Судьба-это, нечто предначертанное и зафиксированное или постоянно изменяемое и хаотичное?

Над этим вопросом люди ломают головы уже,пожалуй,несколько тысячелетий.И ни к какому однозначному ответу, эти размышления людей так и не привели. Если судьба записана и предначертана, то тогда теряется весь смысл жизни и человек становится просто марионеткой.

Зачем прилагать усилия, искать, добиваться, если и так случится то, что предначертано? Можно жить бездумно, всё равно судьба приведёт к нужной дороге, можно совершать какие угодно поступки, не заботясь об ответственности- ведь так было предначертано судьбой, ты же не мог сделать что-то, по своему выбору, если тебе предписано судьбой сделать так, а не иначе.

Само понятие такой судьбы умаляет человеческое достоинство и превращает человеческую жизнь в нечто декоративное,игрушечное, попросту глупое событие.

Другой вариант тоже не лучше. Если предположить, что человек полностью сам создаёт свою судьбу,тогда воцарился бы полный хаос. Человек стал бы равным по могуществу высшим силам Вселенной. Ведь тогда каждый начал жить, опять же, бездумно, хаотично, потакая всем своим, внезапно возникающим, потребностям и желаниям.

Можете представить себе,что за мир тогда получится? Ведь сами физические условия этого мира, тогда подлежали бы постоянным изменениям. Ну а как иначе- вдруг кто-то решил построить для себя судьбу первого летающего человека. И Вселенной пришлось бы «подвинуться», изменив значение гравитации, например. Или кто-нибудь решил,что под водой ему жить комфортнее и поменялась бы структура ДНК, выращивая прямо на глазах, в течении нескольких лет, человеку жабры. Манипулирование такими могущественными силами не может быть дано человеку в его нынешнем духовном состоянии.

Ведь для того, чтобы стать подобным богам по возможностям, необходимо вначале, наполниться огромной ответственностью и пониманием последствий каждого своего действия. Такие перемены в физических свойствах этого мира, повлекли бы за собой цепную реакцию изменений и вся жизнь на планете прекратилась, в итоге.

Мы все взаимосвязаны и, в той или иной степени,каждый человек влияет на судьбу многих людей. Чтобы строить свой жизненный путь самостоятельно, от начала до конца, нужно видеть и понимать весь механизм взаимодействий на планете,а это никакому человеку не под силу. Скорее всего, истина находится где-то посредине.

Человек не строит свою судьбу от начала и до конца, но и не является игрушкой в руках неких могущественных сил. Судьба его, его Рок, записана некими ключевыми правилами, знаковыми событиями, в момент проживания которых, человек может менять направление и уровень своей жизни. Именно для этого нам приходится преодолевать на своём пути различные испытания. А между этими ключевыми событиями, мы осознаём полученный опыт, настраиваемся, в зависимости от своего отношения к произошедшему, на новое движение или, напротив, закрываемся от всего мира и уходим в себя.

Вариантов множество и каждый из них, переводит человеческую жизнь, на тот или иной уровень и задаёт то или иное направление. Вот, например, жил человек богато, роскошно, при этом считал окружающих ниже себя и презирал всех, кто был беднее, завидуя тем, кто был богаче. Случился финансовый кризис и человек потерял всё своё состояние и стал, фактически, так же беден, как те, кого он презирал ещё месяц назад.

Путей развития или угасания его жизни множество. И это и есть судьба. То,что есть внутри души этого человека, будет определять его мысли и действия. Впадёт в уныние, станет обвинять правительство, банки, фондовый рынок или вообще всю финансовую систему мира, в своём крахе, станет озлобляться, начнёт сжигать себя изнутри, спиваться и погибнет или перейдёт на низший уровень социальной лестницы, превратившись в полубезумное, человекоподобное животное.

Или примет удар судьбы гордо, удержит рассудок в равновесии и, даже оказавшись на дне жизни, вдруг откроет в себе, например, дар мудреца и философа и, тем самым окажет огромное влияние на умы и судьбы нескольких поколений.

С виду, одна и та же судьба. Был богат и заносчив, стал нищ и незаметен для окружающих. Но в первом случае, человек поддался судьбе, не захотел подняться и пропал, во втором же, превратил своё падение в рост. Вот таким образом человек и властен над своей судьбой и жизнью, никакая он не марионетка. Выбор его и отношение к событиям-вот ключи к судьбе. А отношение это, берёт своё начало, в характере. Характер же- это совокупность привычек.

Бежит ребёнок, споткнулся, упал. Глядит на мать, та ему говорит-Ну что, упал? Вставай скорее, беги дальше. Он встал, побежал. Раз и другой и пятый и так много раз, на протяжении нескольких лет. И вырастает из такого ребёнка, человек, с привычкой подниматься после каждого падения и двигаться, в выбранном им направлении.

