Владыка питирим нечаев. Митрополит питирим

29 июня на 91-м году жизни отошел ко Господу известный старец-схиархимандрит, который десять лет был духовником Санаксарского монастыря.

Отец Питирим (в миру Иван Николаевич Перегудов) родился 11 апреля 1920 года в селе Мазурка Воронежской губернии в крестьянской семье. Дед его был церковным старостой, отец - псаломщиком, поэтому мальчик с пяти лет пономарил в храме, за что дети звали его монахом. В 1930 году деда сослали в Сибирь, а отец ушел к брату в Тамбов. Ваня с сестренкой остались жить у бабушки. Чтобы прокормиться, работали на питомнике. Учиться особо было некогда, и Иван окончил только семь классов.
В 1940 году его призвали в Красную Армию. Служил он на турецкой границе, учился в школе полковых командиров, стал офицером. Во время Великой Отечественной войны воевал во фронтовой разведке. Дважды ранен, один раз контужен. Контузия на всю жизнь повредила слух.
В 1947 году Иван демобилизовался, приехал к отцу в Тамбов, сначала работал сапожником, потом выучился на машиниста механического крана.
В 1949 году побывал в Киево-Печерской Лавре, где встречался с преподобным Кукшей Одесским, брал у него благословение. Там у Ивана появилось стремление к монашеской жизни. В 1950 году вместе с отцом он поступил в Почаевскую Лавру, проходил послушание церковным пономарем, писарем в канцелярии.
В 1952 году Иван принял монашеский постриг с именем Иоанникий в честь преподобного Иоанникия Чернорецкого. В 1953 году он был посвящен в сан иеродиакона, а в 1958 году рукоположен в сан иеромонаха.
Во время хрущевских гонений, в 1962 году, они с отцом, который получил в постриге имя Питирим, вернулись в Тамбов. Там, в городском соборе, отец Иоанникий прослужил 16 лет. За это время был возведен в сан игумена. В 1978 году они с престарелым отцом вернулись в Почаевскую Лавру. В 1985 году отец Иоанникий возведен в сан Архимандрита, исполнял в монастыре послушание духовника. В 1987 году он похоронил своего отца, в схиме Антония.
В 1991 году Архимандрит Иоанникий приехал во вновь открытый Санаксарский монастырь в Мордовии по приглашению наместника монастыря Архимандрита Варнавы. Здесь в 1992 году он принял схиму с именем Питирим в честь Святителя Питирима Тамбовского. В этой обители он более десяти лет исполнял послушание духовника.
В последние годы схиархимандрит Питирим подвизался в Иоанно-Богословском монастыре под Саранском, а перед своей кончиной жил в г. Вадинске Пензенской губернии в домике возле мужского Тихвинского монастыря.
Многие верующие знали отца Питирима как истинного духоносного старца, твердого в вере, горячего в молитве, любвеобильного, смиренного, простого в общении. Достаточно сказать, что среди его многочисленных духовных чад был покойный санаксарский старец схиигумен Иероним (Верендякин).
Сотни людей, которые знали схиархимандрита Питирима и ощущали на себе силу его молитвы и любви, со скорбью переживают боль этой утраты. Но вместе с тем и радуются тому, что на Небе появился новый праведник и молитвенник за нас.
Господь сподобил и меня, грешного, в течение двенадцати лет периодически встречаться со старцем Питиримом и поддерживать с ним духовное, молитвенное общение.
С первой же встречи с ним, которая произошла в ноябре 1998 года в Санаксарском монастыре, он поразил меня своей простотой и добротой. Мы с паломнической группой от нашего храма приехали в монастырь к вечеру и попали на Всенощное бдение перед праздником Архангела Михаила и всех Небесных Сил безплотных. Служба шла в нижнем храме в честь Усекновения главы Иоанна Крестителя. Я стоял среди молящихся. На полиелее, когда все монахи выходят и встают в два ряда посередине храма для помазания, отец Питирим, увидев, что я священник, подошел ко мне и, по-доброму улыбнувшись, взял меня за руку: «Пойдем, вставай с нами».
Утром я молился на Литургии. Отец Питирим и отец Иероним не служили, но причащались с нами из одной Чаши. Было очень трогательно видеть, как старцы после Причастия сидели в алтаре рядышком на табуреточках, отец Питирим читал вслух благодарственные молитвы, а отец Иероним внимательно его слушал. Дойдя в третьей молитве до слов «нескверную чистую Матерь», старец Питирим повернул голову к своему духовному сыну, также убеленному сединой старцу, и повторил, подняв указательный палец правой руки вверх: «нескверную!» - он как бы подчеркивал Ее особую святость. Он очень любил и почитал Царицу Небесную и часто с сердечным вздохом молился вслух: «Матерь Божия, помогай нам!». Видимо, что-то особенно сокровенное связывало старца с Богородицей еще со времени пребывания его в Почаевской Лавре. Во всяком случае, он сам рассказывал о своем первом приезде в Санаксарскую обитель так: «Приехал я сюда по приглашению, посмотрел: пустынька мне понравилась. А на фронтоне монастырского храма - икона Божией Матери. Вот я и говорю: «Матерь Божия, возьми меня!». И Она меня взяла».
После службы я подошел к отцу Питириму. Священник из нашего храма попросил меня обратиться к нему за советом по нескольким вопросам. Но, услышав мою просьбу, старец указал рукой в сторону уходящего из алтаря отца Иеронима: «Это к нему, к нему». Он не любил, когда к нему проявляли особое внимание, и старался направить людей к другим духовникам. Но тех, кто становился его духовными чадами, он заботливо окормлял. А молился за всех. В помяннике старца была представлена вся Россия: «от Москвы до самых до окраин», сотни, если не тысячи людей из разных городов.

