священства, несмотря на то, что оно противоречило доводам сторонника беспоповства, наиболее авторитетного из черноризцев - о. Нифонта, с мнением которого были согласны и крестьянские делегаты. О том, что роль приглашаемых на уральские соборы скитников снизилась, свидетельствует и дальнейшая практика проведения подобных собраний: черноризцы присутствовали на соборе 1908 г. и на съезде 1911 г., но в дискуссиях уже не участвовали, уступив руководящую роль представителям мирских общин. Тем не менее, несмотря на уменьшение идеологической роли, лесные пустынножительства сохраняют свое социальное и культовое значение. Уральские "заводские дачи" во второй половине XIX-начале XX вв. по-прежнему являются прибежищем для многих скитских поселений. Близость некоторых скитов к поселениям обеспечивала в случае необходимости помощь местных часовенных-мирян, однако это соседство заключало в себе опасность: время от времени скиты подвергались ограблениям (Покровский Н.Н., //http//cclib.nsn/ru/win/projekts/siberia/religion/pokrov_ros/html).

В начале XX в. большим авторитетом у часовенных горнозаводского Урала обладали самые грамотные люди в мирских общинах - начетчики. Они сравнительно глубоко знали тексты Священного писания, творений св. отцов и церковные правила, владели приемами ведения полемических бесед, защита вероучения своего согласия была для них профессиональной деятельностью. В ходе споров вокруг строгого соблюдения правил истинно православного жития во второй половине XIX - начале XX вв. внутри часовенного согласия выделились незначительные толки: "климентовцы", "михайловцы" и "порфириевы", - название которых произошло от имен их основателей. "Климентовцы" (последователи инока Климента (Климонт) из скита около д. Большие Галашки Верхотурского уезда Пермской губ.) были немногочисленны - не более двух десятков человек. Разделение произошло из-за запрета Климентом держать в домах самовары, лампы, носить пестрые одежды. По сведениям миссионеров, учение Климента разошлось с часовенными еще и в эсхатологических взглядах: согласно ему, Антихрист уже воцарился в мире в виде идола Саморы, т. е. самовара. Поэтому в таковые последние времена не должно записываться в какие-либо гражданские книги и платить подати. В 1902 г. от "климентовцев" отделились "михайловцы" - сторонники Дерябинникова Михаила Илларионовича. Упрекая "климентовцев" в том, что у них в скитах многие старицы имеют личные вещи и деньги, Михаил назвал такое житие "разбойничьим" собранием и заявил, что отделяется от него. Дерябинников был сторонником как можно большего удаления от мира. На уже упоминавшемся Галашкинском соборе именно он был инициатором решения не принимать на молитву родителей, чьи дети учатся в земских школах.

"Порфириевы", коих было еще меньше, чем "климентовцев", отделились от часовенных из-за особого мнения об обряде крещения: они считали, что истинное крещение может быть совершено только в проточной речной или ключевой воде и всех крещеных иным образом следовало перекрестить. Очевидно, что в отношении необходимости перекрещивания часовенных у "учеников порфириевых" существовали сомнения. Для прояснения ситуации ими в 1909 г. в Нижний Тагил был приглашен активный деятель согласия "покрещеванцев" из с. Толбы Нижегородской губернии Александр Михеевич Запьянцев. Войдя в курс дела, Запьянцев ответил на вопрос "на каком основании следует крестить приходящих от часовенных?" развернутым посланием. Из его рассуждений следовало, что крещение в данном случае необходимо из-за прежней практики приема беглых священников, "потому что попы их поставлены были от слугов Антихриста и приняты были незаконно, и действовали не по правилам святых отец". Неизвестно, приняли ли "порфириевы" его доводы, но поддержки и широкого распространения на Урале подобные взгляды не получили. В некоторых сибирских соборных постановлениях есть упоминания о "завьяловской ереси" конца XIX-первой четверти XX вв., сторонники которой ввели при бракосочетании элементы отвергнутой "поповской" практики (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 99-105).

