Введение

В основе философской системы Г.В. Гегеля (1770-1831) лежит учение о тождестве субъекта и объекта. В своей первой наиболее значительной работе "Феноменология духа" Гегель в какой-то мере возвращается к проблемам, зафиксированным Фихте, и пытается разрешить проблему тождества субъекта и объекта, мышления и бытия на основе обоснования тождества индивидуального и "абсолютного "Я". Первым шагом на пути преодоления противоположности субъекта и объекта, по мнению Гегеля, является движение индивидуального сознания к отождествлению с абсолютным "Я", т. е. с общечеловеческим сознанием, духовным миром всего человечества. Это возможно лишь путем поступательного развития сознания, в ходе которого индивидуальное сознание проходит весь этот путь, все те этапы, которые прошло человечество на протяжении всей своей истории. Феноменология духа - это одновременный процесс развития Всемирной культуры, накопления духовного опыта человечества и освоение этого опыта конкретным индивидом, или, выражаясь современным языком, процесса "социализации индивида", превращение его в личность, овладевшую богатством человеческой культуры, всеми достижениями человечества. По окончании этого процесса воспитания и образования каждый человек, по мнению Гегеля, становится способен посмотреть на мир и на себя с точки зрения завершившейся мировой истории, "мирового духа". И таким образом снимается противоположность субъекта и объекта и достигается абсолютное тождество, тождество мышления и бытия.

Движение сознания по Гегелю

Движение сознания, по Гегелю, - это восхождение от абстрактного к конкретному. Каждая последующая ступень заключает в себе все предыдущие, воспроизводя их на новом более высоком уровне, в то же время последующие ступени предвосхищаются на более ранних этапах диалектического пути развития.

Первая ступень - сознание . На ступени "сознания" предмет противостоит человеческому "Я" как внешняя данность и определяет его: сознание оказывается "теоретическим" или созерцающим (чувственные восприятия, формы рассудка).

Следующая ступень - самосознание . На ступени "самосознания" предмет и сознание тождественны, сознание определяет свой предмет - самое себя - и поэтому выступает, прежде всего, как практически действующее, желающее, стремящееся.

Когда самосознание постигает свою всеобщность, усматривает в себе абсолютную полноту реальности, оно выступает как "разум" . Высшей ступенью в развитии индивидуальности является ступень "духа". На этой ступени сознание постигает духовную реальность мира и себя как выражение этой реальности.

С каждой из этих ступеней развития индивидуального сознания соотносятся определенные ступени и формы развития человеческой культуры, духовной жизни: мораль, наука, право, религия и др.

Вершиной всего этого движения в историческом и индивидуальном плане является освоение языка философии - понятий.

Дойти до высшей точки развития, по Гегелю, это значит "дойти до понятия", стать способным формировать и выражать свои мысли в системе понятий и категорий Логики. До Гегеля в понятии видели некое субъективное образование. Гегель же считал, что Понятие (с большой буквы) это и есть абсолютное тождество субъекта и объекта, то самое тождество, которое для Фихте является никогда неосуществимым, но желанным идеалом.