Или бывает, по-другому. Споткнулся ребёнок, упал,к нему бежит охая и ахая мать, поднимает на руки, несёт скорее домой… И тоже много раз. И привыкает такой человек, после падения, образно выражаясь, лежать и стенать, обвиняя всех вокруг, что не помогают, что нет в жизни счастья, что судьба несправедлива, а люди злы.

Характер-это лишь наши привычки,а судьба- производная характера. И предначертана она нам, лишь в рамках наших, природой данных предрасположенностей. Из жёлудя может вырасти только дуб- это его природа, сущность. А окружение, в котором растёт этот дуб сформирует его строение, форму кроны, кривизну ствола. Если дуб растёт на просторе,он будет широк, с раскидистой кроной, если в густом лесу, то высок, с ровным стволом. Но в любом случае это будет дуб. Он просто растёт, следует своей природе, не старается стать кедром, например.

Вот так и судьба человека, лишь создаёт его форму, действия,род деятельности,профессию, в которых он себя проявляет по отношению к окружающему миру, сущность же его изменяется только в одном случае. Если человек захотел и начал менять себя сам, упорно, терпеливо и осознанно. У нас есть одна истинная власть в жизни- это власть над собой.

Элизабет Деланси

Предначертано судьбой

Посвящается Айзен и Ариэлле и их дорогому отцу.

Территория Монтана, Май 1883.

Джиб Бут отряхнул пыль со своей уже изрядно поношенной черной стетсоновской шляпы и надел ее на голову. Какое-то время он смотрел вдаль, упершись руками в бока. Перед ним был Стайлс, Монтана.

Было очевидно, что за последние одиннадцать лет местечко сильно изменилось. Когда Джиб был здесь в последний раз, Стайлс выглядел грязным захолустьем, обитатели которого кроме виски ничего больше не желали и буквально не просыхали от выпивки. Сейчас же в майских лучах солнца возвышались относительно высокие силуэты зданий, некоторые из них были раскрашены в красные и синие цвета с серыми крышами из шифера. На центральной улице городка появился даже тротуар со специальными ограждениями, кое-где стояли скамейки. Правда, как и прежде, посередине улицы красовалась огромная лужа, однако ни пней, ни валунов, как раньше, здесь уже не было.

Не было здесь и валявшихся в грязи пьяных горняков, которых обычно можно было видеть в прежние годы.

Не поверишь, как совершенно изменилось это захолустье, - произнес Джиб. - Этот городок стал вполне цивилизованным.

Кучер дилижанса вытаскивал из багажного ящика вещи Джиба и бормотал:

Вам судить, в какую сторону изменился здешний город, но одно ясно - изменения здесь действительно произошли.

От Диллона Джиб ехал на верху дилижанса, сидя рядом с кучером, который то и дело угощал его из своей фляжки виски и не умолкал, рассказывая все, что он знал о местах, мимо которых они проезжали. Казалось, что кучер знает абсолютно все о местных жителях, он в курсе всех событий, которые происходят в каждом городе от Айдахо до Миссури. В последнее время здесь только и говорили, что об открытии месторождения меди в Бьютте. Небольшой городишко стал быстро преображаться, и сейчас это настоящий город, куда многие направились, желая разбогатеть. Стайлс был неподалеку от этого города. «Континентал Майнинг Компани» была вынуждена приостановить выплату дивидентов и уволить рабочих.

Джибу пришлось всю дорогу слушать рассказы извозчика, которые стали ему уже надоедать. Он ехал в Стайлс лишь с одной целью - решить кое-какие проблемы и сразу же уехать. Такие провинциальные городишки никогда не прельщали его, и находиться в них дольше, чем требовалось, у Джиба желания не было. И вряд ли сейчас что-то могло задержать его здесь.

Увидимся на обратном пути, - сказал, прощаясь с кучером, Джиб.

Удачи, приятель, - ответил тот и тронулся в путь, направляясь к станционному зданию.

Джиб полез в карман за кисетом, скрутил папиросу и закурил, но сразу же зажмурился - дым от зажженной спички попал ему в глаза. Чувствовалась боль в горле от дешевого виски, которым кучер угощал его всю дорогу. Джиб чувствовал смертельную усталость после почти недельного пути на поезде из Сан-Франциско. Он даже не шелохнулся, услыхав удары рудодробилки, которые доносились с толчейной фабрики «Континентал Майнинг Компани».

Джиб думал сейчас о том, как бы скорее принять теплый душ, побриться и выспаться.

Он посмотрел на двери зданий в центре города и увидел мужчину с огромным пузом, едва сдерживаемым брюками, который стоял в дверях Бон Тона. Джиб пригляделся внимательно и узнал в нем старого знакомого. Джиб поспешил к нему навстречу, пройдя по дощатому настилу перед салуном, где стояло несколько столиков.

Деллвуд Петти, старина, привет, - сказал Джиб. Мужчина, уставившись на Джиба, сразу же узнал его и улыбнулся.