Проблему унификации обрядов крещения, причащения, заключения браков, покаяния, без решения которой было невозможно предотвратить разделения в обществах, часовенные обсуждали в 1911 г. на I Всероссийском съезде, проходившем в Екатеринбурге. Многие его участники приехали только для рассмотрения вопроса об этих таинствах. Сразу прийти к единому мнению удалось только по одному вопросу: было признано, что для таинства покаяния не требуется священник, его могут совершать иноки и простецы, т. е. "всякое избранное для того достойное лицо". Рассмотрение всех остальных вопросов проходило нелегко: участники дискуссии, ссылаясь на Святое писание, зачастую делали прямо противоположные выводы. После многочасовых дебатов установили, как должны совершаться обряды крещения и брака. Наитруднейшим оказался вопрос о причастии, он вообще решался в плоскости "быть или не быть". Дело в том, что в течение уже более полувека у часовенных не было священников, от которых можно было бы получить запасные Дары для причащения. Во многих обществах святые Дары, оставшиеся от прежних священников, закончились, но даже те, у кого они еще не иссякли, например часовенные Кыштымского завода, сомневались в их истинности и в законности получения таких Даров от простецов. Начетчики Д.К. Серебрянников (из Невьянска) и А.Е. Арапов (из Верхнейвинского завода) настаивали на правомочности принимать сохранившиеся Дары, а также на возможности допускать вместо них причащение богоявленской водой. Обмен мнениями ни к чему не привел, и решение этого вопроса было отложено до следующего собора.

Разногласия среди часовенных появились и в отношении к изданному 17 октября 1906 г. "Положению о старообрядческих общинах". В пользе от предоставляемой "Положением" возможности зарегистрировать общину в губернской администрации (и таким образом получить права юридического лица) сомневались многие, ожидая, что информация о наличии общины впоследствии может сослужить плохую службу, например не позволит избежать притеснений властей, в случае если политика в отношении старообрядцев станет более жесткой. Полемика между сторонниками юридического статуса общины и так называемыми "противообщинниками" велась серьезная, однако обе стороны неизменно оставались при своем мнении. В защиту регистрации выступил уже упоминавшийся Афанасий Трофимович Кузнецов. В журнале "Уральский старообрядец" он опубликовал ряд статей с обличением заблуждений "противообщинников". Подчеркивая большое значение права официальной организации общин и "получение таким образом юридических и церковных прав старообрядчеством", что гарантировалось "Положением", он, тем не менее, отмечал, что "нашлись однако и такие люди, которые в общине видят не что иное, как грех и отступление от веры отцов". "Противообщинники" обосновали свою позицию в нескольких пунктах постановления собора, который проходил в с. Горбуновом Верхотурского уезда 13-15 января 1912 г. А.Т. Кузнецов упоминает, что среди "вдохновителей" неприятия регистрации общин на соборе были скитники Сергий, Варлаам, Ефросин и Климент. На горнозаводском Урале решение Горбуновского собора было полностью созвучно настроениям в нижне-тагильской общине. В Томской губернии "противообщиннические" тенденции были еще более сильными.

Неоднозначно воспринималась в среде уральских часовенных проблема грамотности и получения образования. Группа наиболее активных деятелей (самоназвание - "интеллигенты-старообрядцы"), в состав которой входили начетчики и наиболее грамотные прихожане крупных заводских и городских общин, ратовала за устройство отдельных старообрядческих образовательных учреждений и специальную подготовку учителей. Идея "поднятия грамотности среди детей, устройства и оборудования с этой целью старообрядческих училищ" также обсуждалась на Всероссийском съезде часовенных и в основном была поддержана. Среди сторонников школ главным камнем преткновения было разное понимание содержания образовательной программы. Многим казалось, что достаточно традиционного курса обучения письму, чтению, божественной грамоте, который в прежние времена был возложен на "мастерицу". Конечно, старообрядцы иногда отдавали своих детей в земские школы для получения каких-либо профессиональных навыков, но все-таки подобное образование считалось неудовлетворительным ("не обучают ни псалтыри, ни канонам, ни пению по крюкам") и не везде приветствовалось. Недовольство земскими школами оставалось, даже когда часть предметов (чаще всего Закон Божий) преподавалась учителями из староверов. Так, настоятель д. Яр Камышловского уезда Василий Андреевич Ласкин высказал на съезде свои опасения: "У нас земство выстроило десятитысячное здание для школы. Учитель у нас теперь из своих старообрядцев. Дело идет хорошо. Только вот беда: говорят детям, что земля вертится, а солнце стоит. Это нам не нравится". А один из представителей общины из Шадринского уезда заявил: "Ни братства, ни общины, ни школы мы не желаем. Во всем этом мы сомневаемся" (Покровский Н.Н., М., 1998. С. 105-108).