Само слово «феноменология» означает, что речь пойдет об исследовании некоторых феноменов или явлений. Об этом Гегель и заявляет в самом начале раздела. «Сознание составляет ступень рефлексии, или отношения духа, его развития как явления» . Этим словам мы можем дать вид формулировки: сознание есть явление духа самому себе. В сознании дух или Я (здесь необходимо вспомнить слова Гегеля о том, что «если мы рассмотрим дух несколько ближе, то в качестве первого и простейшего определения его мы найдем, что он есть «я»), являются сами по себе в своем собственном качестве, то есть качестве духа, чего не было на предшествующих стадиях духовного становления. Дух всегда оставался самим собой, иначе и быть не может, иначе он и не был бы духом, основой жизни, не встречался с собой в своем собственном качестве. Я не осознавало себя как особая реальность, растворяясь в ощущениях, привычках, телесности и т. д. Теперь, в сознании, эти предшествующие ступени духовного существования преодолены и дух является себе именно как дух, Я как именно Я. И здесь мы видим, что наше до сих пор единичное «Я» (ведь сказать «Я» значит отделить себя от других, что очевиднее всего проявляется в «действительной душе» или «телесности») «само есть это различение себя от самого себя; ибо, как сама к себе относящаяся, его исключающая единичность, она исключает себя из себя самой, т. е. из единичности, и благодаря этому полагает себя как некоторую с ней непосредственно сомкнутую противоположность себя самой, как всеобщность. Но существенное для «я» определение абстрактно-всеобщей единичности составляет его бытие. Я и мое бытие неразрывно связаны поэтому между собой; различие моего бытия от меня есть различие, которое не есть различие. Правда, с одной стороны, бытие как нечто абсолютно непосредственное, неопределенное, неразличенное должно быть отличаемо от мышления, отличающего себя от самого себя, и через снятие этого различия себя с самим собой опосредствующего мышления, - от «я»; тем не менее, с другой стороны, бытие тождественно с мышлением, ибо это последнее от всякого опосредствования возвращается к непосредственности, от всего своего саморазличения - к ничем не омраченному единству с самим собой. Поэтому «я» есть бытие или содержит последнее как момент в самом себе. Поскольку это бытие я полагаю как нечто другое по отношению ко мне и в то же время тождественное со мной, постольку я есть знание и обладаю абсолютной достоверностью моего бытия. Эта достоверность не должна быть рассматриваема, как это бывает при простом представлении, как некоторый род свойства «я», некоторое определение его природы, но ее следует понимать как природу самого «я»; ибо это последнее не может существовать, не различая себя от самого себя, и в этом, от него отличенном, не оставаясь в то же время у самого себя, - а это и означает как раз, что оно не может существовать, не имея знания о себе, не обладая достоверностью самого себя и не будучи таковой. Достоверность относится поэтому к «я» так же, как свобода к воле. Как достоверность составляет природу «я», так свобода составляет природу воли. Ближайшим образом, однако, достоверность можно сравнить только с субъективной свободой, с произволом; только объективная достоверность, истина, соответствует подлинной свободе воли» . Задача этого, возможно, сложного для понимания отрывка на самом деле показать жизнь Я, в которой оно есть как нечто первоначально единое, но единое лишь «в себе», Я как таковое. Но как только я начинает узнавать самое себя, оно раздваивается на Я познающее и Я познаваемое. Поскольку же это есть одно и то же Я, то Я оказывается разделенным в себе самом, несхватываемым и непознаваемым тем самым непосредственно. Встает проблема единства Я, но это единство должно сохранить в себе возникшее разделение, так как оно существенно для Я как для именно Я. Кроме того, в отношения Я с собой вмешивается и внешняя предметность, природа, которая изначально положена как не-Я. Но не будь этих внешних предметов, само Я не смогло бы соотнестись с собой, то есть стать своим предметом, ибо к этому его провоцирует внешняя предметность природы. Как видим, здесь возникает сложнейшее переплетение духовной жизни. Но в сознании как таковом дух, тем не менее, не есть дух как таковой, а только явление духа. «Тождество духа с собой, как оно первоначально полагается как «я», есть только его абстрактная, формальная идеальность. В качестве души в форме субстанциальной всеобщности дух отнесен как субъективная рефлексия - в-самом-себе к этой субстанциальности как к чему-то отрицательному по отношению к нему, потустороннему и темному. Поэтому сознание, как отношение вообще, есть противоречие самостоятельности обеих этих сторон и того их тождества, в котором они сняты. Дух как «я» есть сущность, но поскольку реальность в сфере сущности положена как непосредственно сущая и в то же время как идеальная, постольку дух как сознание есть только явление духа» . Виной здесь предыстория сознания, в которой мы встречаем действительно только абстрактное, формальное тождество духа с собой в нашем Я. То есть произнося местоимение «Я», мы всякий раз имеем в виду некое изначальное единство реальности, от имени которой произносится «я», единство меня самого как именно меня. Я в этой точке есть Я, равен самому себе. Так ведь всегда бывает, когда, остановимся на простых примерах, Я приписывает себе некоторое действие или рассказывает о впечатлениях. Скажем, «я видел интересный фильм» и «я собираюсь ехать в отпуск». Это намерение и воспоминание именно меня, а не кого-то другого, я здесь совпадаю с самим собой, равен самому себе. Однако это родство именно формальное и абстрактное, так как в нем я соотношусь с фильмом или планами на отпуск, но не с самим собой, я здесь не знаю себя, не знаю, что есть Я как духовная акциденция. Дух во мне тоже равен самому себе, но я совершенно не представляю себе еще всего отличия этого равенства, этого богатейшего содержания от простого и ничем не наполненного «я есть я», кажущегося мне вполне самим собой разумеющимся и выполняющего роль локомотива моих действий. Я собрался ехать в отпуск - что же здесь удивительного - и рассказывать друзьям надо о планах на отпуск, а не о себе самом, которого друзья и так знают как облупленного. Всё внимание в подобных случаях сосредоточено на действии, внешнем предмете, а не на том, кому оно приписывается. Это, впрочем, совершенно справедливо, так как тождество моего Я в данном состоянии совершенно бедное тождество, хотя оно в чем-то и сродни тождеству самого духа. Я выступаю как будто бы уже от своего лица, но о себе самом как духовном существе ещё ничего не знаю. Содержательная сторона моего Я до сих пор была представлена только в форме души, в которой собственно Я, как мы помним по «Антропологии духа», не выявлено. Конечно, о своём характере, возрасте, темпераменте я имею представления. Но эти качества в духовном смысле всё же не раскрывают Я, хотя и представляют собой определённые ступени его движения к себе. Поэтому между чистым, но абстрактным Я с одной стороны, и Я «темным», душевным возникает противоречие, разрешение которого, по Гегелю, и есть сознание. Конечной целью сознания оказывается уже не феномен, а понятие, в котором устраняется всякая чуждость (отстранение) и непонятность явления. Понятие есть торжество духа, в нем дух встречается с собой во всей своей полноте и открытости. Он есть уже в себе и для себя сущий дух. Но для достижения этого состояния духу следует еще выйти за пределы своей субъективности как таковой, а в дальнейшем даже и за пределы чистой объективности. Но сейчас мы еще находимся в пределах субъективной формы духа на стадии сознания, которое рассматривается Гегелем в главе «Сознание как таковое». В сознании как явлении мир воспринимается также как некое множество явлений. Преимущественно это обстоятельство заявляет о себе на первой ступени сознания как такового - в чувственном сознании. Заметим, что в сравнении с антропологической формой субъективного духа речь здесь идет уже не о чувстве как таковом, с которым наше Я слито до неразличимости. Скажем, мое состояние описывается не выражением «мне весело», а просто «весело», и, более того, поскольку в слове «весело» мое состояние как-то квалифицируется и тем самым это уже не чувство как таковое, а описание, пусть даже очень простое, чувства, то все слова должны быть вовсе устранены. Есть исключительно факт некоего переживания, от которого я не бегу, а, напротив, желаю его продления. Хочу, чтобы и дальше было «вот так». В сознании же ко всякому моему состоянию прибавляется отношение Я к чему-то происходящему со мной. Этим здесь постоянно свидетельствуется присутствие духа, единство Я в отношении «моего не-Я». Так, наверное, можно назвать явление. Гегель пишет здесь, что «сознание, как отношение, содержит в себе лишь те категории, которые принадлежат абстрактному «я», или формальному мышлению; они для него суть определения объекта (§ 415). Чувственное сознание знает поэтому этот объект только как сущее, как нечто, как существующую вещь, как единичное и т. д. По содержанию оно является самым богатым, но по мыслям оно самое бедное. Его богатое наполнение составляют определения чувства; они представляют собой материал сознания (§ 414), субстанциальное и качественное, то, что в антропологической сфере есть душа и что она находит в себе. Рефлексия души в себя, «я», отделяет от себя этот материал и прежде всего дает ему определение бытия» . Итак, как ранее в пределах антропологии я непосредственно переживал в себе нечто, не будучи еще по существу Я, так теперь и в пределах феноменологии Я соотношусь с чем-то «вот этим», какой-то реальностью вне меня, и благодаря этому являюсь сам себе в акте такого соотношения. Отсюда понятно, что в фазе чувственного сознания возможна лишь встреча с единичными объектами, которые друг за другом появляются и исчезают из поля сознания. Никакие обобщения здесь невозможны, так как чувство способно фиксировать только «вот это», наличие неопределённого предмета. Для того чтобы в сознании появился момент истины, оно должно подняться над чистой чувственностью, стать уже не только чувственным, но и воспринимающим сознанием. Между чувством и восприятием тем самым обнаруживается значительная смысловая дистанция. Гегель выделяет восприятие именно как следующую, более высокую ступень развития сознания. «Сознание, вышедшее за пределы