А, это ты, Джиб Бут? Я не знал, что ты приедешь, - говорил Деллвуд, похлопывая Джиба по плечу и окидывая его взглядом с ног до головы. - Ну что, приехал посмотреть, как мы тут живем? А ты изменился, стал настоящим мужчиной.

Добыча руды - дело сильных и выносливых мужчин, - ответил Джиб, а затем подшутил над толстопузым приятелем, владельцем заведения: - Конечно, если вот так сидеть целыми днями в пивной, получишь лишь такое брюхо, как у тебя.

Ничего плохого я в этом не нахожу. Это моя жизнь, - ответил Деллвуд, не обидевшись. - Пойдем выпьем, дружище, за старые времена.

Деллвуд нашел пару шатких старых стульев, знакомых Джибу.

Это старье все еще здесь? - сказал Джиб, ногой подтащив к себе стул-развалюху. Он вспомнил, как раньше, еще мальчишкой, он прятался под эти стулья и устраивал хлопушку под стулом Делла именно в тот момент, когда тот дремал и похрапывал. Очнувшись от хлопка, Делл кричал и ругался.

Да, мой бизнес пока еще не запрещен, - начал Деллвуд, садясь на стул. - Подобные заведения еще не закрыты. Правда, местные женщины-активистки против таких мест. Они объединились в борьбе против выпивки и оружия. Они добиваются, чтобы муниципальные власти запретили продавать спиртное в общественных местах. Знаешь, сколько в городе сейчас повыходило указов, распоряжений - больше, чем лягушек после дождя. Так они добьются, что и пивные, и бары закроют, - говорил без умолку Деллвуд, вытаскивая из-под своего стула заветную бутылку виски и тут же наливая себе, затем передавая ее Джибу. Джиб закурил.

Прекрасный выдался май, - сказал Джиб, немного отодвинув стул к стене, при этом сделав последнюю затяжку и выбросив окурок на тротуар.

А на центральной улице кипела жизнь: мимо проезжали конные экипажи, двухместные коляски с откидным верхом, повозки с грузом. По тротуару шли горняки в рабочей одежде, мимо проходили торопившиеся дамы, дети. Джиб просто не узнавал этот городишко, который раньше был захолустным. Но вот он узнал прежние здания. На центральной улице располагалась типография газеты «Сентайнел», бакалейная лавка Блюма, небольшое трехэтажное здание гостиницы.

Город прекрасно выглядит, - сказал Джиб, отпивая виски.

Дамы запрещают нам даже плюнуть на тротуар, - говорил Деллвуд, пуская клубы табачного дыма, пытаясь показать, что ему все эти новшества и порядки не по душе.

Джиб слушал его, зажав свой стакан с виски между колен и пытаясь скрутить себе еще одну папиросу. Когда он закуривал, он увидел двух дам, входящих в здание, на котором висела вывеска «Вилливер и компания». Это было что-то вроде торгового дома, которого прежде здесь не было. Дамы были одеты по последней моде, так, как одевались в Сент-Луисе или Нью-Йорке. На них были шляпы и юбки с гофрированными кружевами.

Никогда бы не захотел оказаться на месте женщин, - заметил Деллвуд, видя, что Джиб уставился на этих дам. - Им приходится постоянно следить за собой, за своей одеждой. Правда, это в них заложено природой, и никуда от этого не денешься, черт побери.

Джиб поправил шляпу, затянулся папиросой и подтвердил:

Да, это ты правильно подметил.

Солнце так пригревало, как будто сейчас было лето, а не весна. Джибу нравилось лето в горном крае Монтаны. Его восхищало чистое голубое небо, холмы, покрытые зеленым в сочетании с дикорастущими цветами, его пленил запах сосны и лесных ягод. Он еще раз затянулся папиросой, и на него нахлынули ностальгические воспоминания о тех годах, что он провел здесь, в Стайлсе. Размышляя, он невольно вспомнил обо всем, что сделал с тех пор, как покинул эти места. Джиб подумал, что за свои тридцать четыре года он пока не сделал ничего такого, чем можно было бы гордиться.

Доктор Мэткаф всегда пытался помочь ему, наставить его на путь истинный. Джибу иногда хотелось сделать что-то стоящее, полезное, но он так и не решался на это. Сейчас он хотел отправиться на восток, построить там хороший дом и спокойно жить. Конечно, доктору это, возможно, показалось бы не бог весть чем, но Джибу этого очень хотелось.

Ну, и какие у тебя планы, парень? - спросил Деллвуд. - Ты здесь проездом или как?

Джиб посмотрел на Делла, на его состарившееся лицо, напоминавшее собачью морду, и сказал:

Ты очень любопытен. Какая тебе разница, зачем я здесь, - у меня что, не может быть никаких дел?