К вопросу об отношениях старообрядцев-часовенных и "австрийцев" (соответственно, поповцев и безпоповцев) следует добавить что, учитывая принципиальную незавершенность дискуссии среди бывших беглопоповцев о пресечении священства, главы "австрийской" (Белокриницкой) иерархии обращались к часовенным с призывами принять их "вновь обретенное истинное священство …и сплотить свои верующие души в единую Церковь Божию". Данный вопрос поднимался с различной интенсивностью вплоть до настоящего времени.

Заключение

В настоящей работе мы дали историко-краеведческий обзор старообрядчества на Урале. Мы рассмотрели общеполитическую ситуацию в Московском государстве, которая привела к реформам патриарха Никона. Дали краткую характеристику этим реформам и последовавшему за ней церковному расколу.

Мы показали, что Урал стал одним из основных центров старообрядчества в силу вполне объективных причин, а именно, своей удаленности от центра, сравнительной слабостью государственной власти и малой освоенностью. Сюда стекались староверы различных толков и течений. Основными центрами локализации старообрядчества в регионе являлись Пермская и Свердловская области, хотя отдельные скиты встречаются по всему Уралу. В современной историографии принято разделять староверов на множество течений. Такое разделение идет еще с XVII века, когда начали появляться первые списки "бунтарей". Хотя, как видно на примере уральских старообрядцев, в основном это были два течения - поповцы и беспоповцы.

Как было показано выше, старообрядчество внесло неоценимый вклад в развитие региона. Это и заводская деятельность, торговая, культурная, религиозная. Еще Геннин отмечал исключительное трудолюбие, честность и добросовестность приверженцев "веры старой". Практически весь цвет уральского купечества являлся старообрядческим.

На сегодняшний день "древлеправославие" не забыто. В отсутствие гонений и притеснений оно находится на благодатной почве. Открываются церкви, в прессе и телевидении тема старообрядчества широко муссируется. Возникает все больший интерес к этнографическим аспектам жизни и быта староверов. Туризм так же начинает входить в сферу старообрядчества. Помимо всего вышеперечисленного, многие идеи старой веры используются различными сектами и националистическими организациями. Таким образом, мы видим, что старообрядчество не только внесло огромный вклад в развитие Урала, как промышленное, так и культурное, но и продолжает активно участвовать в современной жизни региона. Можно сказать, что оно стало неотъемлемой частью Урала.

Список литературы

1. Байдин В.И. Старообрядчество Урала и самодержавие (конец XVIII-середина XIX вв.): Дис. канд. ист. наук. Свердловск, 1983

Байдин В.И., Шашков А.Т. Историко-культурные традиции населения Зауралья XVII-XIX вв. // Памятники литературы и письменности крестьянства Зауралья. Т. 1. Вып. 1.

Барышников М.Н. Деловой мир России: Ист.-биогр. справ. СПб., 1998.

Богданов Н.С. "Никониане": "Наука и религия". 1994 №11

Борисенко Н.А. Соборы старообрядцев-часовенных Урала и Западной Сибири второй половины XIX-начала XX вв. // Культурное наследие Азиатской России. Материалы I Сибиро-Уральского конгресса, г. Тобольск, 25-27 ноября 1997. Тобольск, 1997.

Гончаров Ю.М. Купеческая семья второй половины XIX-начала XX вв. (по материалам компьютерной базы данных купеческих семей Западной Сибири). М., 1999

Ершова О.П. "Документы по истории старообрядчества" М. 1993

Зольникова Н.Д. Урало-сибирские староверы в первой половине XX в.: древние традиции в советское время // История русской духовной культуры в рукописном наследии XVI-XX вв. Новосибирск, 1998

История старообрядческой церкви: Краткий очерк. - М.: Изд-во старообрядческой Митрополии Московской и всея Руси. - 1991.