В следующий раз мы встретились уже в Самаре, в нашем храме. Он остановился у духовных чад, а они его привели помолиться к нам в тогда еще молитвенный дом, собор только достраивался. Войдя в алтарь, я с удивлением увидел там отца Питирима. Приложившись к престолу, я повернулся к нему: «Отец Питирим!». Он тоже удивился: «Откуда ты меня знаешь?» - «Да как же, я был в Санаксарском монастыре, и мы там встречались». Старец обрадовался, что его здесь знают. Во время Литургии он поразил меня своим смирением. Служил молодой священник, недавно рукоположенный. Алтарника в этот день не было. И вот перед Великим входом, когда нужно выносить запрестольную свечу, отец Питирим говорит священнику: «Можно мне пономарить?». Потом берет эту свечу и идет впереди священника, несущего Святые Дары. Картина получилась не совсем обычная: у ступенек солеи со свечой стоит смиренный схиархимандрит, а перед ним, на солее - молодой батюшка, чуть не потерявший дар речи от сложившейся неожиданно ситуации.
После Литургии, как только отец Питирим вышел из алтаря, его обступили наши прихожане, чтобы взять благословение и задать вопросы. Ведь не каждый день увидишь настоящего старца. Отец Питирим благословлял, кому-то по-доброму, а кому-то и строго что-то говорил. Но вот, почувствовав, что его начинают превозносить, он громко говорит, указывая на меня: «Вы с вопросами лучше к нему, к отцу Сергию. Благословляю!». Пока прихожане пытаются осмыслить слова старца, он быстро выходит из храма и садится в машину духовных чад.
Летом 2002 года я со старшим сыном, которому тогда было семь лет, неделю жил в Санаксарском монастыре, практически каждый день общаясь с отцом Питиримом. К некоторым вещам старец относился строго. Мой сын упросил меня в монастырской лавке купить ему маленькие четки на десять молитв. Как-то мы подошли к старцу, а Антон показывает ему на пальце четки: «Отец Питирим, а у меня четки есть!». Старец нахмурился: «Это не игрушка, это оружие монаха! Убери! Детям не надо». Мне он велел перецепить цепочку на наперсном кресте так, чтобы он висел выше - на груди: «Крест как называется? Наперсный. Значит, носить его надо на персях, а не на животе».
Однажды он мне пожаловался: «Устал я, отец Сергий! Столько стало в монастыре людей, паломников, нет спокойствия, тяжело молиться». Потом поднял голову к небу: «Туда хочу! Вот все прошу: Матерь Божия, забери меня!». Для него, контуженного на войне, с постоянным шумом в голове, было очень нелегко общаться с мирскими людьми.
Когда мы собрались уезжать, отец Питирим позвал нас с Антоном к себе в келью, положил нам в пакет санаксарских сухарей и пряников, а мне протянул пачку «Почаевских листков»: «Я глухой, немощный, неграмотный. Люди просят что-то сказать, а я даю им эти листки. Здесь так все хорошо написано! Ты тоже раздавай». Во всем он старался себя принизить перед людьми, хотя на самом деле имел высокое духовное разумение и рассуждение.
Несколько раз отец Питирим приезжал в Самару и молился в нашем соборе или в Воскресенском мужском монастыре. Иногда мы созванивались, поздравляли друг друга с праздниками, я посылал ему открытки, телеграммы. Он через духовных чад передавал мне то буклет о монастыре, то книгу о греческом старце Порфирии Кавсокаливите, то свою фотографию с подписью, на которой он в своей простоте, такой, как есть: в своей келии в одном подряснике, держащий в руках только что снятые очки.
Как-то я спросил его: «Отец Питирим, где легче спасаться?» - «Отец Сергий, - ответил он, - был я и на Белом море, и на Черном, и в больших, и в маленьких монастырях - везде один дух, дух мира». Старец переживал, что утрачивается духовность, благочестие и благоговение в Церкви. Он с горечью говорил: «Я бываю в храмах и вижу, что сейчас у священников нет такого благоговения, как раньше, когда мы служили. Нельзя нам терять благоговение».
Несколько лет назад Великим постом у духовной дочери отца Питирима, которая живет в Самаре, умерла мать. Он ее знал и любил, она была его ровесницей. Я покойную при жизни много раз причащал. Приехав в Самару, отец Питирим пригласил меня в Воскресенский монастырь отслужить панихиду по новопреставленной Пелагее. «Ты служи, а я подпевать буду, я уже старый служить». После панихиды нас пригласили в монастырскую трапезную для священников. Отец Питирим почти ничего не ел, а вспоминал о войне, о том, как Господь хранил его от смерти. Впоследствии один из рассказанных им эпизодов стал основой для написанного мной рассказа «День Победы». Он был напечатан в журнале «Лампада» незадолго перед тем, как старец ушел из земной жизни.
Во время последней встречи в прошлом году отец Питирим сказал мне: «Нет сейчас такой веры, как раньше, отец Сергий. У деда моего была крепкая вера, он всю службу стоял как свечка, не шелохнувшись. Отец мой был уже слабее, а я против них совсем слабый».
Этот «слабый» в вере старец-схиархимандрит, фронтовик, не совершал поразительных чудес, не выказывал себя провидцем и прозорливцем, но он совершил в своей жизни главное чудо - привел ко Христу и к Церкви сотни безсмертных человеческих душ.
Вечная ему память!

Рос в глубоко церковной, дружной и многодетной семье: у него было четыре брата и шесть сестер, сам он был последним, одиннадцатым ребенком.

Вскоре после начала войны Константин Нечаев с матерью и незамужними сестрами был эвакуирован в Тамбов , где окончил 8-й и 9-й классы.

После окончания средней школы в года поступил в Московский институт инженеров транспорта.

8 октября того же года возведён в сан архимандрита и назначен инспектором Московской духовной академии и семинарии . Это назначение удалось осуществить, преодолевая административные помехи, так как подопечный патриарха, был сыном репрессированного священнослужителя и его имя находилось в соответствующем списке.

Был назначен председателем Издательского отдела Московского Патриархата. Он возглавлял его с по год, с сохранением обязанностей профессора Московских духовных школ, оставаясь также главным редактором «Журнала Московской Патриархии».

7 октября того же года назначен членом редакционной коллегии журнала "Богословские труды ".

9 сентября года возведён в сан архиепископа .

В том же году в Загорске с 10 по 14 октября от Русской Православной Церкви участвовал в консультации между представителеями конференции католических епископов США и Национального Совета Церквей Христа в США.

Член Комиссии по подготовке празднования 1000-летия Крещения Руси .

"Его интересовали естественные науки, техника, политика, философия, искусство, да и вообще буквально все стороны жизни. Владыка играл на виолончели, был прекрасным редактором и самобытным фотохудожником, умел общаться с людьми самых разных кругов и статусов. Не случайно его богослужения в храме Воскресения словущего на Успенском Вражке привлекали ученый мир и творческую интеллигенцию. Не случайно и то, что в перестроечные годы он одним из первых церковных иерархов вышел на телевидение, смог установить контакты с министрами, академиками, другими известными в позднесоветском обществе людьми. Немало представителей духовенства критиковали его за «излишнюю» активность и вообще за «светскость». Однако беседы Владыки с тогдашним истеблишментом стали для многих его представителей буквально первым контактом с Церковью. Эти люди вдруг, неожиданно для себя, начинали понимать: Церковь – не сборище темных старушек. В ней есть умные и культурные люди, имеющие что сказать стране и миру" .