Ну ладно, парень, пардон… мои брюки… - сказал Деллвуд, застегивая расстегнувшуюся верхнюю пуговицу на брюках, которая от натуги чуть было совсем не оторвалась, после чего Деллвуд громко отрыгнул.

Дело в том, что я приехал увидеться с доктором Мэткафом и поговорить с ним по некоторым вопросам.

Лицо Деллвуда сразу же изменилось при упоминании имени доктора.

Ты что, не знаешь?! Доктор мертв. Он умер около семи месяцев назад.

Ножки стула, на котором сидел Джиб, сползли с настила на тротуар.

Это случилось прошлой осенью, в октябре, да, в октябре. Несчастный случай произошел по дороге из Красной долины. Его нашли лежащим на дороге со сломанной шеей. Кабриолет, на котором он ехал, перевернулся.

Джиб на минуту представил себе высокого, величественного мужчину, восседавшего в черной коляске. Ему стало жутко от услышанной новости. Рука, в которой была папироса, задрожала, в горле пересохло. Он попытался отвлечься от этого видения и глотнул виски.

Грандиозные были похороны, по масонскому обряду, - говорил Деллвуд. - Был оркестр с духовыми инструментами, много людей, разных, кто знал его или кому он помогал. Пришли на похороны даже из отдаленных мест, из Дир Лолжа.

Джиб снял шляпу и сказал:

Эта смерть многих потрясла.

Да, перед смертью доктор много успел сделать. Он оставил своей жене колоссальное состояние. Поговаривали, что он вкладывал деньги в горное дело, в Калифорнии. У вдовы осталось не меньше ста пятидесяти тысяч долларов.

Вдова?! - Джиб от удивления чуть было не упал со стула.

Да, вдова, родом из Чикаго.

В голове у Джиба все помутилось. Он мысленно повторил, что доктор оставил жене сто пятьдесят тысяч! Он Открыл уже рот и чуть не закричал, но здравый смысл остановил его. Он почесал свой колючий подбородок, стараясь выглядеть вдумчиво, а про себя он подумал: «Вот уж не знал, что у доктора была жена».

Деллвуд как будто прочитал его мысли и, прищурившись, сказал:

Имей в виду, вдова доктора - порядочная женщина, ее никто в обиду не даст, выброси из головы сразу, если туда что зашло насчет нее.

Джиба потрясла новость, которую сообщил Деллвуд. Он пускал клубы дыма и все думал о вдове. Доктор оставил ей все! О, Боже всемогущий, у него ничего больше не было?

Сейчас вдова занялась делами мужа.

Женщина - врач?

Ну да, а что тут такого? Врача здесь все равно пока нет, правда, один врач приезжал из Диллона, но он в основном лечит скот.

«Женщина-врач», - думал про себя Джиб. В Калифорнии ему доводилось знать одну такую врачиху. На ней всегда были бутсы, которые носят горняки, у нее были усики, однако она неплохо справлялась со своим делом.

Жена доктора в основном обслуживает женщин, - говорил Деллвуд. - Но она не отказывается помочь и мужчинам. Она помогла бедняге Джиму Ферри, когда ему в глаз попал осколок пистона, - сказал Деллвуд, ковыряя зубочисткой во рту, а затем, подтолкнув Джиба, ехидно заметил: - Надеюсь, что ты не замышляешь ничего такого, что было бы ей во вред?

Болтовня Деллвуда начинала уже раздражать Джиба.

Знаешь, я был бы тебе признателен, если бы ты перестал задевать меня, Делл.

Черт побери! Парень! Я и не знал, что ты приедешь. Послушай, я вспомнил, что недавно здесь были двое парней с озабоченным видом. Кажется, они очень интересовались тобой, все расспрашивали о тебе.

Джиб выругался вслух. Он должен был догадаться, что эти два ублюдка - Вайли и Трэск идут по его следу и, если они поймают его, то ему несдобровать и не избежать той участи, что постигла бедного доктора. И, дай бог, если его, Джиба, похоронят на кладбище. Джибу стало как-то не по себе от этих мыслей, и он подумал, что задерживаться здесь не стоит, надо побыстрее уезжать отсюда.

Вдруг Деллвуд подтолкнул его и кивнул в сторону улицы. Из торгового дома Вилливера выходили те две дамы. Одна была высокая, стройная, а другая - низкого роста, очень полная.

Та, что высокая, это она, - сказал Деллвуд. - А вторая - жена Джорджа Вилливера. Они здесь центральные фигуры. Жена Вилливера - королева, а миссис Мэткаф - принцесса, ее правая рука.

Дамы переходили улицу. Миссис Вилливер что-то говорила, а вдова доктора слушала ее. Она была вся в черном, стройная, даже с изящным силуэтом, и, конечно, на ней не было горняцких бутсов, не было и усиков. Дамы направлялись в сторону салуна, приближаясь к Джибу и Деллу.