Костомаров Н.И. "Раскол" М. 1995

Кульпин Э.С. "Истоки государства Российского от церковного собора 1503 г. до опричнины" ОНС 1997 №1

Мельников Ф.Е. "Краткая история древнеправославной церкви", 1999г.

Микитюк В.П. Династия екатеринбургских купцов Белиньковых // Третьи Татищевские чтения. Екатеринбург, 19-20 апр. 2000 г. Екатеринбург, 2000

Миловидов В.Ф. Современное старообрядчество. - М.: "Мысль". - 1979

Миловидов В.Ф. Старообрядчество в прошлом и настоящем. - М.: "Мысль". - 1969

Мир старообрядчества. Сборник науч. тр. Вып.4: Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований старообрядчества. Материалы международной науч. конф. - М.: РОССПЭН. - 1998

Очерки истории Урала. Учебное пособие. Екатеринбург. 1996

Павловский Н.Г. Демидовы и старообрядчество в XVIII веке // Демидовский временник. Ист. альм. Кн. I. Екатеринбург, 1994

Платонов С.Ф. "Лекции по русской истории" М. "Высшая школа" 1993

Покровский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974; Екатеринбург, 1991

Покровский Н.Н. Соборные постановления старообрядцев-часовенных востока России XVIII-XX вв. как исторический источник // http//cclib.nsn/ru/win/projekts/siberia/religion/pokrov_ros/html

Покровский Н.Н. Споры об исповеди и причастии у староверов-часовенных востока России в XVIII в. // Культура славян и Русь. М., 1998

Преображенский А.А. Очерки колонизации Западного Урала в начале XVIII века. М. 1956

Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII - начале XX века. Свердловск. 1982

Пругавин А.С. Старообрядчество во второй половине XIX в. М., 1904

Пунилова М.В. Казенные горные заводы Урала в период перехода от крепостничества к капитализму. Красноярск. 1986

Румянцева В.С. Народное антицерковное движение в России в XVII в. - М.: "Наука". - 1986

Черкасова А.С. Мастеровые и работные люди Урала в XVIII веке. М. 1995

Шашков А.Т. Борьба Тобольского митрополичьего дома с антицерковным движением урало-сибирских старообрядцев во второй половине XVII в. // Роль Тобольска в освоении Сибири. Тобольск, 1987

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

РАСКОЛЬНИК НИКОН

Староверы – так именуют себя христиане, отошедшие от православной церкви во время реформ патриарха Никона. Их также называют раскольниками или старообрядцами, а некоторые историки именуют их православными протестантами. Всеми этими терминами обозначаются одни и те же люди. Понятие «раскольник» применялось сторонниками новой веры и носило негативный характер. «Старообрядцы» – это термин, введенный в употребление светскими авторами в XIX веке.

Старообрядцы до сих пор ведут летоисчисление по-старому. В сентябре 2015 года наступил 7524 год.

Раскол в Русской Православной церкви (РПЦ) инициировал в 1650-е годы царь Алексей Михайлович (второй из династии Романовых). Он вынашивал амбициозные планы объединения всего православного мира вокруг Москвы. Начальным шагом в этом направлении Алексею представлялось сведение символов веры к единому образцу. Дело в том, что к XVII веку греческая церковь, давшая Руси православие, некоторыми обрядами стала отличаться от русской.

Тогдашний патриарх Никон пригласил в Москву греческих ученых, которые должны были выявить отличия в исполнении религиозных ритуалов. Ученые пришли к выводу, что РПЦ за несколько веков отошла от византийских канонов. Для приведения обрядов в единство Никон ввел ряд изменений: креститься не двумя, а тремя перстами, после молитвы поклонов класть не 17, а 4, Имя «Исус» писать с двумя «и», крестный ход проводить не по солнцу, а наоборот и т.д. В 1666 году происходит Собор, который постановляет все нововведения Никона соблюдать как истинные.