Сочинения

  • Значение любви в аскетических воззрениях преп. Симеона Нового Богослова. Диссертация на соискание степени кандидата богословия
  • Окончание учебного года в Московских духовных школах. ЖМП. 1960, № 7;
  • Во имя единения и мира. (Посещение Свят. Патр. Алексием Сербского, Болгарского и Румынского Патриархов). ЖМП. 1962, № 7;
  • Осенние праздники в Троице-Сергиевой Лавре в московской духовной школе. ЖМП. 1962, № 11;
  • Речь при наречении во епископа Волоколамского. ЖМП. 1963, № 2, с. 6;
  • Слово в день памяти Святителя и Чудотворца Алексия. ЖМП. 1963, № 2, с. 6;
  • Несколько дней паломничества. ЖМП. 1962, № 9;
  • Литературные труды Св. Патриарха Болгарского Кирилла. ЖМП. 1965, № 5;
  • Этические стороны быстрого экономического развития в мировой перспективе и развивающиеся страны". ЖМП. 1966, № 10. с. 64-70. Доклад на всемирной конференции "Церковь и общество". Женева, 12-25 июля 1966 года;
  • Арсений, архиепископ Элассонский, и его поэма об учреждении русского патриаршества. Богословские труды, 1968, сб. 4, с. 251-256;
  • Труды и странствование смиренного Арсения, архиеп. Эласонского и повествование об установлении Московского патриаршества. Богословские труды, 1968, сб. 4, с. 257-279;
  • Религиозные основы миротворчества. ЖМП. 1969, № 4, с. 42-46;
  • Патриарх Сергий в истории восстановления патриаршества. ЖМП. 1969, № 5, с. 63-71;
  • Слово в неделю русских святых. ЖМП. 1969, № 7, с. 15-16;
  • Этот день принадлежит Церкви. ЖМП. 1970, № 6, № 2, с. 25-29;
  • Надгробное слово при отпевании Свят. Патриарха Алексия (21 апр. 1970 г.). ЖМП. 1970, № 6, с. 26-29;
  • Основные проблемы современного богословского исследования в их развитии с конца ХIХ века. Богословские труды, 1970, сб. 5, с. 215-226;
  • О волоколамском Патерике (публикация). Богословские труды, сб. 10, с. 175-224;
  • Из древних сокровищ Эфиопской Церкви (публикация). Богословские труды, сб. 10, с. 225-251;
  • Некролог о прот. Бонифатии Ивановиче Соколове. ЖМП. 1971, № 4, с. 34;
  • У гроба Патриарха Грузинского. ЖМП. 1972, № 6, с. 57-63;
  • Слово на выпускном акте в Московских духовных школах 15 июня 1972 года. ЖМП. 1972, № 7, с. 12-13;
  • К 50-летию Союза ССР. ЖМП. 1972, № 12, с. 37-39;
  • Братские визиты Предстоятеля Русской Церкви. ЖМП. 1973, № 2, с. 12-20; № 3, с. 8-13; № 4, с. 10-17; № 5, с. 11-18;
  • У святителя Спиридона в Керхире. ЖМП. 1974, № 1, с. 44-46;
  • О душе воскрешенной. ЖМП. 1974, № 2, с. 30;
  • О поездке Патриарха Пимена в Эфиопию. ЖМП. 1974, № 5, с. 38-47;
  • Церковь как претворение Тринитарного Домостроительства. ЖМП. 1975, № 1, с. 58-63. Доклад, прочитанный на конференции "Церковные дни-74" в Упсале, Швеция, 30 авг.-3 сент. 1974 г.
  • Церковь и свершение творения. ЖМП. 1975, № 1, с. 64-67-76 (примечания). Доклад, прочитанный на конференции "Церковные дни-74" в Упсале, Швеция, 30 авг.-3 сент. 1974 г.
  • Слово в Неделю 16-ю по Пятидесятнице. ЖМП. 1976, № 1, с. 35-36. Произнесено 12 окт. 1975 года в Покровском храме МДА за Божественной литургией
  • О блаженном Августине. Богословские труды, 1976, сб. 15, с. 3;
  • Слово в Неделю Всех святых. ЖМП. 1977,. № 8, с. 66;
  • Максим, Патриарх Болгарский. (О сборнике статей и речей Патриарха Болгарского Максима"). ЖМП. 1977, № 10, с. 53;
  • Интронизация Блаженнейшего Патриарха Румынского Иустина I. ЖМП. 1977, № 11, с. 44-47;
  • Погребение Блаженнейшего Архиепископа Кирского Макария. ЖМП. 1977, № 11, с. 47-50;
  • Памяти Блаженнейшего Архиепископа Кипрского Макария. ЖМП. 1977, № 12, с. 39-44;
  • Перед панихидой в родительскую субботу. ЖМП. 1978, № 2, с. 28;
  • Слово в день поминовения святейшего Патриарха Алексия. ЖМП. 1978, № 2, с. 32;
  • В Неделю Всех святых. ЖМП. 1979, № 6, с. 27;
  • Лампада Преподобного Сергия. ЖМП. 1979, № 9, с. 32;
  • Слово перед панихидой (11 сентября 1980 г.) ЖМП. 1980, № 9, с. 52;
  • Слово на торжественном акте в Покровском храме МДА 21 сентября 1980 г. ЖМП. 1980, № 12, с. 17;
  • Слово под Новый год. ЖМП. 1981, № 1, с. 26. Произнесено в 1979 г. в храме воскресения Словущего в Москве
  • Слово в день памяти св. Иоанна Златоуста. ЖМП. 1981, № 2, с. 37;
  • Слово на Пассии 3 марта 1981 года. ЖМП. 1981, № 8, с. 43;
  • Слово о послушании. ЖМП. 1982, № 1, с. 44. Произнесено 29 нояб. 1981 г. в храме Воскресения Словущего в Москве
  • Рождественское письмо к христианам публицистам. ЖМП. 1982, № 1, с. 66;
  • Богословие свят. Патриарха Пимена. Его общественное и миротворческое служение. ЖМП. 1983, № 2, с. 20;
  • Слово на Вознесение Господне. ЖМП. 1983, № 9, с. 36;
  • Пастырская дидактика св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова. ЖМП. 1984; № 3, с. 70. Речь при вручении ему диплома доктора богословия 22 нояб. 1983 г.
  • Слово в день памяти св. пророка Божия Елисея. ЖМП. 1984, № 8, с. 41. Произнесено 27 июня 1984 г. в храме Вокресения Словущего в Москве
  • Жертва вечерняя. ЖМП. 1985, № 1, с. 40. Произнес. в хр. Воскресения Словущего в Москве 29 июля 1984 г.
  • Свете Тихий. ЖМП. 1985, № 2, с. 41. Слово произ. после акафиста в хр. Воскресения Словущего в Москве, 25 нояб. 1984 г.
  • О званых и избранных. ЖМП. 1985, № 12, с. 34;
  • Ангела Хранителя у Господа просим (21 нояб. 1985 г.) ЖМП. 1986, № 1, с. 41;
  • Дидактические принципы Яна Амоса Коменского и их влияние на становление богословского образования в русской духовной школе. ЖМП. 1986, № 5, с. 69-72; № 6, с. 70-75.
Два появления этого человека вызвало за последний год большой резонанс. Первый раз – недавно, во время Пасхального богослужения, которое он вел. Второй раз – в 2002 году, во время «молитвы о мире» в итальянском городе Ассизи, проведенной по инициативе Папы Римского .

Митрополит Питирим, один из старейших иерархов Русской Православной Церкви. В последние годы жизни патриарха Пимена он являлся, пожалуй, наиболее влиятельным иерархом и представлял РПЦ практически на всех официальных мероприятиях. И повернись жизнь иначе, он бы стал новым первосвятителем.

Падение Хрущева было воспринято как небесная кара зарвавшемуся «кукурузнику». Его печально «знаменитое» обещание показать по телевидению, как музейную редкость, «последнего советского попа», оказалось явно невыполнимо.

Л. И. Брежнев и советское руководство постарались публично продемонстрировать смену курса религиозной политики. 19 октября 1964 года два митрополита были приглашены на правительственный прием в честь космического полета корабля-спутника «Восток».

С 1963 по 1994 год владыка Питирим был председателем Издательского отдела, главным редактором «Журнала Московской Патриархии» и председателем редакционной коллегии сборника «Богословские труды» (оба издания в советские годы были единственными легальными органами церковной мысли).

На страницах этих изданий ему удалось опубликовать писания отцов Церкви, богословские сочинения протоиерея Сергия Булгакова, священника Павла Флоренского и некоторых других авторов. В 1971 году владыка Питирим был возведен в сан архиепископа. В этом же году он принимал участие в деяниях Поместного Собора, который признал церковную реформу XVII века «трагической ошибкой» и официально отменил все проклятия и анафемы по отношению к старому русскому обряду.

– Мы храним традицию, потому что она – это овеществленная, генетическая память нашего народа, – говорит митрополит Питирим. – Да, у нас было двоеперстие, мы приняли троеперстие. Но в 1971 году на Соборе Русской Православной Церкви молодая часть наших богословов провела постановление о равной возможности употребления и того, и другого.

А вот недавнее свидетельство епископа Древлеправославной (старообрядческой) Церкви Антония Богородского: митрополит Питирим «в одной из первых речей перед студентами у нас семинарии (по благословению владыка Антоний получил образование в семинарии и академии Московской Патриархии – Авт.), говорил о своих теплых чувствах к старообрядцам.

О том, как после решения Собора 1971 года о снятии клятв он отслужил старообрядческую литургию. Владыка тогда произнес интересную мысль, что не было настоящего раскола, а был только переходящий временами в потасовку спор о том, что такое Православие».