Джиб едва успел поставить свой стакан с виски под стул, пряча за спиной папиросу, - «Вставай, Делл».

Деллвуд замешкался, а дамы уже были почти что рядом. Джиб приподнял шляпу и произнес:

Мое почтение, леди.

Рад видеть вас, леди, - поздоровался также Деллвуд, даже не успев спрятать свой стакан с виски.

Добрый день, мистер Петти, - хором ответили дамы, проигнорировав Джиба.

Джиб увидел жену доктора совсем близко. У нее было тонкое лицо с правильными чертами, очень нежная кожа. Волосы цвета грецкого ореха выглядывали из-под маленькой шляпки. Черная шерстяная пелерина прикрывала модное платье со складками, сшитое весьма добротно.

Она смотрела на него, и у Джиба от этого взгляда сильно заколотилось сердце. У нее были прекрасные глаза, напоминавшие драгоценные камни - аквамарины, которые Джиб видел в Мексике.

Все выглядело так, как будто сама судьба свела их здесь, в этом месте. Джиб улыбнулся. Его улыбка была откровенной и дружелюбной, без всяких задних мыслей.

Но кому-то могло показаться фальшью, уловкой. Вскоре дамы ушли, оставив в воздухе какой-то приятный аромат. Джиб всматривался в ее удаляющийся силуэт. Она походила на стройного грациозного черного лебедя, плывущего вдоль улицы с высоко поднятой головой.

Да садись ты, - сказал Деллвуд. - Ты что, так и будешь стоять с открытым ртом? У тебя же все уже на лице написано. Любой скажет, о чем ты сейчас думаешь. Все ясно, как божий день.

Джиб опомнился и сел. Он представлял себе жену доктора старше: полной, более мужественной что ли, ведь ей приходилось иметь дело и с грубыми мужланами, лечить их. А она оказалась вовсе не такой, она была хрупкая, нежная, напоминала смиренную девушку.

Она слишком молода, чтобы быть врачом, - сказал Джиб.

Я думаю, она достаточно опытна, чтобы не попасть в твои сети, - ответил Деллвуд.

Джиб все еще анализировал увиденное. Он восхищался выразительными чертами лица и фигурой этой женщины.

Знаешь, Делл, она не в моем вкусе.

Богатая, симпатичная женщина во вкусе любого мужчины.

Джиб почувствовал, что окурок папиросы обжигает ему пальцы и выбросил его. Ему было интересно, слышала ли она от своего покойного мужа о нем, Джибе? Возможно, что-то доктор рассказывал ей.

В голове у Джиба вырисовывались контуры будущего плана в отношении этой прекрасной леди. Но он постарался пока отогнать эти мысли, так как желал хорошо выспаться. А завтра, размышлял он, можно будет сходить к ней, выразить соболезнование, тем более, что ехал он к доктору.

Джулия Мэткаф сидела за письменным столом красного дерева в кожаном кресле, в котором любил сидеть Эдвард. Перед ней лежал какой-то листок бумаги. Вот уже в течение часа она написала лишь несколько строк. Дважды в неделю она писала для «Сэнтайнел» небольшие статьи на разные темы о медицине и гигиене. Темой ее нынешней статьи была проблема проветривания помещений и опасности газовых плит. Она пыталась сконцентрировать все свое внимание на этом вопросе, покусывая кончик ручки, но ей это плохо удавалось. Статья не продвигалась. И причиной тому был Джиб Бут.

«Джиб Бут - мысленно произносила она это имя, затем сказала вслух: - Джиб Бут».

Джулия пыталась отвлечься от этих мыслей и вновь вернулась к статье: «В целях профилактики отравления газом в домашних условиях необходимо постоянно проветривать помещения, где находятся люди. Отравленный газом воздух, так же как и испорченная вода, являются одной из основных причин серьезных заболеваний».

Чистый воздух, вода, чистота и свет - все эти условия необходимы для здоровья людей, и только при этих условиях риск заболеваний будет меньше. Джулия подумала о своем доме. Здесь требовалась длительная уборка после долгой зимы. На окнах скопилась копоть, в комнатах было пыльно и даже грязно. А на улице была весна, и надо было думать о весенней уборке всего дома. К тому же, проповедуя здоровый образ жизни, Джулия должна была первая следовать своим советам.

«Даже незначительное поступление холодного воздуха с улицы будет достаточным, чтобы вытеснить из помещения через дымовую трубу вредный для здоровья теплый воздух, в котором содержится много вредных веществ», - написала Джулия.

Но опять ее мысли вернулись к высокому, широкоплечему мужчине, которого вчера утром она повстречала у Бон Тона. Правда, его внешний облик оставлял желать лучшего: нечищенные ботинки и запачканные грязью брюки, небритое лицо. Его внешний вид вполне соответствовал той репутации, которая сложилась у него в этом городе. Своим взглядом он совершенно обезоружил ее, думая, что ни одна женщина не сочтет это оскорбительным. Ну нет, как раз наоборот.