Это вызвало многочисленные церковные протесты, а в некоторых случаях – смуты. В числе первых отказались подчиняться Никону монахи Соловецкого монастыря. Мятежников публично сжигают на кострах и казнят через повешение. Народ, не согласный с нововведениями, но напуганный казнями, разбежался по России. Сначала «раскольники», как и стали называть никоновские адепты, скрывались в подмосковных лесах, а затем ушли на восток – на Урал, в Сибирь. Так возникло старообрядчество.

Подавление бунта, причиной которого были всего лишь формальные изменения религиозных обрядов, оказалось неадекватно жестоким. Пойманных распространителей старой веры приказано пытать и сжигать заживо. Тех, кто сохраняет веру или оказывает старообрядцам любую минимальную помощь, приказано выявлять и нещадно пороть. Старообрядцы оказываются полностью вне закона: им запрещено занимать государственную или общественную должность, быть свидетелями на суде и т.д.

Борьба со старообрядчеством ведется без перерывов в течение всего времени нахождения на престоле династии Романовых. Но несмотря ни на что, старообрядчество неистребимо. Гонения то ослабевают, то усиливаются, но никогда не прекращаются. Вызывает восхищение упорство староверов, несмотря на все испытания. Впрочем, любые люди, не предающие своих убеждений в угоду конъюнк­туре момента, заслуживают глубокого уважения.

УРАЛ ДЛЯ СТАРОВЕРОВ

Беглецы-отшельники устраивали свои скиты – уединенные жилища – в глухих, труднодоступных местах. На территории Урала известно множество скитов на островах, в непроходимых болотах, в горах, в лесных дебрях и т.п. Долгие годы староверы скрывались в Весёлых горах на Среднем Урале. Передвижение по ним затруднено из-за буреломов, завалов и обширных заболоченных участков у основания гор. Хребет имеет замысловатую орографию, затрудняющую ориентирование. Места, несмотря на относительную близость населенных пунктов, очень глухие. С XVII в. здесь стали тайно селиться в скитах беглые староверы-раскольники. За 200 лет обрели своих почитаемых в народе подвижников и святые места – могилы старцев. Таких могил было несколько десятков, но особо почитались 4: иноков-схимников Гермона, Максима, Григория и Павла. Могила старца Павла, одного из старообрядческих проповедников-наставников, находится у подошвы Старика-Камня. К могилам старцев вели тайные дороги из Верхне- и Нижнетагильских заводов, Невь­янска, Черноисточинска, Староуткинска. Только в 1905 г. прекратились гонения на раскольников, и святыни «легализовались». Были прорублены новые дороги, на могиле отца Павла установили мраморный памятник, определилось время поминовений, а земля под могилами передана в вечное владение Верхнетагильскому старообрядческому обществу. Началось массовое паломничество раскольников с молебнами на могилах, первый день которых назывался Днем радостной встречи, а последний – Днем грустного расставания. После 1917 г. от могил не осталось и следа, дорог к ним не найти.

До сих пор сохранились скиты староверов на обширном Бахметском болоте в Тугулымском районе. В центральной части труднопроходимого болота есть несколько сухих островов, покрытых сос­новыми борами и вересковыми пустошами. Среди них Авраамов остров, названный в честь старца Авраамия (Алексея Ивановича Венгерского, 1635–1710) – предводителя сибирских старообрядцев, бежавших на восток от никоновских реформ и обосно­вавшихся на зауральских болотах. До настоящего времени почитается Авраамов Камень – святое для старообрядцев место.

Множество старообрядческих объектов расположено на острове Веры, что приютился у девственного западного берега озера Тургояк. Это землянки островитян, молельня с каменным крестом на берегу озера, староверческое кладбище. Архитектор Филянский, описавший остров во время его посещения в 1909 году, рассказывает, что вокруг молельни прямо на деревьях были развешены деревянные иконы. Археологи пытаются восстановить развалины этих сооружений.

12 ЛЕТ СВОБОДЫ

Особое распространение старообрядчество обретает на Урале с развитием здесь промышленности. Демидовы и другие заводчики, вопреки верховной царской власти, всячески поощряют старообрядцев, скрывают их от властей и даже наделяют их высокими должностями. Заводчикам нужна прибыль, на поповские догмы им наплевать, а все староверы – добросовестные работники. То, что с трудом дается другим, ими соблюдается без труда. Губить себя водкой, курить им не позволяет вера. Старообрядцы, легко делали карьеру, становясь мастерами и управляющими. Уральские заводы становятся оплотом старообрядчества.