Большое значение владыка придавал возрождению и популяризации русского православного пения. По его инициативе было создано несколько церковных хоров, выступавших с концертными программами в России и за рубежом.

30 декабря 1986 года владыка Питирим был возведен в сан митрополита Волоколамского и Юрьевского. А в конце 80-х стал, помимо своих прежних обязанностей, еще и настоятелем возвращенного Церкви Иосифо-Волоцкого монастыря, где до сегодняшнего для он часто служит по воскресным и праздничным дням.

В Москве резиденция владыки Питирима разместилась в живописном храме Воскресения Словущего на Успенском вражке (Брюсов переулок), – в храме, традиционно привлекавшем людей искусства, писателей, художников и общественных деятелей.

После провала ГКЧП в столичной прессе появилось несколько публикаций народного депутата России священника Глеба Якунина (впоследствии лишенного сана и отлученного от Церкви). В них один из лидеров «Демократической России» утверждал: ему стали известны документы, дающие основания полагать, что митрополит Питирим сотрудничал с КГБ.

«Глубокую обеспокоенность, – писал он, – вызывает визит митрополита Питирима (Нечаева) к объявленному президентом России вне закона государственному преступнику Б.К. Пуго 21 августа 1991 года. На дипломатическом языке – это признание «де-факто».

Питательной средой для такого визита явилось то обстоятельство, что Издательский отдел Московской Патриархии контролировался агентурой КГБ. В отчетах 5-го управления КГБ СССР по линии издательского отдела постоянно упоминаются агенты «Аббат» (из иерархов) и «Григорьев», часто ездившие за рубеж и, очевидно, занимавшие (занимающие) высокие посты в этом учреждении».

Любопытно, что ныне г-н Якунин входит в состав клира т. н. «Киевского патриархата», руководимого «патриархом» Филаретом (Денисенко), которого сам же Глеб Павлович в 1991 году наиболее яростно обличал в принадлежности к КГБ.

Имя владыки Питирима склоняли на всех либеральных перекрестках. Журналисты (в том числе Татьяна Миткова и Андрей Караулов) охотно разоблачали «митрополита в погонах». Вскоре пришла и опала церковная: в ноябре-декабре 1994 года на Архиерейском Соборе РПЦ, а затем и на заседании Священного Синода он был смещен со всех церковных должностей. В его ведении были оставлены только Воскресенский храм и Иосифо-Волоцкий монастырь.

В последние годы митрополит Питирим стал чаще появляться на церковных собраниях высокого уровня. По поручению Священного Синода он возглавлял представительные делегации, посещавшие Армению, Болгарию, Швейцарию в связи с разными событиями церковной жизни.

24 января 2002 года в итальянском городе Ассизи под руководством римского понтифика состоялось «совместное моление за мир», в котором участвовали 300 представителей 12 различных религий.

Первоначально эту службу предполагалось провести в одном из католических соборов, но иудеи заявили, что не станут молиться с христианами в храме. Тогда действие было перенесено на открытый воздух – на городскую площадь.

От лица московской Патриархии и по поручению Патриарха Алексия II в этом ежегодном мероприятии принимала участие целая делегация из трех архиереев во главе с митрополитом Питиримом. Выступая по каналу РТР в программе «Вести», владыка заявил, что он глубоко удовлетворен тем «духом единства и братской любви», который ему удалось ощутить во время такой совместной молитвы.

На имя Алексия II полетели гневные телеграммы: «С ужасом и возмущением мы восприняли новость о том, что официальный представитель МП участвовал в шабаше под руководством папы римского. Митрополит Питирим не только не скрывает своего участия в этом беззаконии, но даже публично восхваляет совместную молитву с инославными и иноверцами…»

Широкая православная общественность была возмущена. В результате подобного взаимодействия за счет мнимого «единства» размываются основы Веры. Не случайно, что по древним церковным канонам (45 правило Св. Апостол), «епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен».

Владыка Питирим – носитель традиции. В том числе традиции советского периода, когда Церковь, чтобы выжить в условиях атеистического государства, вынуждена была идти на широкие контакты в рамках Всемирного Совета Церквей.

Эта охранительная традиция сохраняется в практике зарубежных контактов Московской Патриархии и до сих пор, вызывая критику со стороны православных как внутри страны, так и за ее рубежом.

Впрочем, кто знает – что ожидает Церковь впереди? И может быть, этот опыт, но уже в новых политических условиях, окажется востребованным?..

«Похоже, с течением времени, – делает вывод «Страна.ru, – подлинный масштаб личности митрополита Питирима (Нечаева) как богослова, проповедника, церковного иерарха становится все более очевидным.

Случайные черты забываются, все преходящее изглаживаются из памяти, а на первый план выходят опыт, спокойствие и мудрость иерарха, без деятельного и творческого участия которого не прошло ни одно значительное событие новейшей церковной истории второй половины века»

04 ноября 2003 года на 78-м году жизни скончался митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим после долгого и тяжелого недуга.

07 ноября 2003 года в 10.00 в Богоявленском кафедральном соборе Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершит отпевание новопреставленного митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима.

Митрополит Питирим (в миру Константин Владимирович Нечаев) родился 8 января 1926 года в городе Козлове (ныне Мичуринск) в семье священника. По окончании школы поступил в Московский государственный институт путей сообщения.

В 1945 году стал старшим иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I в Богоявленском соборе. В 1947 году окончил Московскую Духовную семинарию, в 1951 - Духовную академию со степенью кандидата богословия.

В 1952 году рукоположен во диакона, через два года, 4 декабря 1954 года, - во иерея. В 1959 году принял монашество с именем Питирим в честь святителя Питирима Тамбовского. В том же году был назначен инспектором Московских Духовных школ.

В продолжение почти 30 лет преподавал в Московских Духовных академии и семинарии историю и разбор западных вероисповеданий, а с 1957 года - Священную историю Нового Завета.

В 1963 году был рукоположен во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. В 1971 году возведен в сан архиепископа, а с 1986 года - митрополит Волоколамский и Юрьевский.

С 1963 по 1994 год Владыка Питирим возглавлял Издательский отдел Московского Патриархата, был главным редактором `Журнала Московской Патриархии`. В течение ряда лет он также был председателем редакционной коллегии сборника `Богословские труды`.

Возглавляя издательский центр Русской Православной Церкви, он сформировал профессиональный редакторский и журналистский коллектив, подняв на новый уровень церковную издательскую деятельность. Митрополит Питирим - автор нескольких книг и более 70 богословских статей. Под его руководством было снято несколько документальных фильмов о жизни Русской Православной Церкви, о православном искусстве.

По инициативе митрополита Питирима, уделявшего большое внимание возрождению и развитию традиций церковного пения, было создано несколько хоров, которые не только пели в храмах, но и выступали на концертных площадках в нашей стране и за рубежом с программами православных песнопений.

Митрополит Питирим был известен как всесторонне одаренный человек, отличавшийся глубокой церковной культурой. Он хорошо помнил старую церковную жизнь, заботился о сохранении преемства ее традиций - богослужебных, пастырских, богословских, литературных, церковно-практических.

Почивший архипастырь прилагал много сил для воспитания новых поколений пастырей и церковных тружеников. В нелегкие годы гонений и ограничений под руководством Владыки Питирима трудились многие церковные интеллигенты, включая молодых людей, которые в период работы в Издательском отделе обучались в Духовных школах, принимали монашество и священный сан.

Митрополит Питирим принимал активное участие во внешней деятельности Русской Православной Церкви. Он был руководителем и членом многих делегаций, участвовавших в межправославных, межхристианских и церковно-общественных мероприятиях за пределами Отечества.