«Ради бога, - думала Джулия. - Джиба Бута в свое время заставили уехать из города, кажется, за убийство, и, если верить Луизе Вилливер, прежде чем он уедет отсюда на этот раз, он скомпрометирует, по крайней мере, половину женской части населения города. Но миссис Джулия Фрай Мэткаф не из таких, она порядочная женщина. Нет еще и года, как она вдова. Она не соблазнится ни на какие любовные интрижки».

Джулия вернулась к статье и продолжала: «Особенно важно проветривать спальные комнаты».

«Надо рассчитаться», - про себя проговорила Джулия, вспоминая содержание телеграммы, которая пришла от Бута доктору. Джулия отложила ручку и достала пожелтевший листок телеграммы, тщательно расправила его и прочитала: «Направляюсь на восток. Скоро буду в Стайлсе. Надо рассчитаться. Джиб Бут».

Ему нужны деньги? Или это месть? Месть кому? Джулия и представить не могла, что кто-то мог бы сводить счеты с Эдвардом. Тогда с кем?

Часы пробили половину одиннадцатого. Разные мысли мешали ей закончить статью, хотя дел у нее было много. Она попыталась все же завершить статью: «В дальнейшем автор рассмотрит важность правильного освещения в доме, которое благотворно влияет на зрение человека, а также затронет вопрос, как сочетать разумную экономию с пользой для здоровья».

Джулия промакнула написанное и прочитала все сначала. Многое из того, что она написала, она почерпнула из научных книг и журналов и была уверена, что читателям понравятся эти мысли.

Она так углубилась в чтение, что не услышала шагов по крыльцу. Кто-то постучал дверным кольцом во входную дверь. Она даже вздрогнула от неожиданности. Когда она была в коридоре, стук раздался опять.

Сейчас, сейчас, я открою, - сказала Джулия.

На ходу она стряхнула с бумазейного черного платья кошачью шерсть. Эдвард часто говорил, что черное особенно идет ей. Хотя и любой другой цвет ее платья ему всегда нравился. Ему понравилась ее бледность, светло-каштановые волосы, голубые глаза. «Но черный цвет, - говорил Эдвард улыбаясь, - придает тебе особую таинственность».

Сейчас, после смерти Эдварда, она постоянно носила черное, цвет траура.

Джулия посмотрелась в зеркало, затем взялась за дверную ручку входной двери. На крыльце стоял Джиб Бут, в руке он держал черную стетсоновскую шляпу, но сегодня она была тщательно вычищена. Лицо хорошо выбрито, волосы опрятно зачесаны, словом: перед ней сегодня был совсем другой человек.

Мадам, я Джильберт Бут, друг доктора.

Джулия почувствовала, что сердце ее забилось с каким-то необычным волнением. «Наверное, это нервы, - глупо так нервничать».

Элизабет Деланси

Предначертано судьбой

Посвящается Айзен и Ариэлле и их дорогому отцу.

Территория Монтана, Май 1883.

Джиб Бут отряхнул пыль со своей уже изрядно поношенной черной стетсоновской шляпы и надел ее на голову. Какое-то время он смотрел вдаль, упершись руками в бока. Перед ним был Стайлс, Монтана.

Было очевидно, что за последние одиннадцать лет местечко сильно изменилось. Когда Джиб был здесь в последний раз, Стайлс выглядел грязным захолустьем, обитатели которого кроме виски ничего больше не желали и буквально не просыхали от выпивки. Сейчас же в майских лучах солнца возвышались относительно высокие силуэты зданий, некоторые из них были раскрашены в красные и синие цвета с серыми крышами из шифера. На центральной улице городка появился даже тротуар со специальными ограждениями, кое-где стояли скамейки. Правда, как и прежде, посередине улицы красовалась огромная лужа, однако ни пней, ни валунов, как раньше, здесь уже не было.

Не было здесь и валявшихся в грязи пьяных горняков, которых обычно можно было видеть в прежние годы.

Не поверишь, как совершенно изменилось это захолустье, - произнес Джиб. - Этот городок стал вполне цивилизованным.

Кучер дилижанса вытаскивал из багажного ящика вещи Джиба и бормотал:

Вам судить, в какую сторону изменился здешний город, но одно ясно - изменения здесь действительно произошли.

От Диллона Джиб ехал на верху дилижанса, сидя рядом с кучером, который то и дело угощал его из своей фляжки виски и не умолкал, рассказывая все, что он знал о местах, мимо которых они проезжали. Казалось, что кучер знает абсолютно все о местных жителях, он в курсе всех событий, которые происходят в каждом городе от Айдахо до Миссури. В последнее время здесь только и говорили, что об открытии месторождения меди в Бьютте. Небольшой городишко стал быстро преображаться, и сейчас это настоящий город, куда многие направились, желая разбогатеть. Стайлс был неподалеку от этого города. «Континентал Майнинг Компани» была вынуждена приостановить выплату дивидентов и уволить рабочих.