чувственности, стремится воспринять предмет в его истине не только как непосредственный, но и как опосредствованный, рефлектированный в себя и всеобщий. Этот предмет представляет собой поэтому соединение чувственных и расширенных мыслительных определений конкретных отношений и связей. Тем самым тождество сознания с предметом не есть уже только абстрактное тождество достоверности, но тождество определенное, - знание» . И далее: «в то время как чисто чувственное сознание только предъявляет нам вещи, т. о. показывает их нам лишь в их непосредственности, восприятие, напротив, постигает связь вещей - делает очевидным то, что если данные обстоятельства имеются налицо, то вот что отсюда следует, и, таким образом, начинает раскрывать перед нами вещи как истинные» . Итак, если в ощущении мне дается вещь, то в восприятии уже связь вещей, то есть нечто всеобщее. Благодаря восприятию мир в явлении становится для меня связанным миром, в то время как в ощущениях - мы знаем это еще по антропологической части «Философии Духа» - мир дан нам как хаотический поток. Правда, тогда это был «мой мир», мой в смысле неразличения меня и мира, нашего неопосредованного ничем единства с ним, теперь же в феноменологическом рассмотрении он для меня уже мир внешний. Можно сказать, что поскольку сознание есть явление духа или дух как явление, то явление ощущения сменяется явлением восприятия. Чем-то мне еще только данным, но неразвернутым, не осмысленным, не «возведенным в ранг сущности». Но поскольку в сознании устанавливается некая связь этого с другим, снимается изолированность наших впечатлений, то здесь истина уже как бы «пробрезживает», так как в отношении предмета ставится вопрос «Что это такое?». Здесь содержится отсылка к некоему понятию, в котором содержится ответ на вопрос о смысле, существе вот этого, поэтому оно имеет всеобщий, а не единичный характер, я объединяет в себе многие «эти», простые данности, многие ощущения. В восприятии такого рода обобщения еще не доведены до уровня понятия, поэтому возможны ошибки, смешение общего с единичным. «2) Если сущность вещей становится предметом сознания, то это уже более не чувственное, но воспринимающее сознание. На этой стадии единичные вещи ставятся в отношение ко всеобщему, - но именно только ставятся в отношение; здесь поэтому не осуществляется еще никакого истинного единства единичного и всеобщего, но лишь смешение обеих этих сторон» . Проиллюстрировать данную стадию сознания можно, отправляясь от примера, который Гегель приводит в дальнейшем по поводу уже следующей фазы сознания, рассудка. Речь пойдет о преступлении и наказании. Человек, совершающий преступление, то есть четко осознающий само действие, которое он совершает, скажем, насильственный отъем денег, может, тем не менее, не осознавать, что именно он делает - смысла (всеобщего понятия) совершаемого действия. Ему может казаться, что содеянное приведет его к безбедной, а, может быть, даже счастливой жизни, разрешит какую-то коллизию его существования, например, снимет ощущение собственного ничтожества, возникающее вследствие финансовой несостоятельности. Но в нормальной системе человеческих отношений последствия его поступка будут расценены совершенно иным образом, что на самом деле еще более усугубит его положение. Он станет теперь уже не просто бедным или неудачливым человеком, но изгоем, преступником. Конечно же, вновь вспоминается роман Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Здесь разворачивается подлинная феноменология души Родиона Раскольникова. Будучи не неким полуживотным, а достаточно образованным и психически здоровым человеком, он прежде, чем совершить преступление, строит его «идеологию», не сводящуюся только к тому, что ему нужны деньги, но содержащую, на его взгляд, едва ли не этическое оправдание, именно момент всеобщего смысла: установление подлинной справедливости, когда жизненный ресурс переходит от ничтожества (старухи-процентщицы), действительно, какого-то гадкого полузверька-получеловека, к настоящему, достойному человеку, который использует деньги во благо себя и других достойных людей. Содеянное оборачивается чем-то совершенно противоположным. Ожидания ни в чем не соответствуют действительности. Никакого выстраивания новой жизни не происходит. Напротив, жизнь оказывается совершенно за пределами того, что может быть названо достоинством или разумной устойчивостью. В результате, выражаясь гегелевским языком, смешения единичного со всеобщим она становится сплошным кошмаром, хаотическим потоком каких-то жутких впечатлений, неожиданных и нежелательных встреч, непредполагаемых и неоправданных действий и т. д. Вроде бы Раскольников руководствовался соображениями здравого рассудка, сколь бы жестко, с точки зрения обычных моральных представлений, они ни выглядели. Но «Философия духа» Гегеля свидетельствует, что действовал Раскольников не просто морально неприемлемо, но и безрассудно, ибо рассудок суть метафизическая реальность, особый феномен сознания, который возвышает сознание над неустойчивостью и смешанным характером восприятия и продвигает нас на очередной шаг к истине. «Поскольку, однако, сознание от наблюдения непосредственной единичности и от смешения единичного и всеобщего возвышается до постижения внутренней сути. предмета и, следовательно, определяет предмет таким же способом, как и «я», постольку оно становится рассудочным сознанием. Лишь в этом, только что упомянутом нечувственном внутреннем рассудок рассчитывает постигнуть истинное» . Здесь становится ясно, что наш Родион Романович Раскольников, несмотря на все свои, казалось бы, интеллектуальные достоинства, живёт вовсе не в сфере истинного интеллекта. Рассудок выполняет у него вообще совершенно формальную и даже иллюзорную функцию. Он даёт мнимо рассудочное основание безрассудным на деле вещам. По существу же сознание героя всем известного романа Ф.М.Достоевского находится на гораздо более низком ментальном уровне. В терминологии Гегеля - это не более, чем воспринимающее сознание, ещё только на ощупь и вне настоящих смыслов способное устанавливать связи между явлениями. Если продолжать ссылки на приведённый ранее пример, то здесь ясно видно, что рассудок действительно есть не столь простая и доступная вещь. Можно жить очень насыщенно, более того, насыщенность и разнообразие жизни может возрастать вместе с ростом степени ее безрассудства, ведь смешение всегда содержит в себе больше, нежели рассудочно селекционированная цепочка жизненных впечатлений. Закон всегда беднее беззакония, ибо в беззаконии возможно все, а под законом только вполне определенные вещи. Но по смыслу, с точки зрения приближения к истине, закон как раз богаче, так как он отбирает, селекционирует именно необходимые с точки зрения блага и истинные связи вещей. «Ибо сущность закона, - все равно, относится ли этот последний к внешней природе или к нравственному миропорядку, - состоит в неразрывном единстве, в необходимой внутренней связи различенных определений. Так, закон с необходимостью связывает с преступлением наказание; преступнику это последнее может, правда, казаться чем-то ему чуждым; однако в понятии преступления по самому существу подразумевается уже его противоположность - наказание. Законы суть определения рассудка, внутренне присущего самому миру; поэтому рассудочное сознание находит в них свою же собственную природу и тем самым становится предметным для самого себя» . У Гегеля рассудок понятие онтологическое, поскольку Я живет в рассудке уже устойчивым образом, обретает в нем свое бытие, определенность через различение внутри самого себя, и устойчивое различение. Для пребывающего в рассудочном сознании Я наказание уже не неожиданность, вдруг обнаружившаяся после совершения того же преступного действия. Потому и само преступное действие уже с самого начала выглядит в рассудочном сознании иначе, оно уже с самого начала, а не только по результатам есть преступление со всеми юридическими и моральными следствиями, из понятия преступления вытекающими. В рассудке впервые возникает понимание сути происходящего, и в этом понимании обнаруживается единство самого Я, ибо оно оказывается уже способным удерживать в себе противоположные моменты. Понимание создает понимающего. Правда, собственно в рассудке возникает скорее основа для подобного свершения внутри Я. Рассудок дает различение и тем самым связь, указывает на внутреннюю жизнь предмета, в отношении которого он формулирует законы. Но эти законы все же слишком категоричны, односторонни, «плоскостны», у них еще нет настоящего объекта. В законе не наблюдается того поразительного сочетания «да» и «нет», которым характеризуется реальная жизнь. Все это не отменяет «законности» закона в рассудочной онтологии, но у души еще есть перспектива дальнейшего духовного движения. Истина все же не в законе, хотя закон истинен. «Законник» еще не человек как таковой, и Гегель вводит в подглавку «Рассудок» понятие живого существа как носителя особой фазы сознания. Для живого существа значим не только факт определения вещи, данный в законе, но и сам акт возникновения такого определения. «В живом существе, напротив, сознание созерцает процесс самого полагания и снятия различенных определений, воспринимает, что различие не есть различие, т. е. что оно не есть различие абсолютно прочное» . Итак, непреложность этого различия обнаруживается прежде всего в том, что различает наше единое Я, которое в то же время не столь уж едино, ибо, допуская различия в другом, признает их и в себе. То есть Я не абстрактное, как любит говорить Гегель, застывшее единство, а конкретное, наполненное многообразным содержанием, перетекающим, переходящим из одного момента в другой, но в то же время не хаотическое смешение, а именно единство, связь, закон. В осознании этого факта сознание становится самосознанием, ибо центрирует жизнь уже не во внешних ее формах, а в себе самом. «Коротко говоря, жизнь должна быть понята как самоцель, как цель, которая в себе самой имеет свое средство, как тотальность, в которой каждое звено, отличное от другого, есть одновременно и цель, и средство. На основе сознания этого диалектического, этого живого единства различенного воспламеняется поэтому самосознание - сознание для себя самого предметного, следовательно, в себе самом различенного простого идеального - знание об истине природного, о «я»» . Так осуществляется переход к следующей теме: Самосознание.