В 1905 году здравый смысл, наконец, возобладал, и Царский Указ отменил запрет «раскольникам», как их называли почти 250 лет, занимать государственные должности и разрешил «старообрядцам» – название из нового Царского Указа – открыто создавать свои приходы и отправлять религиозные требы.

«В начале ХХ в. староверами на Печоре заселены целые деревни. Они имели свои иконы (в большинстве – медные), которые помещали не в красном углу, а около печки или за перегородкой. Старая вера запрещала им курить, пить вино, ругаться, носить европейскую одежду. Каждый «верный» имел свою посуду – кружку, ложку и миску, – с которой никогда не расставался; гостям свою посуду не давали. Женщины носили одежду темного цвета. Самые фанатичные печорские раскольники не ели картофеля, «заморских» овощей, вместо керосина пользовались лучиной. Церквей и молельных домов старообрядцы не имели, для богослужения выбирались жилые помещения. Одновременно со староверами в деревнях жили и православные. Столкновения на религиозной почве между ними случались редко» 1 . Многие отмечают некоторую осторожность, молчаливость и недоверчивость со стороны староверов. Также они не особенно гостеприимны.

В одежде предпочитались древние типы: для мужчин – рубаха-косоворотка с воротником-стойкой и штаны-порты. Основу женской одежды составлял комплекс из рубахи с сарафаном. И мужская, и женская одежда обязательно подпоясывалась.

Вплоть до 1950-х годов в среде старообрядцев сохранялись запреты на употребление ряда продуктов, среди которых – чай, картофель, конина, чеснок, зайчатина. «Когда Исуса Христа распинали, его раны мазали чесноком, чтобы больнее было. Потому и грех употреблять чеснок». Продукты, приобретаемые от нестарообрядцев, следовало подвергнуть определенным процедурам «очищения». Мука, мясо «очищались» в процессе приготовления – «проходя через огонь». Сливочное масло три раза погружали, читая Исусову молитву, в проточную воду.

Перед революцией 1917 года старообрядцы составляли 1/10 часть всего православного населения в России (и, надо отметить, далеко не худшую его часть). Но в 1917 г. «золотой век» истории старообрядчества, продлившийся 12 лет, закончился! Спасаясь от «безбожной власти», первая волна уральских старообрядцев снова, как и во времена Никона, подалась глубже в леса и дальше в Сибирь.

СНОВА В ЛЕСА!

Борьба с христианской верой вообще и со старообрядчеством в частности после революции 1917 года приобрела самые жестокие формы. К началу ХХ века на территории только Пермского края насчитывалось почти 100 старообрядческих приходов. Через 60 лет их осталось два. Старообрядцы пострадали в 1922–1923 гг. из-за массового принятия под давлением партийных активистов решений о закрытии моленных домов. Священников расстреливают или ссылают. Большинство старообрядцев имеют крепкие семейные крестьянские хозяйства. Они автономны, самостоятельны и не зависят от партийных директив, а с этим власть не может смириться никогда! Старообрядцы объявляются кулаками и репрессируются. В течение 1920-х гг. не ослабевал поток старообрядцев-переселенцев на восток. Наиболее дерзкие уходили в североуральские леса.

Убегавшие от репрессий расселялись по берегам небольших речек таким образом, чтобы не быть увиденными при движении по крупной реке. Раскольники Эбельиза скрывались в правых притоках Илыча, в 2-4 км от их устьев. Они строили избы, вырубали участки леса и распахивали их для посевов. Естественные горные луга использовались как кормовища. Основное занятие староверов – рыболовство, охота, домашний скот, огород. Общение с внешним миром сводилось к минимуму. Через надежных людей они выменивали охотничьи трофеи на патроны и спички.

Здесь образовались небольшие деревеньки по 3-5 домов, где старообрядцы вели хозяйство, молились. Жили чаще семейными кланами. Об этом свидетельствует распространение однородных фамилий в этих местах – Мезенцевы, Поповы, Собянины. Позднее, когда началась коллективизация, старообрядцы, не желая вступать в колхозы, покидали свои деревни, уходили еще дальше в лес 2 .