Джибу пришлось всю дорогу слушать рассказы извозчика, которые стали ему уже надоедать. Он ехал в Стайлс лишь с одной целью - решить кое-какие проблемы и сразу же уехать. Такие провинциальные городишки никогда не прельщали его, и находиться в них дольше, чем требовалось, у Джиба желания не было. И вряд ли сейчас что-то могло задержать его здесь.

Увидимся на обратном пути, - сказал, прощаясь с кучером, Джиб.

Удачи, приятель, - ответил тот и тронулся в путь, направляясь к станционному зданию.

Джиб полез в карман за кисетом, скрутил папиросу и закурил, но сразу же зажмурился - дым от зажженной спички попал ему в глаза. Чувствовалась боль в горле от дешевого виски, которым кучер угощал его всю дорогу. Джиб чувствовал смертельную усталость после почти недельного пути на поезде из Сан- Франциско. Он даже не шелохнулся, услыхав удары рудодробилки, которые доносились с толчейной фабрики «Континентал Майнинг Компани».

Джиб думал сейчас о том, как бы скорее принять теплый душ, побриться и выспаться.

Он посмотрел на двери зданий в центре города и увидел мужчину с огромным пузом, едва сдерживаемым брюками, который стоял в дверях Бон Тона. Джиб пригляделся внимательно и узнал в нем старого знакомого. Джиб поспешил к нему навстречу, пройдя по дощатому настилу перед салуном, где стояло несколько столиков.

Деллвуд Петти, старина, привет, - сказал Джиб. Мужчина, уставившись на Джиба, сразу же узнал его и улыбнулся.

А, это ты, Джиб Бут? Я не знал, что ты приедешь, - говорил Деллвуд, похлопывая Джиба по плечу и окидывая его взглядом с ног до головы. - Ну что, приехал посмотреть, как мы тут живем? А ты изменился, стал настоящим мужчиной.

Добыча руды - дело сильных и выносливых мужчин, - ответил Джиб, а затем подшутил над толстопузым приятелем, владельцем заведения: - Конечно, если вот так сидеть целыми днями в пивной, получишь лишь такое брюхо, как у тебя.

Ничего плохого я в этом не нахожу. Это моя жизнь, - ответил Деллвуд, не обидевшись. - Пойдем выпьем, дружище, за старые времена.

Деллвуд нашел пару шатких старых стульев, знакомых Джибу.

Это старье все еще здесь? - сказал Джиб, ногой подтащив к себе стул-развалюху. Он вспомнил, как раньше, еще мальчишкой, он прятался под эти стулья и устраивал хлопушку под стулом Делла именно в тот момент, когда тот дремал и похрапывал. Очнувшись от хлопка, Делл кричал и ругался.

Да, мой бизнес пока еще не запрещен, - начал Деллвуд, садясь на стул. - Подобные заведения еще не закрыты. Правда, местные женщины-активистки против таких мест. Они объединились в борьбе против выпивки и оружия. Они добиваются, чтобы муниципальные власти запретили продавать спиртное в общественных местах. Знаешь, сколько в городе сейчас повыходило указов, распоряжений - больше, чем лягушек после дождя. Так они добьются, что и пивные, и бары закроют, - говорил без умолку Деллвуд, вытаскивая из-под своего стула заветную бутылку виски и тут же наливая себе, затем передавая ее Джибу. Джиб закурил.

Прекрасный выдался май, - сказал Джиб, немного отодвинув стул к стене, при этом сделав последнюю затяжку и выбросив окурок на тротуар.

А на центральной улице кипела жизнь: мимо проезжали конные экипажи, двухместные коляски с откидным верхом, повозки с грузом. По тротуару шли горняки в рабочей одежде, мимо проходили торопившиеся дамы, дети. Джиб просто не узнавал этот городишко, который раньше был захолустным. Но вот он узнал прежние здания. На центральной улице располагалась типография газеты «Сентайнел», бакалейная лавка Блюма, небольшое трехэтажное здание гостиницы.

Город прекрасно выглядит, - сказал Джиб, отпивая виски.

Дамы запрещают нам даже плюнуть на тротуар, - говорил Деллвуд, пуская клубы табачного дыма, пытаясь показать, что ему все эти новшества и порядки не по душе.

Джиб слушал его, зажав свой стакан с виски между колен и пытаясь скрутить себе еще одну папиросу. Когда он закуривал, он увидел двух дам, входящих в здание, на котором висела вывеска «Вилливер и компания». Это было что-то вроде торгового дома, которого прежде здесь не было. Дамы были одеты по последней моде, так, как одевались в Сент-Луисе или Нью-Йорке. На них были шляпы и юбки с гофрированными кружевами.