Я не знаю, действительно ли до Канта никто не применял понятие «чистое сознание», я не историк философии. Но общепринятым оно стало в философии определенно после того, как Кант заговорил о чистом разуме, чистом мышлении и чистом сознании. Точно так же мне трудно проследить историю понятия «самосознание», но в наш философский обиход оно вош­ло благодаря скрытому спору Гегеля с Фихте.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) создал следующий идеа­лизм, так сказать, абсолютный. Кстати, ему тоже не было дела до войны с Материализмом, он едва-едва успевал рассказать собственное откровение.

В отличие от Канта, отвергавшего своих немецких предшественников, Ге­гель Кантом был увлечен и мог бы считаться его продолжателем, не будь столь самостоятелен.

Война Богов. В сущности, он ставил перед собой совсем не философские задачи - он ищет «позитивную», «народную» религию, которая бы позволила человеческому духу обрести свободу для самораскрытия. При этом, как ни странно, он, как и Фих­те, постоянно занят наукотворчеством. В XIX веке даже творцы новых религий вы­нуждены видеть их как Науки, если хотят, чтобы они прижились в этом мире. Счита­ется, что Гегель был восхищен преобразованиями, которые Наука подарила Франции после революции 1789 года. Под влиянием этой резни восторженный Гегель сделал основанием своей философии свободу. У меня же эта избирательная слепота великих мыслителей вызывает вопрос: если они во французской революции сумели рассмот­реть только то, о чем кричала пропаганда, и не увидели того, что в действительности происходило там с человеком и человеческим духом, то можно ли доверять их фило­софии во всем остальном? Как бы они оценили русскую революцию: как десять потрясших мир дней или как шестую часть земли, залитую кровью, за колючей проволокой, ставшую зеками и до сих пор мечтающую о свободе даже после того, как ее дали?

В творчестве Гегеля-философа было несколько периодов. Первый из них, который зовется йенским, начался в 1801-ом, а завершился в 1807-ом году большой работой, считающейся чуть ли не самой сложной в истории миро­вой философии - «Феноменологией духа». Я бы назвал ее философским гимном самопознанию.

Однако прежде чем перейти к разговору о сознании у Гегеля, я приведу несколько слов Густава Шпета, переводившего «Феноменологию». Переводу этому мешало множество трудностей, связанных с самим Гегелем. «Прежде всего самый язык Гегеля, даже в устной речи шокировавший Шиллера и Гёте» (Шпет, От переводчика // Гегель, Феноменология духа, с. 5).

Иными словами, при чтении Гегеля стоит вспомнить то правило, кото­рое я предложил в главе о Канте: не стоит считать, что это вы не понимаете Гегеля, сделайте допущение, что именно в этом непонятном куске он не смог выразиться ясно. Читайте его так, как советуют читать начинающим изучать иностранный язык: не останавливайтесь перед непонятным словом или местом, проскакивайте дальше, чтобы сначала создать себе общее впе­чатление о том, что же сказано в этом отрывке. Это даст общее понимание. И только если после этого станет ясно, без какого именно слова теряется смысл, лезьте в словарь или садитесь разбираться с карандашом.

Я же начну рассказ о понимании сознания Гегелем с работы более по­здней, чем «Феноменология духа», но зато более простой и писавшейся как учебник философии для гимназии, в которой Гегель тогда преподавал, - с «Философской пропедевтики». Пропедевтика - это введение в науку. «Про­педевтика» писалась им в 1808-1811 годах. Это значит, ее можно рассматри­вать как своего рода выводы из «Феноменологии духа» 1807 года, изложен­ные, предположительно, языком, на котором ее должны были читать ученики старших классов. Естественно, она является и подготовкой к написанию сле­дующих работ, а именно его «Логики». Но «Логику» я рассматривать не буду.

Основное- Море сознания - Слои философии - Слой 4

«Пропедевтики» и «Феноменологии» вполне достаточно, чтобы понять, что такое сознание для Гегеля.

«Пропедевтика» состоит у Гегеля из трех курсов - младшего, среднего и старшего класса. Все три курса, так или иначе, говорят о сознании. В сущнос­ти, сознание оказывается какой-то чертой, позволяющей Гегелю описать главное - Дух. А вся философия - учением о Духе.

Определение сознания, которое, кстати, довольно часто используется философами, рассказывающими о Гегеле, дается уже во втором параграфе этой книги. Дается как-то странно, будто обломившееся из ниоткуда, пото­му что никак внешне не связано с первым параграфом, где путано сказано, что предметом учения о праве, долге и религии является человеческая воля, которая тут же заменяется духом, который как воля действует практически и как-то там, себя определяя, определяет переопределяя. И вдруг за этим следует:

«Сознание, собственно говоря, - это отношение Як какому-нибудь пред­мету, безразлично, внутреннему или внешнему» (Гегель, Философская пропе­девтика, Введение, § 2).

Наверное, несмотря на внешнюю внезапность этого перехода, он внут­ренне был совершенно оправдан для маэстро. Во всяком случае, его приня­ли другие философы, например, Маркс. Оправдан ли он для учеников гимна­зии, его, вероятно, не интересовало. Им отводилась простая роль - благоговеть и восхищаться глубиной мысли.

Допуская, что мысль эта действительно глубокая, я ее все-таки разберу вместе с гегелевскими пояснениями.

«Сознание, собственно говоря,- это отношение Як какому-нибудь предме­ту, безразлично, внутреннему или внешнему. Содержание наших знаний состав­ляют отчасти предметы, которые мы познаем посредством чувственных вос­приятий, отчасти же предметы, основой которой является сам дух. Первые составляют чувственный, вторые умопостигаемый мир. Правовые, нравствен­ные и религиозные понятия относятся к последнему» (Там же).

Как видите, способ изложения, что называется, перевернутый с ног на голову. Если бы не иметь целью поразить воображение читателя треском яр­ких фраз, то все это высказывание можно было бы превратить в спокойное и доступное пониманию рассуждение, переставив местами его части.

Сначала идет описание предмета исследования, а именно:

Философия имеет своим предметом не вещи или явления, а наши зна­ния о них. Откуда берутся знания? Из двух источников. Содержание наших знаний составляют отчасти предметы, которые мы познаем посредством чувственных восприятий, отчасти же предметы, основой которых является сам дух.

Отношение Я к этим предметам называется сознанием. Я бы, правда, сказал: отношение Я к этим предметам я называю сознанием.

Почему я делаю такую поправку? Да потому что Гегель нигде не дока­зал, что сознание есть отношение, и исследования он такого не делал. Он

Глава 9. Гегель. Сознание как отношение и созерцание

Просто знает и одаривает толпу своим знанием. Психологии тогда еще не было, а будь она, можно было бы задать вопрос великому: а откуда взялось у вас это знание? Как вы понимаете, у Гегеля было великое оправдание для всего, что он говорил: допустив, что часть знаний к нам приходит не из жизненного опыта, а прямо из Духа, он тем самым оставил себе возмож­ность не искать объяснений многому из того, что «просто знал».

Сейчас то, что ты что-то «просто уверенно знаешь», является лишь поводом для вопроса: не вошло ли это знание в твое сознание помимо твоей воли и без осознавания? Не привнесено ли оно вместе с какой-то болезнью или во время потери сознания? Иначе говоря, не является ли такое «само собой разумеющееся знание» своего рода сумасшествием. В то же время оно было признаком особой приобщенности к Духу. А в древности и просто при­знаком боговдохновенности.

При этом я, на самом-то деле, вовсе и не такой уж противник утверж­дения, что, кроме чувственно-воспринимаемых знаний, мы имеем знания умопостигаемые при созерцании Духа, что значит, воспринятые не чувства­ми в обычном смысле. Во-первых, как психолог-прикладник я слишком много работал с внутриутробной памятью, которая невозможна по понятиям со­временной академической Психологии, но при этом существует.

Доводилось мне работать и с воспоминаниями из прошлой жизни, ко­торые не могли быть восприняты органами чувств того тела, в котором сей­час находится человек. Правда, с одной стороны, это все-таки память о самом обычном восприятии, - хотя и из другой жизни, но не из Духа. А с другой - такие воспоминания обычной проверке не поддаются, а значит, Наука может не принимать их в расчет, как своего рода фантазии. Почему Наука всегда избирает не принимать в расчет такие вещи, другой вопрос. Но для меня эти состояния вполне подтвержденные. Я действительно ни разу не находил каких-то документальных подтверждений услышанному. Но мне и нужно было другое. По сути, вопрос стоял всегда так: излечится ли человек от болезненного состояния, если найдет его причину не в этой жизни, а в прошлой? И как мне относиться к таким состояниям, если воспоминание о них излечивало то, что не поддавалось никакому другому воздействию? Лич­но я избрал сделать допущение, что это заслуживает исследования. Впро­чем, можно и отмахнуться.

Что же касается Гегеля, то его утверждение о существовании знаний, полученных не путем восприятия с помощью органов чувств, для меня при­емлемо еще в одной части. А именно в той, где мы путем созерцания работы ума или Духа не только видим те образы, которые пришли через восприя­тие, но и саму работу ума, а через нее и устройство сознания, что есть исключительно умопостигаемая часть меня. А ведь в самом этом устройстве скрыты определенные законы мира. Если над этим задуматься, конечно. Так что, сколь бы ни был Локк близок сердцу естественника, умопостигаемый мир существует и может постигаться помимо органов чувств. И даже если он есть та самая «чистая доска», доска эта все-таки имеет какое-то устройство, определяющее всю работу нашего ума, а значит, содержащее в себе эти самые законы. Доска же эта, лично для меня, и является сознанием.

Основное- Море сознания- Слои философии- Слой 4

Но понимаемое так сознание ни в коей мере не будет соответствовать тому, что говорит Гегель: сознание есть отношение. Отношение - это какое-то действие Я. И если упрощать, то это действие осознавания или сознава-ния, то есть превращения в знание того, что воспринято чувствами или внутренним созерцанием. И значит, Гегель говорит лишь о том сознании, которое интересует его в связи с предметом его собственных поисков - философией. Сознание, как он определяет его в начале «Пропедевтики» - это то, что обеспечивает философа работой. Именно поэтому я и предлагаю дополнить это определение уточнением от первого лица, от Гегелевского Я. Например, таким:

Лично Я буду рассматривать под именем сознание некое отношение Я к предмету восприятия, превращающему его в знание, используемое в философских рассуждениях.

Остается вопрос: исчерпывает ли такое определение все случаи упот­ребления Гегелем понятия «сознание»?

В следующем, третьем, параграфе он как всегда путано и непонятно говорит вещи, которые, на мой взгляд, не только расширяют это определе­ние, но даже ему противоречат:

«Во взаимоотношениях с предметом (а это значит в осознавании предме­та - АШ) Я бывает 1) пассивным, а предмет-- причиной определений во мне. В этом случае имеющиеся во мне определенные представления появляются от­того, что непосредственно наличные предметы производят на меня какое-то впечатление. Это и есть теоретическое сознание.

Выступает ли оно как воспринимающее, или как воображение, или как мыслящее, его содержание всегда является некоторым уже данным и наличным содержанием. <...>

2) Противоположным образом проявляет себя Я как практическое созна­ние, когда нужно, чтобы определение Я не оставалось только определениями его представления и мышления, а сделались внешне существующими» (Там же, § 3).

Оставлю в стороне множественные неточности и нестыковки мысли, вроде того, что уже имеющиеся во мне представления появляются оттого, что непосредственно наблюдаемые сейчас предметы производят на меня впе­чатление.

Но кое-что разберу. Сказать, что Я бывает 1) пассивным, то есть теоре­тическим, значит, сказать, что бывает сознающее созерцание. Добавить к этому, что в противоположность ему существует 2) практическое созна­ние, значит, сказать, что существует упражняющееся или действующее со­знание. Такое описание кажется вполне допустимым. Мы привыкли считать, что что-то может быть пассивным и активным. Это как бы разные состояния одного и того же. Но ведь это лишь наша привычка к подмене действитель­ности словами. Попробуйте представить себе пассивную и активную бере­менность. Скажете, эти понятия не подходят к беременности? Это некая подмена?

Тогда вглядитесь в рассуждения Гегеля, может быть, и здесь подмена?

Глава 9. Гегель. Сознание как отношение и созерцание

Начну с того, что подмена уже в том, что Гегель, только что дав опре­деление сознанию, забывает про него и использует длинные словесные обо­роты, вроде: во взаимоотношении с предметом Я бывает пассивным. А что, собственно говоря, получится, если подставить его же определения в его словосочетания? Мы уже поняли, что сознание как отношение - это созна-вание. Значит, он говорит: Я сознает пассивно и... допустим, активно. Когда я сознает предметы знания пассивно - это теоретическое сознание. Но теория в переводе - это созерцание. Значит это созерцающее сознавание. Уже проти­воречие. Сознание может быть созерцающим. Оно - некая вещь. А вещь мо­жет действовать. Сознавание или осознавание - это действие. Действие есть то, что оно есть. Питие не может быть смотрением, бегание - восприятием или восприниманием. Соответственно, сознавание не может быть ничем, кроме как сознаванием!

Мы, конечно, можем определить его через другое понятие. Например, созерцание. Сказать, к примеру, что сознавание есть своего рода созерцание. Но сказать, что сознавание, сознавая, не сознает, а созерцает, это какой-то бред, нужный только чтобы было в чем путаться. Откуда он?

Думаю, из непродуманности. Гегель в действительности по-настоящему не задумывался как ученый о том, что такое сознание. Он спешил рассказать о Духе и захлебывался от обилия того, что надо было высказать. И поэтому он пользовался бытовым пониманием, а точнее, понятием сознания. А оно у него состояло из двух частей. Одну он принял как философскую: сознание как сознавание есть отношение я к знаниям. А вторую старался спрятать, что­бы она не испортила чистоту рассуждений и не позволила усомниться в его способности давать определения. С определениями у него были какие-то осо­бо любовные отношения. Эта вторая часть понятия тем не менее постоянно прорывалась наружу вот в таких высказываниях: это и есть теоретическое сознание... его содержание всегда является некоторьш уже данным и наличным содержанием.

У отношения не может быть содержания. У сознания может, а у отноше­ния - нет. Отношение есть отношение. Ты можешь относиться по-разному, у тебя могут быть разные отношения к разным вещам. Но отношение есть действие, ему не в чем содержать содержание.

Сознание как сознавание тоже не может их содержать. Сознание в этом случае как раз является примером такого отношения, называемого осозна-ванием. И ничего более.

Если мы начинаем говорить о том, что сознание обладает содержанием, значит, мы предполагаем, что сознание является не только действием, пре­вращающим воспринятое в знания, сознающим, но и неким пространством, вместилищем, способным содержать в себе нечто. Это должно быть заявлено четко и определенно. И если такого определения нет, все остальные рассуж­дения, по-видимому, строятся на изначально противоречащем самому себе основании.

Понимал ли это Гегель? Да кто его знает. Попробуйте понять, скажем, из такого высказывания:

Основное- Море сознания- Слои философии - Слой 4

«Само же внутреннее определение практического сознания это либо [при­родное] побуждение, либо воля в собственном смысле слова» (Там же, § 5).

Или вот из такого определения сознания, сделанного для ребят постар­ше, для среднего класса:

«Наше обычное знание представляет себе лишь предмет, который оно зна­ет, но в то же время не представляет себя себе, то есть самого знания. Целое же, которое налицо в знании, это не только предмет, но и Я, которое знает, а также взаимоотношение между мной и предметом - сознание» (Там же, Феноменология духа или наука о сознании, § 1).

Как бы там ни было, сознание есть отношение. А все остальное надо не читать, а понимать, как это и делают профессиональные философы, говоря себе: тут Гегель говорит слово «знание», но это он говорит не о знании, а о Духе, например, который, когда он собственно наличествует, то определя­ет себя как знание, и как таковое он знает, что знает, но зная не представ­ляет себя себе...

На Гегеле, по моим представлениям, кончается пора классики в фило­софии. После него люди мельчают и уже не позволяют себе так открыто пренебрегать теми, кто будет их читать. В итоге их произведения обретают большую понятность и становятся неуязвимее, но зато теряют размах и бо­жественную одержимость, свойственную духовидцам. Читать Гегеля невоз­можно, да и не полезно, но как жаль, если бы его не было и не на ком было бы научиться ценить и простое, понятное слово и творческий порыв, кото­рому нет дела до материи, в которую он воплощается. Когда я перечитываю то, что пишу, я все время ловлю себя на том, что мне есть дело до того, поймут ли меня. И тогда я глубоко и печально завидую Гегелю.

И все же, возвращаясь к сознанию, как к предмету очищения, надо сказать: классическая Европейская философия говорит о сознании, только как об осознавании, и это значит, что ею нельзя воспользоваться для очи­щения сознания. И это могло бы убить надежду, однако на примере Гегеля особенно ярко видно, что говорит так европейская философия бездумно, по привычке или по сложившемуся образцу говорить философски. Сами же философы своим бытовым умом прекрасно знают, что сознание - это не­что совсем иное. Знают и не говорят. Только проговариваются. Почему?

Наверное, потому, что это другое сознание не предмет философии. Так что сдаваться пока рано.

Как уже говорилось, первой, вполне самостоятельной работай Гегеля, в которой он освобождается от влияния Шеллинга, была "Феноменология духа" (1807г.). В этой работе раскрывается происхождения идеалистической диалектики и дается обоснование принципа "абсолютного идеализма". С точки зрения объективного идеализма Гегеля, субстанцией мира является безличный мировой разум, обозначаемый им различными терминами - Мировой дух, Абсолютная идея, - который существует до реального мира, природы и общества. В процессе своего саморазвития Абсолютная идея порождает природу, а затем, через Абсолютный дух, т. е. в мышлении развертывающемся в истории, возвращается к самой себе.

В "Феноменологии духа" Гегель изобразил поступательное движение сознания от его первой непосредственной формы, противопоставляющей сознание и предмет, до понятия науки, до абсолютного знания. "Феноменология", таким образом, рассматривает генезис философского знания. Именно здесь Гегель формулирует принцип историзма, согласно которому, результат процесса развития не может быть понят вне его истории.

В "Феноменологии духа" сознание проходит путь от непосредственной чувственной достоверности до философского знания троекратно и каждый раз как бы на другом, более высоком уровне. Соответственно этому, "Феноменологию духа" можно разделить на три раздела. Первый трактует о сознании, самосознании, разуме; здесь рассматривается движение индивидуального сознания от чувственной достоверности к познанию разумной действительности.

Второй раздел посвящен характеристике духа; здесь кратко охарактеризованы в форме определенных образов сознания отдельные этапы истории (Древние Греция, Рим, и др.)

Истинным принципом философии Гегель считал "абсолютное тождество" субъекта и объекта, поскольку субъект порождает объект и в этом смысле, без субъекта нет объекта. Таким образом, новизна гегелевской философии заключается в том, что субстанция (абсолютная идея) рассматривается кА субъект ("субъект-субстанция").

Первый раздел "Феноменологии духа" посвящен характеристике индивидуального сознания, т. е. исследованию субъективного духа. Раздел распадается на три подразделения, где последовательно исследуются сознанием, самосознанием и разум.

Сознание на начальном этапе своего развития имеет предметный характер, т. е. все время речь идет о взаимоотношении сознания и предмета. Основная задача Гегеля состоит в том, чтобы перейти от предметного сознания к самосознанию как той ступени развития духа, которая ведет к разуму, где снимается различие между сознание и предметом.

Этот раздел носит в основном критическую направленность, поскольку под чувственной достоверностью Гегель подразумевал сенсуалистическую теорию познания Локка и французских материалистов XVIII в., а под воспринимающим сознанием и рассудком - теорию познания Канта.

Законы являются определениями рассудка, последний внутренне присущ самому миру, поэтому рассудочное сознание находит в законах свою собственную природу и, тем самым, становится предметом для самого себя. Когда рассудок становится предметом сознания, тогда сознание поднимается на уровень самосознания.

Самосознание характеризуется Гегелем как истина и достоверность самого себя.

То есть, пройдя ряд ступеней, сознание возвысилось до разума, где оно удостоверилось "в самом себе как в реальности, и в том, что вся действительность есть ни что иное как самосознание, что мышление непосредственно само есть действительность". Таким образом, анализ форм сознания понадобился Гегеля именно для обоснования объективного идеализма.

Замысел "Феноменологии духа" состоит в том, чтобы исследовать путь движения от индивидуального сознания к общественному. Гегель указывает, что в ходе развития сознание индивида проходит всю историю родового опыта: каждый индивид, таким образом, сокращенно воспроизводит опыт всего человечества.

Анализом самосознания открывается новый этап исследования, на котором рассматривается господское и рабское сознание, стоицизм, скептицизм, несчастное (христианское) сознание. В этом разделе основное внимание Гегеля по-прежнему сосредоточено на проблеме сознания и самосознания. Господство и рабство представлены как социальный феномен, как историческое явление. Гегель намеренно лишает раздел о господстве и рабстве всяких конкретно-исторических опознавательных знаков. И это не случайно: он говорит о господстве и рабстве как о всеобщих, независимых от отдельных эпох, структурах, отношениях самосознания.

Итак, развитие самосознания человека начинается, по Гегелю, с рабского сознания. Цель этого развития - в приобретении самосознанием свободы. На этом пути самосознание проходит три этапа: стоицизм, скептицизм и несчастное сознание, чему посвящен следующий раздел "Феноменологии духа".

Стоицизм и скептицизм - это такие формы индивидуального сознания, которые соответствуют сознанию людей античного мира в период его упадка.

Стоическое сознание характеризуется полной независимостью человека от условий и обстоятельств внешнего мира, но это сознание не способно овладеть действительностью и претворить себя в ней.

Скептическое сознание сталкивает друг с другом противоположные утверждения и, тем самым, разрушает все устойчивые представления, развивая релятивизм и внутреннюю свободу, понимаемую как равнодушие ко всему. Скептицизм запутывается в противоречиях поскольку его теоретические постулаты опровергаются самими же скептиками на практике. Из внутренних противоречий скептицизма рождается христианское (несчастное) сознание, которое также является противоречивым, поскольку христианин, с одной сторон, полагает, что "мир во зле лежит", а с другой - объявляет его творением рук Божьих. Также противоречивым является и представление христианства о человеке - он грешен, и, в то же время, причастен Богу. Хотя христианское сознание и не достигает совершенства, однако оно доходит до понимания связи единичного с всеобщим духом и примиряется с ним т. е., по Гегелю, достигает степени разума.

На ступени несчастного сознания намечается переход к "абсолютному субъекту" или разуму, т. е. к общественному сознанию как таковому. Однако этот переход осуществляется не сразу, завершается он лишь на ступени духа. Пока же Гегель имеет дело с индивидуальным сознанием, включенным в общественный круговорот. Оно проходит ступень наблюдающего и практического разума и находит синтез в индивидуальности, "реальность в себе и для себя", чтобы возвыситься для духа.

Особый интерес представляет в этом разделе параграф, в котором Гегель исследует капиталистическое общество, основанное на частной, эгоистической деятельности человека. Мир частных товаропроизводителей выступает у Гегеля в образе "духовного царства животных" где нет места ни для "возвеличивания", "ни для жалоб", "ни для раскаяния".

Здесь Гегель выдвигает гениальную догадку о фетишизированном отношении индивида к действительности в буржуазном обществе. По Гегелю, человек в условиях господства частной собственности не понимает общественную деятельность. Оно противостоит ему как загадочная необходимость, как нечто абсолютно чуждое. Это видно из такого замечания Гегеля" абстрактная необходимость, таким образом, означает только негативную вне понятия находящуюся власть всеобщего, о которую разбивается индивидуальность. В связи с анализом отношений капиталистического общества Гегель разрабатывает проблему отчуждения. Бессознательно индивид обществе выполняет общую работу. Целое, следовательно, является результатом деятельности всех. Но это целое, будучи продуктом деятельности каждого индивида, приобретает власть над отдельным индивидом. Так, благодаря деятельности каждого индивида возникает нечто общее, объективное, которое властвует над отдельным человеком.

Во всех перечисленных разделах "Феноменологии духа" рассматривается не действительна история сознания, а ее проявления в различных типах индивидуального сознания, воспроизводящих и повторяющих родовой опыт. Только на ступени "духа" сознание постигает свою общественную сущность и поднимается до уразумения истинного смысла истории.

С главы "Дух" начинается раздел "Феноменологии духа",где дается характеристика действительной истории сознания, как она реально проткала.

Гегель и теперь не прослеживает весь путь человеческой истории, а выделяет лишь следующие этапы:

) истинный дух и нравственность, где дается анализ античной демократии;

) отчужденный от себя дух: образование. Здесь Гегель рассматривает причины распада феодализма, борьбу Просвещения с верой, Французскую буржуазную революцию;

) уверенный в себе дух: моральность. Здесь Гегель обращается к истории Германии и рассматривает немецкую идеологию.

В этом разделе продолжается разработка Гегелем проблемы отчуждения через анализ деятельности субъекта, в процессе которой он отчуждает свою сущность, т. е. порождает общественную деятельность в соответствии со своей общественной природой и относится к ней как к чему-то чуждому. Вместе с тем, через посредство отчуждения самосознание овладевает действительностью, т. е. познает ее как результата своей собственной деятельности. Этот процесс Гегель называет "превращением субстанции в субъект".

В последнем разделе "Феноменологии духа" речь идет об Абсолютном духе, в котором сняты сознание, самосознание, разум, дух, которые выступает как его моменты. В этом разделе Гегель пытается рассмотреть образы сознания как моменты становления единого целого. Поэтому Абсолютный дух здесь последовательно выступает в форме религии, искусства и философии, на этом этапе дух пытается воспроизвести историю своих исканий на пути к абсолютному знанию. Абсолютная идея познает себя в философии Гегеля.

Гегель пытается решить проблему диалектики абсолютного и относительного моментов в познании. Здесь неизбежно возникает вопрос об объективном критерии познания. Рассматривая в качестве единственного вида теоретическую деятельность, Гегель в качестве критерия познания выделяет мистическое тождество субъекта и объекта.

"Феноменология духа" является введением в гегелевскую философию, в ней содержаться только зачатки разработки Гегелем идеалистической диалектики. В результате анализа "являющегося" сознанием Гегель пришел к выводу, что основой мира является абсолютная идея, которая выступает сначала в виде чистых логических сущностей затем в форме инобытия идеи или природы и, наконец, в различных формах конкретного духа. Соответственно, выделяется три части системы Гегеля: логика, философия природы и философия духа.

Логическое учение излагается Гегелем в "Науке логики", первой части "Энциклопедии философских наук". Философия природы представлена во второй части "Энциклопедии философских наук", а "Философия права", "Философия религии", "Философия истории", а также в третьей части "Энциклопедии философских наук", "Лекциях по эстетике", "Лекциях по истории философии".

Центральное место в системе Гегеля занимает логика, поскольку ее предметом является сама Абсолютная идея система саморазвивающихся категорий, составляющая основу всей действительности. Чистые логические сущности логически, а не во времени первичны по отношению к действительности, в своей совокупности является ее демиургом (создателем).

Логика Гегеля распадается на учение о бытии, учение о сущности и учение о понятии.

Становление поэтому распадается на категории уничтожения и возникновения, которые затем порождают категорию наличного бытия, т. е. тяготеющее к конкретности определенное бытие.

В своей логике Гегель рассматривает понятие как находящиеся в движении и обосновывает диалектический принцип всеобщего движения. Однако, как идеалист, Гегель считает принцип становления приемлемым лишь к царству духа, природа же не развивается во времени, а лишь разнообразится в пространстве. Применительно же к истории и познанию, принцип становления трактуется телеологически, что приводит к провозглашению "конца" истории и получению абсолютного знания. Принцип всеобщей изменчивости распространяется Гегелем лишь на явления духа, вследствие чего гегелевская диалектика приобретает ретроспективный характер.

В связи с характеристикой категории становления Гегель употребляет категорию "снятия", на основе которой строится закон отрицания отрицания, который является центральным при построении всей системы.

Второй составляющий момент снятия - "сохранение" того ценного, непреходящего, что имелось в отрицательном. Гегель приводит важный для последующего анализа пример "сохранения": "Спекулятивная логика содержит в себе предшествующую логику… сохраняет те же самые формы мысли… но, вместе с тем, развивает их дальше и преобразовывает их с помощью новых категорий". (В этой цитате дается описание действия третьего момента "снятия"). Данный этап обеспечивает переход отрицаемого (в итоге его "снятия") в "его другое", в его инобытие. Третий момент "снятия" состоит в переходе на более зрелый уровень развития, так что "свое иное" снятого оказывается более высоким результатом.

Полное содержание закона отрицания можно выразить в виде пяти элементов: 1) диалектическое отрицание; 2) отрицание результата первого отрицания; 3) сохранение непреходящего содержания в результате первого и второго отрицания; 4) частичное восстановление того, что снималось первым отрицанием, подъем на новый уровень развития5 5) движение к следующему циклу действия данного закона.

Закон отрицания отрицания действует у Гегеля повсюду и одним из наиболее устойчивых всеобщих результатов этого закона оказывается принцип "триады", составляющими моментами которого являются: "тезис", "снятие", "антитезис" и синтез. Например, относительно анализируемых ранее категорий триада выглядит следующим образом: "бытие" (тезис), "ничто" (антитезис), "становление" (синтез).