Его попечением устраивались выставки и другие культурно-просветительские акции, рассказывавшие зарубежной общественности о жизни и наследии Русской Православной Церкви. При его активном участии было организовано немало церковно-общественных мероприятий и программ в России. Владыка всегда был особенно близок к научным, культурным и общественным кругам, творческой интеллигенции, пользовался у них известностью и уважением.

Митрополит Питирим - доктор богословия, профессор, академик Российской Академии естественных наук, заведующий кафедрой теологии Московского института инженеров транспорта, почетный доктор теологического факультета Пражского университета, профессор кафедры ЮНЕСКО `Золотое наследие Руси`.

Труды митрополита Питирима отмечены высокими церковными и государственными наградами. Он был награжден церковными орденами святого равноапостольного князя Владимира (I и II степеней), преподобного Сергия Радонежского (I степени), святого благоверного князя Даниила Московского (II степени), государственным орденом `Дружбы народов`, юбилейной медалью 30-летия образования ВСМ, почетной золотой медалью `Борцу за мир`.

За обширные просветительские и миссионерские труды и в связи с 75-летием со дня рождения в 2001 году Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II удостоил митрополита Питирима ордена святителя Иннокентия Московского.

Имя митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима неразрывно связано с Иосифо-Волоцким монастырем, и здесь всегда будет жить память о нём. Благодаря Владыке православное свидетельство на Волоколамской земле с новой силой воссияло в переломные для нашего Отечества годы – во время краха атеистического режима и начала перестройки. Владыка был выдающимся учёным-богословом, профессором Московской Духовной академии, председателем Издательского отдела Московской Патриархии, постоянным членом Священного Синода. Благодаря ему в мае 1989 года обитель в числе первых в Советском Союзе была возвращена Церкви. Сам жизненный путь митрополита – это неотъемлемая часть новейшей истории Русской Православной Церкви.
Будущий митрополит Питирим (в миру Константин Нечаев) родился 8 января 1926 года. Он был одиннадцатым ребенком в семье протоиерея Владимира Нечаева, настоятеля Ильинского храма в городе Козлове (с 1932 года Мичуринск) Тамбовской области. Его деды и прадеды с XVII века были священ¬никами в Тамбовской епархии. Епископ Вассиан (Пятницкий; скончался в 1940 году в заключении), когда-то сказал отцу будущего митрополита протоиерею Владимиру Нечаеву знаменательные слова. Отец Владимир пошел с семилетним сыном Костей в храм к Владыке Вассиану. Владыка стоял в алтаре, и Костя устремился к нему прямо мимо престола. Отца, конечно, это смутило, так как проходить в алтаре перед престолом не положено. Епископ Вассиан успокоил отца Владимира с присущим ему добродушием: «Значит, будет священнослужителем».
По окончании средней школы в 1943 году Константин был принят в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ), а в 1945 году поступил в только что открывшийся в Москве Православный Богословский институт, позже преобразованный в Московскую Духовную Академию. Тогда же он стал старшим иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I (+1970) и хранителем патриаршей ризницы.
В Троице-Сергиевой лавре Константин Нечаев принял монашество с именем Питирим, в честь святителя Тамбовского Питирима – небесного покровителя его древнего священнического рода. По окончании Духовной академии он был оставлен здесь профессорским стипендиатом, а в 1956 году утверждён профессором кафедры Священного Писания Нового Завета. В Московской Духовной академии иеромонах Питирим нёс послушания преподавателя, инспектора и заведующего кафедрой Священного Писания Нового Завета.
В январе 1962 года архимандрит Питирим назначен главным редактором «Журнала Московской Патриархии», чуть позже – председателем Издательского отдела Русской Церкви, и служение в этой должности стало одним из самых плодотворных в жизни Владыки. Благодаря его разностороннему образованию и высокой культуре, ответственному подходу к делам и профессионализму ему удалось в сложнейшие советские годы поставить церковный издательский отдел в один ряд с наиболее авторитетными издательствами православного мира.
Назначение митрополита Питирима в Издательский отдел пришлось на годы решительного изменения церковной жизни после Архиерей¬ского Собора 1961 года, когда по решению Совета Министров власти стали закрывать храмы, семинарии, монастыри. В новых условиях работа издательства, выпуск журнала о церковной жизни требовали большого напряжения духовных сил и такта во взаимоотноше¬ниях с руководящими инстанциями. Тем не менее годы Издательский отдел смог получить признание как необходимая область церковнообщественной деятельности. Одним из главных направлений работы был выпуск богослужебных книг, вместе с тем велись кропотливые исследования древних рукописей, изучение материалов не только церковно-богослужебного характера, но и по истории богословской мысли.
23 мая 1963 года, в праздник Вознесения Господня, в Богоявленском патриаршем соборе в Москве состоялась епископская хиротония архимандрита Питирима. Святейший Патриарх Алексий I при вручении жезла новохиротонисанному епископу произнес слова, ставшие для него путеводными: «Да сотворит тебя Господь пастыря доброго, пастыря любящего, пастыря попечительного и мудрого, пастыря, за овцы своя душу положить готового».
30 декабря 1986 года Владыку возвели в сан митрополита Волоколамского и Юрьевского.
15 мая 1989 года по личному ходатайству митрополита Питирима Русской Православной Церкви возвратили Иосифо-Волоколамский монастырь. Вновь забилось духовное сердце нашего края, вновь в древних стенах зазвучали колокола и слова молитв, затеплились лампады. Поднимались из руин монастырские храмы.
В 1989 году митрополит Питирим избирается от Советского Фонда культуры народным депутатом СССР, в 1990 - народным депутатом Московского областного Совета от Волоколамска. Это новое служение расширило возможности более полного участия в общественной жизни через благотворительность. Монастырь с участием благотворительных фондов оказывал помощь больницам, малоимущим, престарелым и ветеранам, домам-интернатам и школьному образованию. Начали работу воскресные школы в городских и сельских приходах.

Одним из главных направлений общественного служения Владыки Питирима была работа с молодежью. Московский институт инженеров транспорта, где Владыка когда-то учился, откликнулся на предложение о сотрудничестве. Каждое лето стали приезжать в монастырь будущие железнодорожники, чтобы помогать в ремонтных и хозяйственных работах. В связи с большим интересом к Православию, вопросам религии, в МИИТе была организована кафедра теологии, возглавил которую сам Владыка. Для него это не была формально-почетная должность, он сам разрабатывал учебные планы и читал лекции.
С 1998 года при монастыре стал действовать летний трудовой лагерь для подростков из неблагополучных семей, а затем и патриотический лагерь «Славяне» для детей военнослужащих.
Большое место в жизни митрополита занимала международная деятельность. Он возглавлял делегации, участвовавшие в мероприятиях, проводимых международными религиозными организациями. Обширные связи с зарубежной общественностью были у Издательского отдела: устраивались выставки, концерты, приемы иностранных делегаций.
Как викарий Московской епархии митрополит Питирим выполнял различные церковно-общественные поручения, последними из которых стали поездка за Благодатным огнем в Иерусалим накануне Пасхи 2003 года и затем Пасхальная служба в храме Христа Спасителя, которую митрополит возглавил по благословению Святейшего Патриарха Алексия II. Несмотря на тяжелую болезнь, митрополит Питирим до последних дней не оставлял своего служения Церкви.
Скончался Владыка 4 ноября 2003 года, в день, когда совершается празднование в честь Казанской иконы Божией Матери.
В Новом Братском корпусе, где жил Владыка, сохранены его кабинет и келья, здесь всё остаётся так, как было при жизни Владыки. Некоторые предметы из ризницы митрополита были переданы Волоколамскому краеведческому музею, который организовал экспозицию, посвящённую его памяти.