Никогда бы не захотел оказаться на месте женщин, - заметил Деллвуд, видя, что Джиб уставился на этих дам. - Им приходится постоянно следить за собой, за своей одеждой. Правда, это в них заложено природой, и никуда от этого не денешься, черт побери.

Джиб поправил шляпу, затянулся папиросой и подтвердил:

Да, это ты правильно подметил.

Солнце так пригревало, как будто сейчас было лето, а не весна. Джибу нравилось лето в горном крае Монтаны. Его восхищало чистое голубое небо, холмы, покрытые зеленым в сочетании с дикорастущими цветами, его пленил запах сосны и лесных ягод. Он еще раз затянулся папиросой, и на него нахлынули ностальгические воспоминания о тех годах, что он провел здесь, в Стайлсе. Размышляя, он невольно вспомнил обо всем, что сделал с тех пор, как покинул эти места. Джиб подумал, что за свои тридцать четыре года он пока не сделал ничего такого, чем можно было бы гордиться.

Доктор Мэткаф всегда пытался помочь ему, наставить его на путь истинный. Джибу иногда хотелось сделать что-то стоящее, полезное, но он так и не решался на это. Сейчас он хотел отправиться на восток, построить там хороший дом и спокойно жить. Конечно, доктору это, возможно, показалось бы не бог весть чем, но Джибу этого очень хотелось.

Ну, и какие у тебя планы, парень? - спросил Деллвуд. - Ты здесь проездом или как?

Джиб посмотрел на Делла, на его состарившееся лицо, напоминавшее собачью морду, и сказал:

Ты очень любопытен. Какая тебе разница, зачем я здесь, - у меня что, не может быть никаких дел?

Что предначертано судьбой, всё сбудется,
Судьбу свою никто не обойдёт и не минует.
И смерть настигнет каждого из нас в свой час,
От неё не убежать, не скрыться никому из нас.
Коль суждено тонуть, то обязательно утонешь;
Коль суждено сгореть, то в пламени сгоришь;
Коль суждено - то разобьёшься в автомобиле.

Меня когда-то в этом убедили,
Две истории, две смерти, две судьбы…
Я расскажу об этом вам, и вы поверите,
Что рок, судьба иль Божье наказание,
Всегда существовали в мироздании:

В конце 60-х, в СССР, в семье родился мальчик,
Скажите мне, кто поверил бы тогда, в 60-х,
Что будем ездить и летать свободно мы по миру,
И кто-то отдыхать будет на Канарах,
А мальчик тот, погибнет в Эмиратах?
Ну, кто из нас поверил в эти сказочные байки,
Тогда б мы даже не поверили гадалке.
Но мальчик вырос, институт закончил, и улетел,
«последний раз» челночным рейсом в Дубаи,
И утонул, упав в автомобиле на дно залива…

Их было пятеро, из разных городов России.
Кто их там свёл? судьба? злой рок?
Иль Господь Бог? – Все они в могиле.
Кто, где, когда, в каких скрижалях,
Кто начертал в той самой Книге Жизни,
Что он умрёт в расцвете сил,
Вдали от дома, на чужбине…

Жила девчонка в городской квартире,
Не знала и не ведала, как печку истопить,
Что на ночь надо вьюшку приоткрыть,
Чтобы не угореть. Но полюбила парня,
С ним ушла, и в его доме угорела.
Когда и кем, такая смерть ей уготована?
Судьба или злой рок, закрыли в доме вьюшку?
Кому такие муки страшные в назидание,
Ей за грехи, или матери в наказание?
Чтоб помнила мучение своего дитя,
Пока ей смерть не принесёт забвение.

А парень тот, что был с ней в доме, выжил.
Он не утонул, он не разбился на автомобиле,
Он не угорел, он не погиб в Чечне…
Знать не за ним смерть приходила,

А забрала девочку, промучив две недели,
Святую душу, которая, жила, не ведая греха.
За что же Господи, она так мучилась тогда?
Что это было? Наказание? Испытание?
Кому? за что? И где она теперь, в Аду или Раю?
Она ведь даже не жила! в чем она так согрешила?
И где теперь её душа – осталась одинокая могила…

От смерти, как и от сумы не зарекайся,
Она придёт, ей час уже назначен.
И потому - живи и каждый день готовься,
Проси прощение за грехи и кайся,
И каждый день свой проживай,
Как будто он последний. Живи и помни:
Смертен ты и по делам нам каждому воздастся,
Не от тебя зависит: быть тебе в Раю или в Аду,
Всё за тебя и за меня Господь промыслил,
И смерть у нас у каждого своя, и ничего, никто,
В судьбе своей и смерти не изменит.

Смерть за плечами у каждого из нас,
Как плащ, на тонкой ниточке зависла,
И только Богу одному известно:
Когда петля затянется навечно,
Или тоненькая ниточка порвётся,
И ангельскими крыльями тот плащ,
Над жизнью вечной распахнётся.