«Несколько десятков лет назад по берегам Шежима, да и во многих других глухих районах Верхней Печоры и ее притоков – Подчерья, Илыча и Щугора, находилось довольно много скитов старообрядцев. В заброшенных избушках до наших дней сохранились предметы быта, охоты и старинные рукописные книги. Не так давно научные сотрудники литературного музея Ленинграда обнаружили в одной из таких избушек библиотеку старинных книг (более 200 книг). Существует легенда, что редчайшие древние рукописи спрятаны в глухих лесах в лиственных колодах, залитых воском» 3 .

Священным занятием староверов являлось переписывание книг. Вплоть до середины XX века для письма старообрядцы использовали гусиные перья, а для орнаментальной росписи создаваемых ими рукописей – натуральные краски. Важнейшим делом книжников в скитах было обновление и переписывание старообрядческих рукописей и печатных книг. Именно русскому старообрядчеству во многом обязана российская филологическая наука за сохранение древнейших списков памятников допетровской литературы.

Непростая судьба ждала скитников, оставшихся на Урале. Они выявлялись и были судимы за уклонение от общественно-полезного труда и воинской повинности. Большую группу староверов «обезвредили» в 1936 г. Несколько десятков скитников были выслежены, арестованы и обвинены по 58-й статье «за деятельность, направленную к свержению Советской власти».

«Из Сарьюдина ушел с семьей Мезенцев Иван Петрович. Ушли на Косью, где основали свой скит и жили. Их долго искали в лесу. Даже самолетом искали. Через 2-3 года нашли, арестовали. Посадили».

Рассказ Анны Ивановны Поповой, 1927 г.р.: «Мать однажды родила двойню, а у староверов это считалось большим грехом. Ее заставили окунуться в ледяной воде несколько раз, так она должна была очиститься от греха. Но после этого она слегла и вскоре умерла. Тогда отец Анны взял в жены другую женщину из Скаляпа, и она уговорила его уйти в лес, а детей оставили в деревне. Ушли они далеко в верховья Косью, километров на 40 вверх по течению, под самое подножье Эбельиза. Там скит и поставили. Но их нашли, арестовали и затем расстреляли».

Документы расследований показывают, что все дела «контрреволюционных старообрядческих организаций» на Урале, так называемых «Группы воинствующих христиан» и «Братства русской правды», были выдуманы самими следователями НКВД. В материалах следствия содержатся некие доносы чекистской агентуры о том, что подсудимые, не согласные с Советской властью, занимались распространением листовок, проведением диверсий, созданием сети подпольных организаций и т.д. Любому здравомыслящему человеку ясно, что ничем подобным старообрядцы, обитавшие в глухих и абсолютно не населенных горах Урала, никогда не занимались.

В настоящее время остатки скитов обнаружить затруднительно. Тем не менее, в среднем течении ручья Валганъёль встречаются характерные холмики, поросшие бурьяном, а в долине Косью участники поисковых экспедиций 2000-2001 гг. обнаружили сохранившуюся избу.

«Мы решили попытаться найти человека, который знает, где находится какой-либо скит, и согласится нас к нему проводить. Нашим провод­ником любезно согласился быть работник кордона Иван Собянин. С его помощью, преодолев большие препятствия, пройдя немалое количество километ­ров сначала по реке Косью, затем в сторону от нее, мы, наконец, вышли к скиту. Им оказалась небольшая избушка, аккуратно срубленная из ели. Избушка в 10 венцов, чуть выше человеческого роста с крышей, которая была покрыта большими кусками бересты, переплетенными ивовыми прутьями. На крыше для тепла был насыпан толстый слой земли высотой до 25 см. Дом срублен «в чашку». С одной стороны у избушки было маленькое оконце, вероятно, для выхода дыма, так как избушка топилась по-черному. Дверь избушки выходила на небольшое озерцо (вернее, на карстовую западину) диаметром не более 3 м, достаточно глубокое. Еще одно окно большего размера располагалось на противоположной стороне от маленького оконца. Его, как утверждал проводник, раньше не было. Это уже позднее охотники его прорубили. Внутри избушки все завалилось, нашли остатки некоторых нехитрых хозяйственных принадлежностей – деревянные крючки, ступку, лопату, стульчик и т.д. Рядом с избушкой нами обнаружены следы каких-то строений, полностью завалившихся, заросших мхом и покрытых слоем земли. Они находились на расстоянии 10-15 шагов от избушки. Но особенно наше внимание привлекли непонятные строения, расположенные перед дверью, в 3-5 шагах, между избушкой и озерцом. Сложилось впечатление, что это были надгробия – полусгнившие бревенчатые домовины деревянного 2-3-венечного сруба, характерные для погребального обряда на Илыче. На могиле ставится в ноги восьмиконечный крест, вершину которого венчает двускатная крыша. Этих домовин было три…»

МЕСТЬ ОТВЕРГНУТОГО ПАРТИЙЦА

Оставшиеся нетронутыми староверы просуществовали на необъятных просторах Урала до 1952 года. Свыше 30(!) лет они вели автономное существование в жестких климатических условиях. Во время войны часть женщин с детьми под видом переселенцев вернулись в илычские деревни. В некоторых скитах проживали в основном мужчины. Они иногда выбирались в деревни. Особенно практиковалось участие в сенокосе. Мужчины, облаченные в темную женскую одежду, косили траву, не вызывая никаких подозрений.

На беду староверов, в тот год в район по каким-то партийным делам прибыл представитель Троицко-Печорского обкома партии. Его внимание привлекло непропорционально большое количество женщин в глухих лесных деревнях. Возможно, он и не обратил бы на это внимания – мужчин после войны везде было немного. Скорее всего, какая-то деревенская жительница (а может быть, и несколько) отвергла его знаки внимания. Это разозлило партийца, и он, придравшись к какой-то мелочи, написал докладную.

На разбирательство был послан старший лейтенант НКВД Курдюмов из Троицка-Печорска. Именно он позже обратил внимание на любопытный факт: примерно в одно время в деревнях, почти лишенных мужского населения, дружно родились дети. Это и натолкнуло старшего лейтенанта на подозрения. Под видом молодой учительницы в район прибыла агент-провокатор, вошла в доверие к местным жителям, и дело скрывающихся староверов вскоре было раскрыто.

Прошли аресты и обвинения по статьям об уклонении от трудовой деятельности (тунеядство – вот уж ирония судьбы! – трудно представить себе более трудолюбивых людей, умудряющихся годами автономно жить в суровых условиях Северного Урала) и уклонении от воинской обязанности. Около полутора десятков эбельизских староверов было осуждено на разные сроки. Отбыв их, они все вернулись в печорские деревни. Их потомки живут там и поныне.

Жилища арестованных староверов были преимущественно заброшены, частично разграблены браконьерами и «освоены» охотниками, но, тем не менее, многое из оставшегося в избах обнаружили в 1959 году участники экспедиции Института русской литературы. Ими были найдены костюмы, иконы, складни, расписные доски к намогильным крестам и – главное, для чего снаряжалась экспедиция, – рукописные книги. Некоторые рукописи были запаяны воском в герметичных берестяных тубах и спрятаны в лиственных колодах. Несомненно, они сохранились до настоящего времени и прячутся где-то на склонах Эбельиза.

В 1971 году официальная церковь сняла со старообрядцев проклятье, которое наложила на них при расколе. Так спустя 305 лет старая вера была реабилитирована.

В литературе в основном рассматриваются общины старообрядцев, живущих в населенных пунк­тах, информации же по скитам практически нет. Это объяснимо, поскольку большинство их являлись тайными и не были широко известны даже в период их существования.

1 Е. Шубницина, Щугор. Сыктывкар: НП «Югыд ва», 2009. – 72 с. с ил.

2 Здесь и далее курсивом выделены фрагменты реферата Елены Федоренковой (научный руководитель – Татьяна Канева) «Старообрядцы на Илыче (по материалам школьных историко-краеведческих экспедиций 2000 и 2001 года в Троицко-Печорский район по р. Илыч)», средняя школа № 37 г. Сыктывкар, 2001 г.

3 А. Кеммерих. Северный Урал. «ФиС», М., 1969.