Воспоминания. Святейший Патриарх Алексий и его окружение

С того момента, как я стал иподьяконом, до кончины Святейшего Патриарха Алексия прошло 25 лет моего почти неотлучного пребывания около него. Я его и облачал, и в гроб клал, и слово надгробное говорить поручено было мне.

Патриарх был удивительным человеком. До последних дней он сохранял ясный блеск глаз и твердость почерка. В богослужении — да и в жизни, — он был неподражаем; повторять его было невозможно. Интересная деталь: на службе его сразу было видно, оптически взгляд фокусировался на нем, хотя он был, я бы сказал, неполного среднего роста. С началом контактов с зарубежными Церквами к нам стали приезжать Патриархи с Востока, величественные, не знавшие, что такое репрессии, — но когда они стояли в одном ряду, наш Патриарх выделялся среди них своим духовным величием. Это внутреннее содержание выделяло его из ряда всех иерархов. А ведь это тоже были люди с богатым внутренним миром, прошли суровую школу самооценки, для них мишурность нашего повседневного бытия была странной. Я прекрасно помню архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого), который был более, чем на голову выше Патриарха, архиепископа Филиппа Астраханского, величественного, высокого, красивого старца — но и среди них он сразу притягивал взгляд.

Однажды, еще в войну, в первую зиму, как мы вернулись из эвакуации, сестра Мария Владимировна встретила будущего Патриарха, тогда еще Местоблюстителя, на Тверской улице около телеграфа. На нем было теплое пальто и пыжиковая шапка, и он шел стремительной и решительной походкой. Марию Владимировну тогда поразило, что на него все оглядывались.

Патриарх происходил из дворянского рода Симанских, потомков псковских воевод, свято хранивших традиции древнего благочестия. Жили они в Москве и отношения их с петербургской аристократией были непростыми. Дореволюционное высшее сословие было, конечно, малорелигиозным. Патриарх рассказывал как анекдот, но весьма характерный. Одна барыня говорила (видимо, по-французски): «Службы такие долгие, утомительные! Я всегда приезжаю к "состраком"». Это значит, к возгласу: «Со страхом Божиим и верою приступите…» Еще один из его любимых рассказов: отпевают одного высокого чиновника. Диакон молится: «…об упокоении раба Божия…» — а кто-то в толпе говорит: «Какой же он "раб Божий", если он — действительный статский советник?»

Над семьей Симанских почивало благословение святителя Филарета (Дроздова), полученное некогда матерью будущего Патриарха, Ольгой Александровной. Когда она была ребенком, ее подвели к митрополиту Филарету под благословение, и он подарил ей маленькую иконочку. Эта иконочка хранилась в их семье как святыня, и Патриарх впоследствии вставил ее в панагию. Его академическое дипломное сочинение, так и не опубликованное, называлось «Нравственно-правовые понятия в учении митрополита Филарета». Он часто говорил, что два гения формировали нашу литературную и богословскую, церковную и светскую элиту: Пушкин в поэзии, в светском языке, и Филарет Московский в богословии. Кто-то, — кажется, Аксаков, — в надгробном слове святителю Филарету сказал: «Смолкло важное слово».

Действительно, стиль Филарета — особая эпоха богословского жанра. И собственный письменный стиль Патриарха был филаретовским — это чувствуется даже в частных письмах.

Ежегодно он отмечал дни памяти митрополита Филарета в Лавре, а вечером 14 декабря проводил филаретовские чтения в общем собрании профессоров и студентов Академии и семинарии. Он вспоминал рассказы современников, лично знавших Святителя, и его собственные мудрые поучения. Вообще Патриарх очень любил Лавру и обычно очень скромно, по-монашески, отмечал там свои дни рождения, скрываясь от торжественных официальных поздравлений.

В день кончины матери он поминал только ее, в день памяти отца — только его. Помню, как, оказавшись на могиле своего отца, он поцеловал подножие креста.

Образование он получил блестящее. По-французски говорил совершенно без акцента — так, что его можно было принять за француза, английским владел также вполне свободно, но все же избегал говорить на нем. По-русски он говорил с тем своеобразным выговором, который бывает у людей, с детства много занимавшихся иностранными языками. Возможно, сказывалось и старомосковское произношение. Слово «жара», к примеру, у него звучало как «жиры».

Учился он в лицее цесаревича Николая, располагавшемся в здании у Крымского моста, где сейчас находится Дипломатическая Академия. Там же обучались и дети Льва Толстого, один из сыновей — в том же классе, что Сережа Симанский. Патриарх рассказывал, что кабинет директора лицея помещался на первом этаже — как раз напротив входа. И вот однажды он увидел, как в вестибюль вошел человек мужицкого вида, в тулупе, в шапке — весь как большая снежная глыба. Швейцар замахал на него руками: «Ты куда через парадный вход! А ну иди в швейцарскую!» Тот смиренно снял шапку: «Да я, вот, к начальнику. Дети у меня здесь учатся». Тут только швейцар понял свою оплошность: «Ах, ваше сиятельство, граф, простите…»

Дочь директора Лицея, Екатерина Петровна Матасова, рассказывала, что на балах, которые время от времени устраивались в Лицее, Сережа Симанский обычно подпирал стенку и отпускал едкие замечания в адрес танцующих. Тем не менее о нем существует романтическая легенда: что якобы у него была первая и единственная любовь, которой он всю жизнь в день ангела посылал фиалки — ее любимые цветы. Я тоже это историю слышал, но насколько она достоверна, судить не могу. Я спрашивал и у Лидии Константиновны Колчицкой, но она тоже ничего сказать не могла кроме того, что лично она цветов не возила.

После окончания лицея он учился на юридическом факультете, писал диплом у Сергея Николаевича Трубецкого на тему «Комбатанты и некомбатанты во время военных действий». Кто бы мог тогда подумать, что эта тема будет для него актуальной: в первую мировую войну он был архиепископом Новгородским, а во Вторую — провел в Ленинграде все 900 дней блокады. Он тогда жил в помещении под куполом Никольского собора — прямо над храмом. Храм пятикупольный и в нем наверху было довольно просторное помещение со сводчатым потолком. Однажды во время обстрела была пробита висевшая одежда, один осколок снаряда упал на стол прямо перед Патриархом. Он потом хранил этот осколок всю жизнь…

Когда он принимал постриг в Троице-Сергиевой лавре, один мудрый старец сказал ему: «Тебе сейчас вручается хрустальный сосуд, полный до краев. Пронеси его через всю жизнь, не расплескав!»

Его учителем — не духовником, а духовным наставником — был митрополит Арсений (Стадницкий), личность чрезвычайно интересная, настоящий самородок. Он был из молдаван и без всякого родства, без всяких связей стал тем, кем стал.

Время от времени к Патриарху приходили его старые знакомые, с которыми у него были давние, теплые отношения.

В послевоенные годы вернулся в Россию из эмиграции, из Вены, архиепископ Стефан. Бывая у Патриарха, он много и интересно рассказывал о странах, где побывал. Если чувствовал, что рассказ затянулся, в том же повествовательном тоне произносил: «А вот у финнов, например, есть такой обычай. Люди собираются в гости, сидят, сидят, -а потом расходятся».

Помню, частым гостем был старый генерал Алексей Алексеевич Игнатьев. Кстати, именно благодаря Игнатьеву, Сталин подарил Патриархии Переделкино. Игнатьев рассказывал, что Сталин однажды обратился к нему с вопросом: «У Патриарха скоро юбилей. Что бы подарить ему?» Игнатьев посоветовал: «Подарите Переделкино» .