В качестве результата становления выступает наличное бытие как бытие с некоей определенностью. Его определенность есть качество, своеобразие которого заключается в том, что оно "едино с бытием", т. е. качество есть то, благодаря чему предмет есть то, что он есть, и что теряя, он перестает быть самим собой. Затем Гегель переходит к категории количества. Количественная определенность, отличие от качественной, не тождественна с бытием и при изменениях в известных пределах предмета не ведет к изменению качества. Дальнейший анализ количества показывает единство качества и количества, которое образует меру.

Поскольку качество и количество связаны, то количественные изменения приводят к изменениям качества. Этот переход от количественных изменений к качественным осуществляется путем скачка.

Процесс меры, который непременно оказывается то только изменением количества, то переход количества в качество, Гегель назвал узловой линией отношений меры. Закон перехода количественных изменений в качественные, раскрывая механизм развития, направление против метафизического способа мышления, понимает возникновение или прохождение как постепенный процесс увеличения или уменьшения. В таком случае, возникающее или преходящее мыслится уже готовыми, и, следовательно, ничего нового не возникает. Согласно Гегелю, "всякое рождение и всякая смерть вместо того, чтобы быть продолжающейся постепенностью, есть, наоборот, перерыв такой постепенности и скачок из количественно изменения в качественное".

Для пояснения закона перехода количественных изменений в качественные Гегель приводит различные примеры: арифметические отношения, химические соединения, агрегатные состояния воды в зависимости от температуры и т. д.

Основной проблемой второго раздела логики - учения о сущности - является проблема противоречия, на основе которой разрабатывается третий закон диалектики - закон единства и борьба противоположностей.

Разработку данного закона он начинает с проблемы диалектического тождества. Он критикует понятие абстрактного тождества, которое в формальной логике имеет форму закона тождества А=А. диалектическое тождество - это тождество, включающее в себя зачаточный момент различия. Формула диалектического тождества может быть выражена как А?А, т. е. отождествляемое отличается уже от самого себя. Как замечает Гегель, "одинаковое не есть одинаковое с самим собой". Но дело не только в саморазличении внутри тождественного, но и в наличии в нем зародыша активного различия, внутреннего "брожения". Смысл диалектического тождества может быть понят в сопоставлении с категорией "различия". "Различие" указывает на внутреннюю дисгармонию и тенденцию к увеличивающемуся разладу. Под "различием" понимается "различие в себе". Это еще не противоположность, но уже не тождество.

Итак, с точки зрения Гегеля, абсолютного тождества нет, а есть различия, перерастающие затем в противоположности. Единство тождества и различия образует противоположность (например, положительное и отрицательное электричество).

Когда противоположности выступают в едином, они выступают как противоречие. Гегель пишет: "Все вещи противоречивы в самих себе". Раскрывая значение категории противоречия для понимания самодвижения, Гегель замечает: "Противоречие есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку ничто имеет в самом себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью". Особенностью решения проблемы противоречия у Гегеля является то, что противоречие примиряется в основании. Наиболее отчетливо это проявилось в социально-исторических взглядах Гегеля, т. е. в трактовке гражданской истории, где противоречие как принцип всеобщего развития нередко "затухает", и он выступает как теоретик социального компромисса, для которого "разумна точка зрения есть примирение с действительностью…"

Поскольку противоречия ведут к основанию, то сущность определяет себя как основание. Абсолютное основание проходит три ступени: 1) форма и сущность, 2) форма и материя, 3) форма и содержание. Гегель разрабатывает все эти категории. Далее Гегель рассматривает понятие закона, категорий целого и части, возможности и действительности, свободы и необходимости и т. д. На их анализе нет возможности останавливается.

Третьим завершающим отделом логики является учение о понятии. Согласно концепции объективного идеализма Гегеля, понятие не является формой мышления и результатом абстрагирующей деятельности рассудка, а представляет собой творческое начало, порождающее все наличное бытие. В этом же разделе Гегель разрабатывает диалектику общего, особенно и единичного и приходит к выводу, что мысленно "конкретное" является органическим соединением всеобщего, особенно и единичного в противоположность чувственно конкретному, представляемому в его единичности.

Задачей раздела "Философия природы" Гегель считал необходимость проследить, каким образом природа, будучи инобытием идеи, становиться духом, а потом нужно показать, что в каждой ступени развертывания природы наличествует дух. Поскольку взгляды Гегеля Ра природу наиболее далеки от разрабатываемого им диалектического метода, поскольку он отрицает идею развития, применительно к природе, отходит от причинного объяснения явлений, злоупотребляет спекулятивными конструкциями, то этот раздел менее интересен для современного читателя.

Подробнее остановимся на содержании следующего раздела "Философии духа". В него входит: учение о человеке, психология, учение об обществе. Этот раздел представляет для нас наибольший интерес. К "Философии духа" органически примыкают "Философию права" и третья часть "Энциклопедии философских наук".

Различные области общественной жизни Гегель рассматривал в качестве проявлений объективного духа, под которым он понимал объективную закономерность, возвышающуюся над жизнью людей и проявляющуюся через их связи и отношения. Идея объективной закономерности в истории является огромной заслугой Гегеля. Именно эта идея позволяет решить проблему которая была неразрешима для философов до Гегеля, о том, почему в историческом процессе постоянно происходит несовпадение целей, которые ставят перед собой люди, и результатов их деятельности.

С точки зрения Гегеля, человеческая свобода - результат длительной работы духа. Человек не рождается свободным, но, по Гегелю, является свободным не по своей естественной, а по духовной природе. Свободный человек и свободные учреждения появляются в ходе долгого социально-исторического развития, в процессе которого человек достигает начал подлинной, самосознающей свободы, создает свой мир - мир свободы, права и государства и себя, в качестве свободной сущности. Действительностью свободы является, с точки зрения Гегеля, разумное правовое государство как та цель, которой подчинены все крупнейшие события истории. Тем самым, всемирная история представляет как прогресс в формообразованиях государства.

Идея свободы, по Гегелю, достигает своей полной реализации в конституционно оформленных и развитых государствах современности. Причем, "свобода" и "право" на ступени объективного духа представляют собой синонимы.

Хотя обыкновенный человек видит свободу в возможности поступать произвольно, но именно в произволе причина его несвободы.

Свобода, по Гегелю, не есть произвол, она ограничена известными условиями. Быть свободным - значит сознавать границы и необходимость того, что человек делает. Быть свободным - значит уметь ограничивать себя.

Свобода в обществе есть преодоление произвола отдельных людей. Ограничение воли отдельных людей осуществляется правовыми нормами и законами, поэтому право, по Гегелю, есть наличное бытие свободы.

Интересно то, что свободу частной собственности Гегель считал одним из величайших достижений Нового времени.

Гегелевская философия относится к числу тех классических доктрин, которые чреваты бесконечными интерпретациями. Одной из таких интерпрепетаций гегелевской философии стал марксизм, который переработал философию Гегеля с позиций материализма и оказал огромное влияние не только на последующее развитие философии, но и на всю культуру XX в. Однако, безусловно, значение философии Гегеля не исчерпывается ее влиянием на марксизм, поскольку философия Гегеля имеет и других выдающихся последователей, продолжавших его линию объективного идеализма. В целом, к философскому наследию Гегеля могут быть полностью отнесены слова его афоризма: "Великий человек осуждает людей на то, чтобы они его объяснили".

философский гегель немецкий