После службы Патриарх и Игнатьев обычно пили чай и много вспоминали — друг для друга, — а мы благоговейно слушали. Бывало, Игнатьев, войдя в раж, восклицал: «Ну, помните, Ваше Святейшество, это было еще тогда… — ну, когда мы с вами живы были!» А сам Патриарх иногда о себе говорил: «Так долго жить просто неприлично». Конечно, эти люди сформировались еще до революции…

Говорят, что аристократизм — от воздержанности. Патриарх был аристократом в лучшем смысле этого слова. Режим его жизни, его распорядок дня всегда был для меня образцом. Он был очень воздержан в своем быту, питался по уставу, строго соблюдая все посты и постные дни. Вообще трапеза полагается дневная и вечерняя, а до 12 часов дня считается неуставной, и специальных молитв к ней нет. Когда она случалась, Патриарх, читал до начала «Пресвятая Троице», а по окончании — «Достойно есть».

Его день начинался с утренних процедур, в число которых входила даже небольшая гимнастика (не на стенке, не на кольцах, конечно, не с гантелями — просто несколько упражнений, чтобы размять свои старые мышцы и кости). Затем он молился — у него были и общие, и свои собственные молитвы, — а потом шел к своему рабочему столу. На пути стоял другой, круглый стол, на котором лежало Евангелие. Каждый раз, проходя, он прочитывал страницу или две, открывал страницу на завтра и на следующий день читал, начиная с того места, на котором кончил в прошлый раз.

Научиться у него можно было многому. У него был образцовый порядок в бумагах и на столе. Монахиня мать Анна этот стол каждый день тщательно протирала, тем не менее Патриарх всегда смотрел, не забилась ли пыль в щели резьбы. Как-то я подарил ему маленькую дорожную щетку. Он, разглядев ее, страшно обрадовался: «Так ею же можно пыль из щелей вычищать!» Непременным атрибутом его стола была вазочка с конфетами. Сам он ел конфеты редко — разве что в конце напряженного рабочего дня возьмет себе одну; в основном они предназначались для посетителей. Конфеты ему дарили часто, он откладывал несколько штук в вазочку, остальные обычно кому-то отдавал, но ленточки всегда оставлял себе и ими перевязывал аккуратные систематизированные стопки бумаг. Про Колчицкого говорил: «…ну вот, был у меня отец протопресвитер, вывалил на стол ворох бумаг, и все говорил, говорил… И что это? Принес! Ничего не систематизировано, ничего не понятно!» И начинал раскладывать их по кучкам…

Ему всегда на все хватало времени (а я, напротив, никак не могу овладеть этим искусством — мне времени вечно не хватает!), во всем ему были свойственны предельная аккуратность и точность. Помню, как однажды, приехав на две минуты раньше куда-то, где его ждали, он страшно извинялся. Одним из небольших «искушений» были церковные часы, которые в разных храмах, где ему приходилось служить, шли по-разному, неточно, и если мы, иподьяконы, выезжали, чтобы подготовить все к службе, то нам нужно было еще проверить, правильно ли идут часы. У самого Патриарха они были исключительно точные. Носил он их на цепочке — считал, что архиерею носить часы на руке неприлично. Если он видел такое у епископа, говорил:

«Преосвященнейший, вы что, носите часы на руке?» И в знак особого расположения мог достать из ящика часы на цепочке и подарить: «Вот вам, пожалуйста. Чтобы этого больше у вас на руке не было!» Когда меня рукоположили в епископы, он подарил такие часы и мне .

Во время службы бывало, что он хотел узнать время, но это было трудно: вынимать часы он позволял себе, только если сидел в алтаре и мог это сделать, не привлекая внимания. Достать часы на людях он не мог. Я однажды подарил ему посох, в верхушке которого было сделано углубление с крышкой, куда можно было спрятать часы. Крышка набалдашника открывалась от нажатия кнопки. Патриарх действительно некоторое время пользовался этим приспособлением, потом оно, возможно, попало в ЦАК.

Помню его благоговейное отношение к святыне, которое проявлялось даже в мелочах. Однажды я подал ему на подносе антидор и теплоту. Когда он взял антидор, у него упала маленькая крошка. Он с трудом, кряхтя, наклонился за ней, но достать не мог. Я, поскольку держал в руках поднос с ковшом, сначала боялся наклониться: вдруг пролью ему на рясу — но потом все же изловчился, поднял эту крошку и сунул себе в рот. Он посмотрел на меня с некоторым удивлением.

Про богослужение Патриарх говорил, что оно как драгоценная вышитая ткань, и что его надо «творить», как вышивку, а любая пауза или заминка — это как разрыв на ткани. Сам он совершал богослужение вплоть до последних дней своей жизни регулярно — во всяком случае, по всем праздникам. Он очень ценил стихиру Великого четверга «Яже во многи грехи впадшая жена…», автором которой была женщина — монахиня Кассия. Когда однажды ее не спели, он страшно расстроился: «Ну, как же можно было не спеть такую стихиру!»

Характер у Патриарха был очень контрастный — я бы сказал, огненный. Когда он сердился, весь вспыхивал, приходил в страшный гнев, но потом всегда сам очень от этого расстраивался и жалел о случившемся. Кроме того, он обладал большим чувством юмора. Надо сказать, что настоящий русский юмор тонок, мягок и весьма саркастичен. Еще Гоголь сказал: «Горьким смехом моим посмеюся». Со свойственным ему тонким юмором Патриарх подчас выказывал и свое недовольство.

Однажды показывает он мне телеграмму от одного архиерея: «Поздравляю Ваше Святейшество Первым мая». Когда я прочитал текст телеграммы, он прокомментировал: «Какая сволочь!» Действительно, репутация у этого архиерея была весьма дурная. Он считался предателем Церкви, идущим на поводу у властей. Зачем он мог послать такую телеграмму? То ли переусердствовал, рассылая необходимые по протоколу поздравления, то ли хотел продемонстрировать свою лояльность по отношению к тем, кто держал под контролем переписку архиереев. Я тогда разделял общую точку зрения, однако потом, познакомившись с этим владыкой ближе, раскаялся в ней. Это был человек, окончательно запутавшийся, запуганный и потерянный. Однажды под давлением обстоятельств пойдя на недопустимый компромисс, он уже не мог выйти из порочного круга, и делал одну ошибку за другой. Скорее, он вызывал жалость, чем презрение.

Казалось бы, инцидент с телеграммой был исчерпан. Но через месяц подзывает меня Патриарх и говорит: «Костя, отправьте телеграмму». Подает деньги и текст. Телеграмма адресована тому самому архиерею: «Поздравляю Ваше Высокопреосвященство первым июня». Вообще он обычно отдавал мне свою корреспонденцию со словами: «Костя, пожалуйста, прочтите и отнесите на почту». — «Ваше Святейшество, мне ли Вас…» — «Нет-нет, второй глаз всегда нужен».

Иногда он давал мне тексты, которые надо было передать для печати машинистке. Это каждый раз давало ему повод испытать удовольствие, которое никогда не теряло своей новизны, тем более, что повторялось довольно редко, а состояло в том, что он всегда сопровождал текст запиской, адресованной одинаково: «Милостивой государыне Александре Федоровне».

Иногда он допускал парадоксальный образ мышления. Порой любил ставить в тупик впервые пришедшего к нему посетителя. Посмотрит на него и спросит: «Ну и как? Ничего?» Тот теряется, начинает улыбаться: «Да, ничего, ничего, Ваше Святейшество…». Как-то за столом речь зашла о евреях. «Да, — сказал Патриарх, — евреи — это, конечно, ужас! Сложная, тяжелая психологическая формация. Столько с ними проблем! Но подумайте: ведь это притом, что они — богоизбранные, — и до чего дошли! А если бы Бог их не избрал, да не смирял, — то что бы тогда было? Еще хуже!»

Митрополит Макарий (Оксиюк) был ученейший человек. Помню его уже в старости, серьезным, согбенным. О. Николай Колчицкий как-то сказал о нем Патриарху: «Ваше Святейшество! Митрополит Макарий — такой смиренный старец!». Патриарх медленно, задумчиво произнес: «Да… Смиренный… Согбенный… Лукавенный…»

Как-то, увидев в храме маленького сына преподавателя Академии Скурата, он спросил: «Это кто же? Малютка Скуратов?»

Очень не любил он нарочитого проявления внешнего благочестия. Когда мирские подходили к нему за благословением со слишком низким поклоном, он говорил: «Ну, ладно, монашествующие, у них хоть одежды длинные, но ты-то со стороны как выглядишь?» Когда одна сотрудница Патриархии стала ходить на работу, как на богослужение, в платке, он, увидев ее в очередной раз, показал на платок и с любопытством спросил: «Что это за гадость такая у тебя на голове?»"

Не любил он и когда мирские по духу люди искали пострига. По этому поводу у него был один любимый анекдот, который он удивительно изящно и смешно представлял в лицах (он обладал необыкновенным актерским даром, даже сам о себе говорил, что в студенческие годы собирался в артисты). Приходит одна дама к другой. Гостья взволнована, а хозяйка спокойно раскладывает пасьянс. Гостья говорит: «Ах, моя дорогая, у меня такая тайна, такая тайна, что я даже вам ее открыть не могу!» «Ну, полно, — отвечает хозяйка, не отрываясь от пасьянса, — Какая же такая тайна, чтобы даже и от меня?» Еще поупиравшись, гостья признается: «Я вчера приняла тайный постриг!» Хозяйка пренебрежительно пожимает плечами: «Нашли, чем удивить! Я уже десять лет в схиме!»

Когда дочь митрополита Серафима (Чичагова), Леонида Леонидовна (по мужу Резон) ушла в Пюхтицкий монастырь, на одном из ее прошений Патриарх написал: «Постригать Л.Л. Резон — не резон». До этого она работала фельдшерицей в Патриархии. Была она очень бойкой и активной, любила, чтобы на службе все было по уставу. Когда она однажды возмущалась, что пропели не тот светилен, Патриарх сказал ей: «Леонида Леонидовна, это к медицине не относится!» В конце концов, ее все-таки постригли с именем Серафима.

Из своей жизни Патриарх рассказывал и следующий эпизод, имевший место в бытность его епископом. Вернувшись после ссылки в Ленинград, он спросил у одного священника: «Отец протоиерей! Простите, а кто вам дал право носить палицу?» — «Вы, ваше Высокопреосвященство!». — «Когда?» — «А помните, когда вас увозили, вы повернулись на ступеньке вагона, и благословили нас всех, а я вам показал вот так» (Священник показал руками фигуру ромба). Патриарх не переносил, когда кто-то искал способа прикрыть свою волю священническим благословением: «Батюшка, благословите, я уже сделала!», — и называл таких «иноками Шаталовой пустыни».

Мне тоже однажды случилось пожать плоды этого «вынужденного благословения». Патриарх очень не любил, когда я уезжал и на поездки благословлял нехотя. Как-то собрался я поехать в Караганду на Рождество, отпросился, пообещав, что вернусь к Крещению. А когда

приехал, было холодно, я весь промерз и заболел. На Крещение меня не было. Потом выздоровел, прихожу, Патриарх говорит «Ну вот, не надо было ездить!» «Как же, Ваше Святейшество, Вы же сами разрешили!» — «Ну, как разрешил?…»

После войны он долго ездил на «Победе». Когда уже появилась «Волга», все равно предпочитал «Победу»: в нее можно было войти и только после этого сесть, а в «Волгу» надо было садиться и потом втаскивать ноги, а ему это было тяжело. Еще у него был ЗИС-110, который шел как корабль — плавно, мягко. Ездить на высокой скорости он не любил. Обычно ездили со скоростью 85—95 километров. Бывало, чуть шофер прибавит газ, так что зашкалит за сто, он стучит ему в стекло: «Георгий Харитонович, вам что, так велели?» Шофер извинялся, а Патриарх прибавлял: «Ну, а если бы мы, как до революции архиерею полагалось, ездили на шестерке лошадей, то неужели гоняли бы во весь опор как пожарные?»

Зимой, когда надо было идти на улицу, он всегда одевался заранее и, пока все собирались, сидел одетый, говоря, что надо аккумулировать тепло.

Однажды, еще в период местоблюстительства он служил на пригородном приходе и ночевать ездил на поезде в Лосинки. Служил же он с одним архимандритом. Уже собирались и Патриарх, подбирая под пальто полы рясы, обратился к нему: «Отец архимандрит, вы меня проводите? Мне надо помочь нести чемодан». Тот, конечно, согласился и Патриарх вынес ему дореволюционный маленький саквояж типа тех, какие назывались «акушерскими»: небольшой и пузатенький. Архимандрит, увидев его удивился, а взяв в руки, удивился еще сильнее: он-то думал, что это действительно чемодан — тяжелый, громоздкий, а оказалось — совсем легкий.

Этот саквояж был у нас притчей во языцех. Когда куда-то ехали или собирались со службы, Патриарх всегда говорил: «Лёнечка, где мой чемодан?» Носил же он в нем едва ли не один только чиновник.

— Примерно та же история была у меня в советские годы. Собираются отпевать Брежнева. Звонит мне некто из ЦК, спрашивает: «Константин Владимирович, как же так? Брежнева отпевать будут, а как же его называть? Неужели "рабом Божиим"?» — «Да нет, зачем же — говорю, — можно "воином", а хотите — "воеводой Леонидом"».

— Про Толстого рассказывали еще анекдот. Едет скорый поезд мимо Ясной Поляны. Пассажиры с любопытством толпятся у окон, а проводник говорит: «Успокойтесь, господа, их сиятельство пашет только перед курьерским!» Толстой, конечно, трагическая фигура. И трагизм его в том, что, порвав по совести с людьми своего круга, он так и остался барином. Под посконной рубахой носил голландское белье, воду пил только привозную. Но главное — Христос для него был словно бы партнером и соперником: как же — Христа каждый мужик знает, а его, графа Толстого — нет. Тем не менее я помню отношение к Толстому моих старших. Они были более склонны винить в его драме Черткова и прочих подобных ему людей из окружения. Говорили также, что его, конечно же, Синод «упустил»: надо было учитывать, что он человек очень русский, и впав в крайность, на попятную не пойдет.

— В Переделкине, — точнее, в селе Лукине, находилась родовая усадьба бояр Колычевых. Этот род, в истории Церкви запечатлевшийся тем, что к нему принадлежал московский митрополит, святитель Филипп, был почти полностью вырезан Иваном Грозным, — во всяком случае, погибли почти все его мужчины. Митрополиту Филиппу была прислана отрубленная голова его племянника. В память об этом геноциде уцелевшие потомки рода Колычевых в своей усадьбе крышу красили в черный цвет, а в фамильной их церкви фрески окружены широкой черной каймой — хотя вообще черный цвет в русской иконописи не принят.

— Тогда коробки конфет продавались не запаянными в целлофан, а перевязанные разноцветными атласными ленточками и продавщицы в кондитерских очень ловко умели завязывать огромные пышные банты — «шу».

— А патриарх Пимен уже смотрел на это по-другому. Как-то я спросил его: «Ваше Святейшество! А вы как относитесь к часам на руке?» — «Очень хорошо, — ответил он, — Я сам ношу. Вот, у меня "Победа". Прекрасно ходят!» Так вслед за, ним и мы все стали носить часы на

Поделиться: