Джозеф редьярд киплинг «морской краб, который играл с морем.
В Синем море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему море называют Синим — ему-то оно казалось совсем, совсем серым…
Да, это было очень странно!
Ведь море было действительно синее-синее, и жить в нем было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили веселую песню о том, как хорошо живется в море:
Никто и нигде!
Никто и нигде!
Не жил веселее,
Чем рыбы в воде!
Ни звери,
Ни птицы,
Ни змеи —
Никто и нигде не живет веселее!
Да, никто и нигде!
Нет, никто и нигде
Не жил веселее, чем рыбы в воде! —
и распевали ее с утра до ночи. Морские Звезды так и сияли, мудрые Дельфины и те резвились как дети, а бедный Рак сидел, забившись в какую-нибудь щелку, и горевал.
А ведь у него было все, что полагается настоящему раку для полного счастья: десять ног и вытаращенные глаза, длинные-предлинные усы и могучие клешни. Вот только панциря у него не было — тельце было совсем мягкое… Может быть, потому-то все, у кого такой панцирь был, да и многие другие, обижали его, щипали, кусали, а то и старались съесть…
И он пел грустную-прегрустную песню:
Ах, много места в море,
И много в нем воды,
Но в нем не меньше горя,
Не меньше в нем беды!
— Все горе в том, что тебе не хватает твердости, — сказал ему как-то его дальний родственник дядя Краб, который всегда ходит боком. — В наше время нельзя быть таким мягкотелым!
И в доказательство он сильно ущипнул бедного Рака.
— Ой! — крикнул Рак. — Больно!
— Это для твоей же пользы, — сказал дядя Краб, очень довольный. — Мое дело, конечно, сторона, но на твоем месте я попытался бы обзавестись каким-нибудь приличным панцирем.
И он поскорее — бочком-бочком — убрался в сторону. Ведь клешни у Отшельника были как у настоящего рака и даже, пожалуй, покрепче…
Да, я и забыл тебе сказать, что рака прозвали Отшельником, как раз потому что он, как ты знаешь, вечно прятался то в пещеры, то в норки, то под камушки, чтобы его поменьше щипали.
Первый назвал его Отшельником Морской Конек — он известный насмешник, — а Рыбы-Попугаи (есть и такие!) подхватили его слова, и скоро во всем Синем море да и на суше никто иначе и не называл нашего рака, как Рак-Отшельник.
«Ну что ж, — подумал Отшельник, когда боль немного успокоилась, — щипок был неплох, но ведь и совет, пожалуй, тоже! Пожалуй, мне действительно стоит об этом хорошенько подумать».
Как видишь, Отшельник умел не только горевать, но и думать, а это значит, что он был очень, очень умный рак!
А кругом валялось многое множество раковин. И вот, хорошенько подумав, он решил так: «Самое подходящее место для рака — это, конечно, раковина; а самый подходящий жилец для раковины — это, конечно, рак. И когда рак залезет в раковину, его уже никто не ущипнет, или я ничего не понимаю ни в тех, ни в других!»
И вот он постучал в первую попавшуюся раковину и попытался объяснить все это ее хозяину, но оттуда выглянул сердитый Моллюск и, не дослушав его, сказал:
— Глупости! Я занят! — и крепко-накрепко захлопнул створки своей раковины.
— Самое подходящее место для рака — это раковина, — продолжал Отшельник, постучав во вторую раковину, но оттуда тоже выглянул сердитый-пресердитый Моллюск и сказал:
— Глупости!
И тоже захлопнул створку у него перед носом (хотя носов у раков, как ты знаешь, не бывает).
А когда он постучал в третью раковину, оттуда уже никто не выглянул, потому что там никого и не было, и — о радость! — это оказалась как раз подходящая раковина: не слишком большая и не слишком маленькая — ну, просто в самый раз!
«Да, мы прямо созданы друг для друга, — подумал Отшельник, засунув свое мягкое тельце в раковину. — Чего же лучше! Теперь меня не ущипнешь!»
И он даже не обиделся, когда вертевшийся неподалеку Морской Конек тоненько заржал (а это означало, что он собирается сострить) и сказал:
— Иги-ги-ги! Наш Отшельник совсем ушел в свою раковину!
И Рыбы-Попугаи, которые, по правде говоря, ничего в этой шутке не поняли, подхватили и понесли ее по всему Синему морю…
Ну что ж, когда у тебя есть все, что нужно для полного счастья, можно стерпеть и шутку. Верно?
Но странное дело! Хотя никто (даже дядя Краб), никто не мог больше ни ущипнуть, ни укусить нашего Отшельника (даже для его же пользы), ему, видно, все-таки чего-то не хватало для полного счастья… Иначе почему бы море по-прежнему казалось ему совсем, совсем серым? И почему бы он продолжал петь свою грустную песню:
Ах, много в море места,
Но не найти никак
Нигде такого места,
Где был бы счастлив Рак!..
Однажды он, не удержавшись, сказал проплывавшей неподалеку Летучей Рыбке:
— Как странно жить в Сером море! Я слыхал, что есть на свете Белое море, и Черное, и Желтое, и даже Красное, но никто и никогда не слыхал про Серое море…
— Серое! — засмеялась Летучая Рыбка. — Какое же оно серое? Оно лазурное, бирюзовое, изумрудное, голубое, васильковое! Оно синее-пресинее! Самое синее на свете!
И она поспешила вслед за своими подружками, которые выпорхнули на поверхность, чтобы еще раз полюбоваться синими волнами с белыми гребешками.
— Кого ни спросишь, все говорят: «синее». Странно! — пробормотал про себя Отшельник. — Почему же только я один этого не вижу? Только я один!
— Именно поэтому, — неожиданно раздался чей-то голос, и Отшельник, вздрогнув, на мгновение спрятался в свою раковину.
А выглянув оттуда, он увидел… — кого бы ты думал? — самого доброго, самого мудрого из всех морских волшебников. Да, да, ты не ошибся: это был Дельфин.
— Именно потому, что ты один! — сказал Дельфин. — Найди себе друга — и тогда ты увидишь! Желаю удачи, и подумай над моими словами!
И Дельфин (как и все волшебники, он любил говорить загадками) вильнул хвостом и поплыл по своим делам.
А Отшельник (как ты помнишь, он умел не только грустить, но и думать) стал думать…
И он подумал:
«Дельфин сказал: «Именно потому, что ты один». Ну конечно, когда я найду друга, я буду уже не один… А что же я увижу?.. Ну конечно, я увижу, что море станет синим… И наверно, тогда уже все-все будет совсем хорошо! Значит, надо искать себе друга. Горе в том, что я не знаю, кто такие эти друзья, и где они живут, и как выглядят… Ну что ж, когда я найду настоящего друга, я это сразу узнаю, потому что ведь море станет синим-синим!»
С этими словами Отшельник отправился искать себе друга, и, говоря по правде, тут-то наша сказка и началась!
А я должен сказать тебе, что найти настоящего друга не так-то легко, даже на дне морском. Особенно если ты не знаешь, как он выглядит…
Отшельник побывал и на отмелях, и в глубинах, и он повидал множество диковинных существ, созданий и даже чудищ, но друга между ними он не нашел.
На отмели он встретил Ската и спросил его, не друг ли он. И Скат, который целый день лежит на дне и подстерегает зазевавшихся рыбешек, сказал ему:
— О, конечно, конечно, я друг тебе! Иди скорее ко мне, и мы никогда не расстанемся! — и открыл чудовищную пасть…
К счастью, наш Отшельник, как ты хорошо знаешь, был очень умный, он понял, что Скат ищет не друга, а добычу, и поскорее поплыл прочь, а разочарованный Скат замурлыкал про себя страшную песню:
Куда спешить на дне морском?
Тут можно двигаться ползком.
Друзья, умерьте вашу прыть:
Ползти спокойнее, чем плыть…
Он был по-своему прав, потому что Скату гораздо легче ловить ту добычу, которая ползает, чем ту, которая плавает…
В глубине моря, где царит вечная тьма, Отшельник увидел какую-то светлую точку, и он, обрадованный, поплыл к ней, и это оказалась глубоководная рыба с таким трудным названием, что она и сама его не знает. И, увидев Отшельника, она стала манить его своей светящейся удочкой, и плохо бы ему пришлось, если бы он соблазнился приманкой, потому что пасть у этой рыбы была не меньше, чем у Ската…
Он познакомился с Голотурией и попытался заговорить с ней, но трусливая Голотурия с испугу вывернулась наизнанку и выстрелила в него собственными внутренностями, потому что она приняла Отшельника за врага, а Голотурии всегда так откупаются от врагов…
Он пытался подружиться с красивой Медузой, но она оказалась совсем глупой, да вдобавок ядовитой, и он едва успел увернуться от ее ядовитых щупалец.
Словом, сколько он ни искал, он ничего не нашел: одни боялись его, другие смеялись над ним, а третьи старались его съесть, и, уж конечно, ни тех, ни других, ни третьих нельзя считать настоящими друзьями!
И наконец, очень усталый и очень-очень грустный, он присел отдохнуть и сказал:
— Вот я обошел все дно морское и нигде не нашел друга. И море по-прежнему серое. Наверное, для меня оно всегда будет серым. Ах, если бы я мог, я бы утопился!..
И тут он услышал, как кто-то с тяжелым вздохом, словно эхо, повторил его слова:
— Ах, если бы я могла, я бы утопилась…
Отшельник оглянулся (вернее, просто повел по сторонам глазами — ведь они у него, как ты помнишь, на стебельках) и никого не увидел. Никого, кроме Розы, Морской Розы. Но ведь Морские Розы (ученые люди называют их Актиниями), хотя они и не цветы, вздыхать не могут!
Но вздох повторился, а потом послышалось всхлипывание. А ведь кругом никого не было, кроме Розы, Морской Розы.
— Это ты плачешь? — удивленно спросил Отшельник.
Он чуть было не прибавил: «А разве ты умеешь?» — но вовремя удержался.
Роза ничего не ответила, но так как она заплакала еще громче, то ответа, в сущности, и не требовалось.
— А почему ты плачешь? Тебя кто-нибудь обидел? — спросил Отшельник (ведь не только тело, но и сердце у него было мягкое).
— Никто не смеет меня обидеть! — сказала Роза. — Никто во всем море не смеет ко мне прикоснуться!
И она гордо выпрямилась и даже перестала плакать.
— Тогда почему же ты плачешь? — спросил ее Отшельник так ласково, что Роза тоже смягчилась и ответила ему:
— Мне просто грустно. А грустно мне потому, что это море такое серое, серое! Вот если бы я нашла друга, все было бы по-другому. Но ведь я не умею ходить, и все, что мне остается, — это стоять здесь и горевать…
Отшельник хотел сказать ей, что он обошел все дно морское и нигде не нашел друга, но ему стало жалко огорчать бедную Розу, тем более что она была такая красивая.
И он сказал ей:
— Я как раз тоже хожу по дну морскому и ищу друга. Если хочешь, пойдем вместе, и, может быть, если нам очень, очень повезет, каждый найдет себе друга, и тогда море станет синим, и мы совсем не будем грустить.
— Да ведь я же не умею ходить, — сказала Роза, и лепестки ее грустно поникли.
— Ну, это горе небольшое, — сказал добрый Отшельник. — Если ты хочешь, я могу тебя понести! Мне это будет только приятно!
Розе было страшновато сниматься с насиженного места, хоть ей и плохо там жилось… Так всегда бывает!
Но Отшельник говорил с ней так ласково и показался ей таким добрым, что она согласилась.
И вот Отшельник помог ей сойти с камня и сесть к нему на раковину, и они тронулись в путь!
Ох, как закружилась у Розы голова — ведь она прежде не знала, что значит двигаться, и ей показалось, что все несется вокруг нее бешеным хороводом: и камни, и водоросли, и приросшие ко дну устрицы, и морские ежи. Она даже побледнела, но из гордости не издала ни звука — да, она была очень, очень гордая!
А через несколько минут она привыкла (тем более что Отшельник, сказать по совести, шел не так уж быстро) и начала громко восторгаться всем, что видела вокруг.
— Ах, как хорошо! — восхищалась она. — Как легко дышать, когда не стоишь на месте! Ой, какие пестрые рыбки! Как их зовут? А кто это так сияет? Морские Звезды, вот как! Не думала, что они такие красивые! А это что? А это кто? Ох, как хорошо путешествовать!..
И Отшельник едва успевал отвечать на ее вопросы. Он, правда, много раз видел все, чем она так восхищалась, но (ведь он был очень добрый) думал про себя: «Пусть радуется, бедная! Скоро ей все это надоест, так же как и мне… По правде говоря, мне очень приятно слышать, как она радуется! Интересно, если бы я нашел друга, мы радовались бы с ним вместе или нет?»
И он задумался о том, как грустно, что ему никогда, никогда не найти друга; и вдруг Роза, которая уже с минуту как замолчала, спросила, как будто угадав его мысли:
— А когда же мы пойдем искать друзей?
И тут Отшельник не удержался и рассказал ей всю правду; как он искал друга по всему дну морскому и видел существа, создания и даже чудища, но друга не нашел нигде…
— Может быть, никаких друзей вовсе не бывает на свете, — сказал он грустно, — и лучше их и не искать?
— Неправда! — сказала Роза. — Друзья на свете бывают, я уверена, а не нашел ты их только потому, что не знал, где их искать.
— А ты знаешь? — спросил Отшельник.
— Я знаю! Настоящие друзья живут в Алом городе. Они построили его сами и живут там и дружат, и для них море всегда, всегда синее! И знаешь, говорят, что эти друзья — мои сестры или братья, или вообще какие-то родственники, так что мы должны пойти к ним, и они нам очень обрадуются!
— А они не будут щипать нас… для нашей же пользы? — спросил Отшельник, который при слове «родственники» вспомнил дядю Краба.
— Надеюсь, что нет, — сказала Роза гордо, — ведь я говорила тебе, что никто не смеет прикоснуться ко мне! Если я этого не захочу, — добавила она, вспомнив, что ведь Отшельник прикоснулся к ней, когда помогал ей взобраться на раковину.
Отшельник хотел сказать, что его это очень утешает, хотя его самого, увы, щипали много раз, но не успел, потому что в эту минуту перед ними появился дядя Краб собственной персоной.
— Доброе утро, племянничек, — бросил он небрежно и хотел было пройти боком по своим делам (у крабов всегда множество дел), но тут он заметил Розу и от удивления выпучил глаза. — А это еще что такое? — спросил он и махнул своей толстой клешней в сторону Розы.
Нельзя сказать, что он был слишком хорошо воспитан!
— Это не что, а кто! Это Роза, — объяснил Отшельник. — Мы с ней идем к Алому городу искать друзей!
Дядя Краб удивился еще больше — глаза у него на длинных-длинных стебельках совсем вылезли.
— Мое дело, конечно, сторона, — сказал он, — но все-таки я должен тебе кое-что сказать. Во-первых, Алый город находится за семью морями, так что ты туда не дойдешь! Во-вторых, по-настоящему он называется не Алый город, а как-то иначе, так что ты его не найдешь! В-третьих, там тоже нет никаких друзей, так что ты зря его ищешь! Словом, ты собираешься совершить глупый поступок! А еще глупее — таскать с собой такую обузу. — И он снова показал на Розу своей толстой клешней.
Роза побледнела от обиды, и лепестки ее сжались.
И тут дяде Крабу пришлось удивиться еще больше, потому что Отшельник (ведь ты не забыл, что он был очень добрый) впервые в жизни рассердился.
— Не смей обижать Розу! — крикнул он и бросился на дядю Краба.
Дядя Краб едва успел увернуться. Но все-таки успел.
— Мое дело, конечно, сторона, — крикнул он, отбежав бочком-бочком на почтительное расстояние, — но в одном из семи морей ты обязательно встретишь Госпожу К., и она покажет тебе, где раки зимуют! От души желаю тебе этого, дерзкий мальчишка! Для твоей же пользы!
Отшельнику стало страшновато — ведь никто не любит, когда ему показывают, где раки зимуют, а раки — особенно. Кроме того, он хорошо знал, кто такая Госпожа К. И он невольно замедлил шаги…
— Ты боишься? — мягко спросила его Роза. — Скажи откровенно! Ты боишься этой Госпожи К.? Не бойся! Ведь я с тобой!
Как ни страшно было Отшельнику, он едва не засмеялся.
Ведь Госпожа К. — так все раки и крабы называют самого страшного своего врага, такого страшного, что они даже не решаются произнести его полное имя. Своими страшными щупальцами она хватает самого сильного краба — и он становится беспомощным, как младенец; своим страшным клювом она раскусывает самый прочный панцирь, как яичную скорлупу…
Что может сделать, чем может ему помочь бедная маленькая Роза, если они встретят Госпожу К.?
Но он не засмеялся — ведь он не хотел обидеть Розу.
— Чему быть, того не миновать, — сказал он храбро. — Но все-таки… все-таки будем надеяться, что мы ее не встретим!
— А если мы ее встретим, мы сами покажем ей, где раки зимуют, — сказала Роза, и тут Отшельник расхохотался и с удивлением почувствовал, что ему уже почти совсем-совсем не страшно!
Да, это было долгое путешествие, куда длиннее его первого путешествия по дну морскому! Они прошли Первое море, и Второе море, и Третье море, а это гораздо скорее сказать, чем сделать. Но вот что удивительно: этот долгий, долгий путь показался Отшельнику гораздо короче.
Может быть, потому, что по дороге они делились всем: и каждой крошкой еды, и всеми радостями, и горестями — и весело болтали обо всем, что они видели в пути?
Они шли, и шли, и шли, и, когда они пришли в Четвертое море, Отшельник вдруг почувствовал, что он больше не помещается в своей раковине, и вышел из нее, чтобы поискать себе другую.
— Постой! — шепотом сказала ему Роза. — Ты хочешь меня оставить?
— Да что ты, — сказал Отшельник, — я просто вырос, и мне нужна другая раковина, побольше!
— Нет, ты хочешь меня оставить! — настаивала Роза. Она вся совершенно побелела.
И ему пришлось долго успокаивать ее, но совсем успокоилась она только тогда, когда он нашел другую раковину и посадил на нее Розу. И они снова тронулись в путь.
— Если бы ты меня оставил, я бы сразу умерла, — сказала Роза.
— Да и я тоже! — искренне сказал Отшельник.
И Роза снова засияла и начала рассказывать ему сказки и болтать всякие веселые глупости, и за разговором они даже не заметили, что вода становится все теплее и теплее, а это могло означать только одно: что они уже пришли в Седьмое море, в то самое море, где живет страшная Госпожа К.
— Погоди-ка, что это такое? — сказал Отшельник и остановился, не дослушав сказки о том, как Рыба-Молот (такая есть) женилась на Рыбе-Наковальне (такой на самом деле нет) и что у них родилось множество детей: Рыба-Пила, Рыба-Гвоздь, Рыба-Серп, Рыба-Щипцы, Рыба-Напильник, Рыба-Подкова, Рыба-Меч и множество других рыб, из которых одни бывают, а другие нет…
Отшельник остановился потому, что перед ними было ужасное зрелище!
Впереди было ущелье между подводными скалами, и у входа в это ущелье лежала целая груда панцирей раков и крабов. Все они были пустые и расколотые пополам, словно орехи, и раздавленные, как яичная скорлупа. И Отшельнику показалось даже, что среди них лежат изуродованный панцирь и клешни дяди Краба. Правда, в такой горе панцирей, клешней и ног трудно было узнать какой-нибудь один панцирь, даже панцирь родственника…
Ясно было только одно: где-то поблизости живет Госпожа К… Но путь к Алому городу лежал вперед, только вперед…
Медленно, осторожно двинулся Отшельник по ущелью, ощупывая каждый клочок дна своими длинными усами и глядя во все глаза, хотя он и знал, что это почти бесполезно, потому что Госпожа К., как и ее родственники — осьминоги, спруты и кальмары, — умеет становиться невидимкой, когда захочет, и вы ни за что не отличите ее от камня или кучи песка, пока она не кинется на вас, а тогда будет уже поздно…
Ущелье становилось все уже, все круче вздымались его скалистые стены с мрачными отверстиями пещер, все темнее становилось кругом… А Отшельник все шел…
Вот снова стало светлее. Казалось, опасность миновала. Им оставалось лишь несколько десятков шагов до выхода, как вдруг в большой пещере блеснули чьи-то страшные глаза… Показались длинные щупальца… и медленно, беззвучно из пещеры выплыла Госпожа К.
— Роза, спасайся! — отчаянно крикнул Отшельник.
В ужасе он даже забыл, что Роза не умеет ходить, и, видимо, забыл, что сам он ходить умеет: он застыл на месте. И только угрожающе поднял клешни, чтобы прикрыть Розу…
А Каракатица (так по-настоящему называют Госпожу К.) не спеша — ведь она была уверена, что добыча от нее не уйдет! — подплывала все ближе.
Вот Отшельник уже мог разглядеть страшные присоски на концах ее щупалец… Извиваясь, как змеи, щупальца все приближались и наконец схватили бедного маленького Отшельника и неумолимо повлекли его туда, где мерцали огромные немигающие глаза. Щелкнул страшный клюв…
Отшельник отчаянно боролся, но щупальца были крепкие, как железо… Клешни его бессильно опустились…
«Все кончено, — мелькнуло в голове Отшельника. — Прощай, Роза!»
И тут сноп сверкающих молний ударил в толстое тело Каракатицы у самого основания ее щупалец. Это Морская Роза пустила в ход свое грозное оружие — жгучие стрелы, спрятанные в ее прелестных лепестках. Да, недаром она говорила, что к ней никто не смеет прикоснуться!
Удар — и подернулись пленкой немигающие глаза; удар — и щупальца бессильно повисли, выпустив свою жертву; еще удар — и Каракатица как ошпаренная (в сущности, так и было!) отлетела в сторону, выпустив напоследок «чернильную бомбу» — облако темной, как чернила, краски… Все заволокло чернильно-черной мглой…
А когда тьма рассеялась, Каракатицы нигде не было. Путь из ущелья был свободен.
— Ну что, кто кому показал, где раки зимуют? — спросила Роза.
Путь был свободен, и когда путешественники вышли на отмель, в ослепительном сиянии солнца им открылся город! Причудливы были очертания его стен, уступами поднимавшихся все выше и выше и утопавших где-то наверху, там, где кончается море и начинается небо. И далеко-далеко разносились кругом веселые звуки песен и неумолчная трескотня рыб (ты не забыл, что рыбы большие любители поболтать?).
«Ах, как, должно быть, весело тут живется!» — подумали одновременно Отшельник и Роза.
И хотя они никогда не видали Алого города, они сразу догадались, что это он. Ведь стены у него были такого чудесного цвета — красные, и розовые, и пунцовые, и ярко-ярко-алые!
— Это ведь Алый город? — спросили путешественники у первого встречного.
Это оказалась Рыба-Доктор, которая как раз лечила больного Тунца от морской болезни. Доктор оторвался от своего дела и серьезно сказал:
— Гм-гм! Алый город? Гм-гм! Это нельзя считать научным названием. Можете называть его Алым городом, если хотите, но на самом деле это Коралловый риф! Ведь его построили кораллы, и с научной точки зрения правильней называть это сооружение Коралловым рифом.
— Вспомнила! — неожиданно сказала Роза. — Так и зовут этих друзей… или родственников… Кораллы! Да, да, это они. Идем скорей.
Но когда Отшельник и Роза подошли к городу (или рифу) так близко, что им стали видны миллионы прозрачных венчиков, очень похожих на венец лепестков Розы (а именно так выглядят кораллы), Отшельник остановился и заговорил, и в ту же секунду заговорила Роза, так что они сказали хором:
— Я НЕ ХОЧУ ИСКАТЬ НИКАКИХ ДРУЗЕЙ, КРОМЕ ТЕБЯ!
— Давно бы так! — прозвучал удивительно знакомый голос. — Искать то, что давно нашел, — это попусту тратить время!
То был, конечно, Дельфин, морской волшебник.
Видя, что ни Отшельник, ни Роза его не поняли, он прибавил:
— Чудаки! Да неужели вы до сих пор не догадались, что вы и есть самые настоящие друзья? Про настоящих друзей говорят: их водой не разольешь! А ведь для вас не хватило целых семи морей!
— Иги-ги-ги! — тоненько заржал кто-то рядом.
Это был Морской Конек, как всегда вертевшийся поблизости. Должно быть, впервые в жизни он засмеялся чужой, а не своей шутке:
— Иги-ги-ги-ги!
Но, конечно, ни Отшельник, ни Роза не обиделись. Ведь море было синее-синее — самое синее на свете! Жить было так весело, так интересно!
И они подхватили веселую песенку, звучавшую со всех сторон.
Никто и нигде,
Никто и нигде
Не жил веселое,
Чем рыбы в воде! — пели рыбки.
Но ведь мы — ты и я,
Мы — такие друзья,
Что нам бы могли бы
Позавидовать даже и рыбы! — пели Отшельник и Роза.
И, по-моему, они совершенно правы! Ведь если ты нашел друга и поешь с ним веселую песню, значит, у тебя есть все, что нужно для полного счастья!
"МОРСКОЙ КРАБ, КОТОРЫЙ ИГРАЛ С МОРЕМ"
Перевод Е. М. Чистяковой-Вэр
В самые стародавние времена, моя крошечка, во времена, которые были раньше старых времен, словом, в самом начале мира, жил старый, самый старый волшебник и переделывал по-своему все, что тогда было. Сперва он сделал землю, потом море, потом велел животным собраться и начать играть. Животные пришли и сказали: "О, старейший и великий волшебник, как нам играть?" И он ответил им: "Я скажу как". Он призвал слона, всем слонам слона, и сказал: "Играй в слона". И слон, всем слонам слон, стал играть, как ему было указано. Призвав бобра, всем бобрам бобра, волшебник сказал: "Играй в бобра". И бобр, всем бобрам бобр, стал играть, как ему указал волшебник. Корове, всем коровам корове, волшебник приказал: "Играй в корову". И корова, всем коровам корова, стала играть в корову. Обращаясь к черепахе, всем черепахам черепахе, он сказал: "Играй в черепаху". И она послушалась его. Так, одного за другим, призывал он всех четвероногих животных, всех птиц и рыб и говорил им, как они должны играть.
К вечеру, когда все существа утомились, пришел человек... Ты спрашиваешь, малютка, со своей ли маленькой дочкой? Да, конечно, со своей собственной любимой деточкой, которая сидела у него на плече. И человек сказал: "Что это за игра, старейший изо всех волшебников?" И старший волшебник ответил: "Сын Адама, это игра, в которую нужно играть в самом начале времен; но ты слишком умен для нее". Человек поклонился волшебнику и сказал: "Да, правда; я слишком умен для этой игры; но смотри позаботься, чтобы все животные слушались меня".
Человек и волшебник разговаривали, а Пау Амма, морской краб, услышал все, побежал боком, боком, как бегают крабы, и юркнул в море, говоря себе:
Я буду играть один в глубине вод и ни за что, никогда не стану слушаться этого сына Адама.
Никто не видел, как убежал краб; его заметила только маленькая девочка, сидевшая на плече своего отца. Игра продолжалась до тех пор, пока каждое из живых существ не получило указания, как ему играть. Наконец, волшебник стер мелкую пыль со своих рук и пошел по всему свету смотреть, так ли играют животные.
Здесь нарисован Амма, краб, убегающий в море в то время как старый волшебник разговаривает с человеком и его маленькой дочкой. Старый волшебник сидит на своем волшебном троне, окутанном волшебным облаком. Те три цветка, которые ты видишь перед ним, - цветы волшебные. На вершине горы ты можешь разглядеть всем слонам слона, всем коровам корову и всем черепахам черепаху; они идут играть в игру, которой их научил волшебник. На спине коровы - горб, потому что она была всем коровам корова, и у нее должно было быть все, что имелось у коров, явившихся позже. Под холмом животные, наученные играм, в которые они должны были играть. Видишь, всем тиграм тигр улыбается костям всех костей; ты можешь видеть всем лосям лося, всем попугаям попугая и всем кроликам кролика. Остальные животные по ту сторону холма, поэтому я не нарисовал их. Домик на холме - всем домам дом. Старейший волшебник сделал его, чтобы показать человеку, как надобно строить дома, если они ему понадобятся. Змея, окружающая остроконечный холм, всем змеям змея; она разговаривает со всем обезьянам обезьяной; обезьяна была груба со змеей, и змея собирается нехорошо поступить с обезьяной. Человек очень занят разговором со старейшим волшебником, а его маленькая дочка смотрит, как Пау Амма убегает в море. Горбатая вещь в воде - это и есть Амма. В те времена он не был обыкновенным крабом. Он был краб-король. Потому-то у него совсем особенный вид. Похожие на кирпичи перегородки - большой лабиринт. Когда человек перестанет разговаривать со старейшим волшебником, он войдет в лабиринт, потому что должен войти в него. Знак на камне под ногой человека - знак магический. Внизу я нарисовал три волшебных цветка; между ними магическое облако. И вся эта картинка - странная волшебная. Это называется черная магия.
Он отправился на север, моя милая, и увидел, что слон, всем слонам слон, роет глину бивнями и утаптывает своими большими ногами красивую новую чистую землю, которую приготовили для него.
Кун? - спросил слон, всем слонам слон, а это значило: "Хорошо ли я делаю".
Пайа Кун - вполне хорошо, - ответил старый волшебник и дохнул на большие скалы и огромные куски земли, которые слон, всем слонам слон, подбросил вверх; и они тотчас сделались высокими Гималайскими горами; ты, моя любимая, можешь увидеть их на географической карте.
Волшебник пошел на восток и увидел корову, всем коровам корову, которая паслась на приготовленном для нее лугу; вот она своим огромным языком слизнула с земли сразу целый большой лес, проглотила его и легла, начав пережевывать жвачку.
Кун? - спросила всем коровам корова.
Да, - ответил старый волшебник и дохнул на обнаженное пространство земли, с которого она съела всю траву, дохнул и на то место, куда она легла. Первое место сделалось великой пустыней Индии, а второе - африканской Сахарой; ты можешь найти их на карте.
Волшебник пошел на запад и увидел всем бобрам бобра, который делал плотины поперек устьев широких рек, только что приготовленных для него.
Кун? - спросил всем бобрам бобр.
Пайа кун, - ответил старейший волшебник и дохнул на поваленные деревья и на стоячую воду, и они тотчас превратились в луга и болота Флориды, и ты можешь отыскать их на карте.
Потом он пошел на юг и увидел всем черепахам черепаху, она сидела и царапала своими лапами песок, только что приготовленный для нее; песок и камни вылетали из-под ее лап, крутились в воздухе и падали далеко в море.
Кун? - спросила черепаха, всем черепахам черепаха
Пайа кун! - сказал волшебник и дохнул на упавшие в море комья песка и камни, и они тотчас сделались самыми прекрасными в мире островами, которые называются Борнео, Целебес, Суматра, Ява; камни поменьше стали остальными островами Малайского архипелага, и ты можешь отыскать их на карте.
Ходил, ходил старый волшебник, наконец, на берегу реки Перак увидел человека и сказал ему:
Эй, сын Адама, все ли животные слушаются тебя?
Да, - ответил человек.
Вся ли земля послушна тебе?
Да, - ответил человек.
Все ли море тебе послушно?
Нет, - сказал человек. - Раз днем и раз ночью море бежит к земле, вливается в реку Перак, гонит пресную воду в лес, и тогда она заливает мой дом; раз днем и раз ночью море увлекает за собою всю воду реки, и в ее русле остаются только ил и грязь, и мой челн не может плыть. Разве в такую игру велел ты играть морю?
Нет, - сказал самый старый волшебник, - это новая и нехорошая игра.
Вот, смотри, - сказал человек, и, пока он еще говорил, море влилось в устье реки Перак, оттесняя ее воды все назад и назад, так что речные волны залили дремучий лес, и дом человека очутился среди разлива.
Это не порядок. Спусти свой челн, и мы увидим, кто играет с морем, - сказал самый старый волшебник.
Сын Адама и волшебник сели в челн; туда же прыгнула и маленькая девочка. Человек взял свой крис, изогнутый кинжал с лезвием, похожим на пламя, и они выплыли из реки Перак. После этого море стало все отодвигаться и отодвигаться и высосало челн из устья Перака; оно влекло его мимо Селангора, мимо полуострова Малакки, мимо Сингапура, все дальше и дальше к острову Бинтангу, и челн двигался, точно его вели на веревке.
Наконец, старый волшебник выпрямился во весь рост и закричал:
Эй вы, звери, птицы и рыбы, которых я в начале времен учил играть, кто из вас играет с морем?
Старейший из всех волшебников, мы играем в те игры, которым ты научил нас; в них будем играть мы и после нас дети наших детей. Никто из нас не играет с морем.
В это время над водой поднялась большая полная луна. И старый волшебник сказал горбатому старику, который сидит в середине луны и плетет рыболовную сеть, надеясь со временем поймать весь мир.
Эй, лунный рыбак, ты играешь с морем?
Нет, - ответил рыбак. - Я плету сеть и с ее помощью поймаю мир; но с морем я не играю. - И он продолжал свое дело.
Надо тебе сказать, что на луне сидит еще и крыса, которая так же быстро перегрызает шнурок, как рыбак плетет его, и старый волшебник сказал ей:
Эй ты, лунная крыса, ты играешь с морем?
Крыса ответила:
Я слишком занята, чтобы играть с морем; мне постоянно приходится перегрызать сеть, которую плетет этот старый рыбак. - И она продолжала грызть нитки.
Вот маленькая девочка, сидевшая на плече сына Адама, протянула свои мягкие маленькие темные ручки, украшенные браслетами из раковин, и сказала:
О, старейший волшебник, когда мой отец разговаривал с тобой в самом начале, а я через его плечо смотрела на игры животных, одно непослушное создание убежало в море раньше, чем ты заметил его.
Старый волшебник проговорил:
Как умны маленькие дети, которые видят и ничего не говорят. Что же это за зверь был?
Маленькая девочка ответила:
Он круглый и плоский; его глазки сидят на палочках; бежал он боком, вот так, вот так, - она показала как, - на спине у него толстая прочная броня.
Тогда волшебник сказал:
Как умны дети, которые говорят правду! Теперь я знаю, куда ушел Пау Амма, лукавый краб. Дайте-ка мне весло.
Он взял весло, но грести ему не пришлось, потому что вода все бежала мимо островов и несла челнок, пока не принесла его к месту, которое называется Песат Тасек - сердце моря. Песат Тасек - большая подводная пещера, и ведет она в самую сердцевину мира; в ней растет чудесное дерево, Паух Джангги, на котором растут волшебные орехи-двойчатки. Старейший волшебник опустил руку до самого плеча в глубокую, теплую воду и под корнями чудесного дерева нащупал широкую спину Пау Аммы, лукавого краба. Почувствовав прикосновение, Пау Амма завозился, и поверхность моря поднялась, как поднимается вода в чашке, в которую ты опустишь руку.
Ага, - сказал старый волшебник. - Теперь я знаю, кто играл с морем. - И он громко закричал: - Что ты тут делаешь, Амма?
Сидевший в глубине Амма ответил:
Раз днем и раз ночью я выхожу для пропитания. Раз днем и раз ночью я возвращаюсь к себе. Оставь меня в покое.
Слушай, Пау Амма, когда ты выходишь из пещеры, воды моря вливаются в Песат Тасек и берега всех островов обнажаются; маленькие рыбы умирают, а у раджи Моянга Кебана, короля слонов, ноги покрываются илом. Когда ты возвращаешься обратно и прячешься в свою пещеру, воды моря поднимаются, половина маленьких островов исчезает в волнах, море окружает дом сына Адама и пасть раджи Абдулаха, короля крокодилов, наполняется соленой водой.
Здесь нарисовано, как Пау Амма, краб, поднимается из моря; ростом он больше дыма трех вулканов. Я не нарисовал трех вулканов, потому что Пау Амма был так велик, что занял все место. Пау Амма старается колдовать, но он только глупый краб-король и ничего не может сделать. Ты можешь видеть, что Амма состоит из ног, когтей и пустого щита. Нарисованный челнок тот самый, в котором человек, его маленькая дочка и старейший волшебник уплыли из устья реки Перак. Море черное; оно волнуется, потому что Амма только что поднялся из Песат Тасека, Песат Тасек в глубине, поэтому я и не нарисовал этой пещеры. Человек размахивает своим кривым ножом, крисом, и грозит им Амме. Его маленькая дочка спокойно сидит в середине челна. Она знает, что она со своим папой и, значит, с ней ничего не случится. Старейший волшебник стоит на другом конце челна; он только начинает колдовать. Свой волшебный трон он оставил на берегу и снял с себя платье, чтобы челнок не опрокинулся. Вещь, которая походит на другой маленький челнок снаружи настоящего челнока, называется поплавок. Это - нечто иное, как длинный кусок дерева, прикрепленный к палочкам; штука эта не дает челноку опрокидываться. Челн выдолблен из ствола дерева; на одном его конце ты видишь короткое весло.
Услышав это, сидевший в глубине Пау Амма засмеялся и сказал:
Я не знал, что я такая важная особа. С этих пор я буду выходить из пещеры по семь раз в день, и море никогда не будет спокойно.
Тогда старый волшебник сказал:
Я не могу заставить тебя, Амма, играть в ту игру, которая тебе назначена, потому что ты убежал от меня в самом начале; но, если ты не боишься, всплыви, и мы потолкуем.
Я не боюсь, - ответил лукавый Амма и поднялся на поверхность моря, освещенного луной.
В то время в мире не нашлось бы ни одного существа ростом с Пау Амма, потому что он был король всех крабов; не обыкновенный краб, а краб-король. Один край его большого щита дотрагивался до берега Саравака, другой - до берега подле Пеханга, и он был крупнее дыма трех вулканов. Поднимаясь между ветвями чудесного дерева, Амма сбил один из больших орехов - волшебный орех-двойчатку, который дает людям молодость, маленькая дочка человека увидела, как орех выглядывал из воды, проплывая мимо челнока, втащила его в челн и своими маленькими золотыми ножницами принялась вынимать из скорлупы мягкие ядрышки.
Теперь, - сказал волшебник, - поколдуй, Пау Амма, и покажи нам, что ты действительно важное существо.
Пау Амма завращал глазами, задвигал ногами, но смог только взволновать море... Ведь краб-король был только краб, и больше ничего. Старейший волшебник засмеялся.
В конце концов, ты уж не такая важная персона, - сказал он. - Теперь дай-ка я поколдую.
И старый волшебник сделал магическое движение своей левой рукой; нет, только мизинцем левой руки. И что же вышло, моя душечка? Твердая синевато-зелено-черная броня упала с краба, как волокна падают с кокосового ореха, и Амма остался весь мягкий-мягкий, как маленькие крабы, которых ты, моя любимая, иногда находишь на песчаных отмелях.
Действительно, велика твоя сила, нечего сказать! - заметил старейший волшебник. - Что мне сделать? Не попросить ли вот этого человека разрезать тебя крисом? Не послать ли за королем слонов, чтобы он проткнул тебя своими бивнями? Или не позвать ли короля крокодилов, чтобы он укусил тебя?
Пау Амма отвечал:
Мне стыдно. Отдай мне мою твердую скорлупу и позволь уйти обратно в пещеру; тогда я буду выходить из нее всего раз днем и раз ночью, и только за пищей.
Но старейший волшебник сказал:
Нет, Амма, я не отдам тебе назад твоей брони, потому что ты будешь расти, делаться все больше, все сильнее и мало-помалу набираться новой гордости. Потом ты, может быть, позабудешь о своем обещании и снова примешься играть с морем.
Пау Амма сказал:
Что же мне делать? Я так велик, что могу прятаться только в Песат Тасеке, и, если я пойду куда-нибудь в другое место, такой мягкий, каким ты сделал меня, акулы и другие рыбы съедят меня. Если же я отправлюсь в Песат Тасек, такой мягкий, каким ты меня сделал, я, правда, буду в безопасности, но не посмею выйти наружу за пищей и умру от голода. - И он задвигал своими лапами и заплакал.
Послушай, Пау Амма, - сказал ему старейший волшебник. - Я не могу заставить тебя играть так, как хотел, потому что ты убежал от меня в самом начале; но, если ты хочешь, я сделаю все ямки, все кустики морской травы, все камни в море безопасными приютами для тебя и для твоих детей.
Это хорошо, - сказал Пау Амма, - но я еще не решился. Посмотри, с тобой человек, с которым ты разговаривал в самом начале. Если бы ты не обратил на него такого внимания, мне не надоело бы ждать, я не убежал бы и ничего не случилось бы. Что сделает для меня он?
Тогда человек сказал:
Если хочешь, я поколдую, тогда и глубокая вода, и сухая земля станут приютами для тебя и для твоих детей; вы будете прятаться и на суше и в море. Хочешь?
Амма ответил:
Я еще не решил. Смотри, вот девочка, которая в самом начале видела, как я убежал. Если бы она тогда заговорила, волшебник позвал бы меня обратно, и ничего не случилось бы. Что сделает для меня она?
Маленькая девочка сказала:
Я ем славный орех. Если хочешь, Амма, я поколдую и отдам тебе ножницы, эти острые и прочные ножницы, чтобы ты и твои дети могли есть кокосовые орехи, когда вы из моря выйдете на землю; ножницами вы будете также устраивать для себя Песат Тасеки, если вблизи вас не окажется ни камня, ни ямки; когда же земля будет слишком жестка, вы с помощью этих же ножниц будете подниматься на деревья.
Но Пау Амма сказал:
Я еще не решил. Ведь мне, такому мягкому, ваши дары не помогут. Старейший волшебник, верни мне мою броню; тогда я буду играть, как ты мне укажешь.
Старейший волшебник сказал:
Я отдам тебе твою броню, Амма; носи ее одиннадцать месяцев в году, но на двенадцатый месяц каждого года она будет делаться снова мягкой, чтобы напоминать тебе и всем твоим детям, что я могу колдовать, а также, чтобы ты не зазнавался; ведь я вижу, что раз ты будешь бегать и под водой и по земле, ты сделаешься слишком смел; если же кроме этого научишься взбираться на деревья, разбивать орехи и вырывать норки ножницами, ты станешь слишком жадным, Амма.
Краб Амма подумал немножко и ответил:
Я решился, я беру все ваши дары.
Тогда старейший волшебник поколдовал правой рукой, всеми пятью пальцами правой руки, и смотри, что случилось, моя милая! Пау Амма стал делаться все меньше, меньше и меньше, наконец, остался только маленький зеленый краб. Он плыл по воде, рядом с челноком и тонким голоском кричал:
Дай же мне ножницы!
Маленькая дочка человека поймала его ладонью своей коричневой ручки, посадила его на дно челна и дала ему ножницы; он помахал ими в своих маленьких лапах; несколько раз открыл их и закрыл, щелкнул ими и сказал:
Я могу есть орехи. Я могу разбивать раковины. Я могу рыть норы. Я могу взбираться на деревья. Я могу дышать среди сухого воздуха, я могу находить безопасные убежища под каждым камнем. Я не знал, какое я сильное существо. Кун?
Пайа кун, - сказал волшебник. Он засмеялся и благословил краба, маленький же Пау Амма быстро пробежал по краю челнока и соскочил в воду. Он был так мал, что на земле мог скрыться в тени сухого листа, а на морском дне в пустой раковине.
Хорошо я сделал? - спросил волшебник.
Да, - ответил человек. - И теперь нам нужно вернуться в устье реки Перак, но грести туда утомительно. Если бы мы дождались, чтобы Пау Амма вернулся в свой Песак Тасек, вода отнесла бы нас.
Ты ленив, - сказал старейший волшебник. - За это и твои дети будут ленивы, они будут самым ленивым народом на земле. - И он поднял палец к луне, сказав: - О, рыбак, смотри: этому человеку лень грести до дому. Отведи своей сетью челнок к его родному берегу, рыбак!
Нет, - ответил сын Адама, - если мне суждено лениться всю жизнь, пусть море дважды в день работает за меня. Это избавит меня от необходимости грести и коротким веслом.
Волшебник засмеялся, сказав:
Очень хорошо.
Крыса на луне перестала грызть сеть; рыбак отпустил свою бечевку так низко, что она дотронулась до моря; и вот лунный старик потащил глубокое море мимо острова Бинтанга, мимо Сингапура, мимо полуострова Малакки, мимо Селангора и, наконец, челнок вошел в устье реки Перак.
Кун? - спросил рыбак с луны.
Пайа кун, - сказал волшебник. - Смотри же, теперь всегда два раза днем и два раза ночью води за собой море, чтобы малайские рыбаки могли не работать веслами. Только смотри, не делай этого слишком резко, не то я обращу свои чары против тебя, как я сделал это с Пау Аммой.
И они поплыли вверх по реке Перак и пошли спать, моя любимая.
Теперь слушай хорошенько!
С того самого дня до нынешнего луна всегда водит море к земле и от земли, делая то, что мы называем приливами и отливами. Иногда лунный рыбак тащит море слишком сильно, и тогда у нас бывает весеннее наводнение; порой он слишком мало поднимает море, и тогда вода стоит низко, но почти всегда он работает старательно, помня угрозу старейшего волшебника.
А что же стало с крабом Аммой? Когда ты бываешь на морском берегу, ты можешь видеть, как его детки устраивают себе маленькие Песат Тасеки под камнями, под кустами травы на песке; можешь видеть, как они машут своими маленькими ножницами. В некоторых далеких странах они, действительно, всегда живут на суше, поднимаются на пальмовые деревья и едят кокосовые орехи, все, как обещала королю-крабу маленькая дочка человека. Раз в год Аммы сбрасывают с себя свою твердую броню и становятся мягкими; это происходит для того, чтобы они помнили о власти великого волшебника. В это время нехорошо убивать или ловить детей Аммы, ведь они становятся беззащитными только потому, что старый Пау Амма однажды, очень давно, был груб со старым волшебником.
Так-то! Дети краба Аммы терпеть не могут, чтобы люди вынимали их из норок, унося к себе домой в банках из-под разного соленья, и заливали спиртом. Потому-то они так жестоко щиплют тебя своими ножницами, и поделом.
Джозеф Редьярд Киплинг - МОРСКОЙ КРАБ, КОТОРЫЙ ИГРАЛ С МОРЕМ , читать текст
См. также Джозеф Редьярд Киплинг (Rudyard Kipling) - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :
Моти-Гадж, мятежник
Перевод М. Клягиной-Кондратьевой Жил-был некогда в Индии один плантато...
МОТЫЛЕК, КОТОРЫЙ ТОПНУЛ НОГОЙ
Перевод Е. М. Чистяковой-Вэр Слушай, моя деточка, слушай хорошенько; я...
Ироническое представление по мотивам романа Даниэля Дэфо «Робинзон Крузо»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Робинзон.
Попугай.
Отец.
Мать.
Б р ат (М э р).
Дженни.
Матросы:
Задумчивый,
Жалостливый,
Деловой.
Людоеды:
Задумчивый,
Жалостливый,
Деловой.
Пятница.
Капитан.
Горожане, дикари, попугаи, друг и е матросы.
АКТ ПЕРВЫЙ
ПАМЯТНИК
На площади собираются Отец, Мать, Дженни, Капитан, Брат (Мэр) Пятница, граждане Йоркшира. На первом плане Попугай, он репетирует.
Попугай, Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка! (Заглядывает в шпаргалку.) Прожившего двадцать во-семь лет у берегов Америки на необитаемом острове! Неужели и на этот раз не смогу выступить без бумажки, такое ответственное мероприятие... (Отходит, перечитывая шпаргалку.)
О т е ц. Наш сын стал героем...
М а т ь. А помнишь, мы еще думали, нужен ли нам второй ребенок... Какой тяжелый парик - все ради него...
М э р (многозначительно). Я надеюсь, сегодня ничего из ряда вон...
Капитан. Робинзон успокоился навек.
Пятница. Как красиво! Робинзон стал богом? Он уже бог?
Капитан.Робинзон стал памятником. Он стал бронзовым. ЗАБРОН-ЗОВЕЛ, понимаешь?
П я т н и ц а. Сколько знамен! А ему будут молиться?
Капитан. Нет, он просто памятник.
П я т н и ц а. Он мертвый. Надо молиться и танцевать!
М э р. Объявляем на шесть, начинаем в семь... Никакого порядка.
Д ж е н н и (заботливо). Надо было подлиннее ленточку, твой Брилли-антовый орден плохо видно.
Попугай (бормочет), И тогда воскликнул Робинзон: в муке душевной клянусь: если господу богу будет угодно оставить меня в живых, я тотчас вернусь к отцу, последую его советам и никогда больше не подвергну себя подобной опасности!
Пятница. А сегодня зарежут кого-нибудь?
Капитан. Что?!
П я т н и ц а. Надо жертву... кровь... мясо... Праздник!
К а п и т а н. В жертву принесли Робинзона.
Голоса. Идут... наконец-то... где цветы... потом цветы... не толкай-тесь, женщина... как живой... и не похож вовсе... уберите спину... ура, Робинзону!
Пятница. Молиться надо, страшно!
М а т ь. Теперь то он никуда не уплывет...
М э р. Во всем должен быть порядок... Леди и джентльмены! Сегодня вы собрались здесь, чтобы открыть памятник Робинзону, который в веках прославил наш скромный Йоркшир и еще при жизни своей стал памятни-ком! О замечательной и во многих отношениях поучительной судьбе Ро-бинзона расскажет его старший друг и наставник, вице-президент Фонда Большой Морали доктор Ара! (Почтительные аплодисменты.)
Попугай. Нет на земле никакого более действенного пути для исправления человеческой испорченности, как правильное воспитание юношества. Соломон, исследовавший все лабиринты человеческих заб-луждений и выразивший жалобу на то, что превратного нельзя исправить и недостатков нельзя исчислить, все же - наконец - обращается к юно-шеству... (Робинзон зевает, Мэр укоризненно смотрит на Отца, Отец свирепо глядит на Робинзона, Мать - умоляюще.) Он говорит: "Наставь юношу при начале пути его, и он не уклонится от него даже когда соста-рится". Леди и джентльмены! Да послужит делу воспитания юношества этот памятник! (Восторженные аплодисменты.) Детям своим расска¬жем, как молодой человек, находясь в адском плену своих измышлений, покинул отчий дом и отправился в мир сует и соблазнов! (Робинзон смот¬рит на Попугая внимательно. Тот продолжает с отчаянностью.) Великие силы, оберегающие юные растения от засухи и погибели, милостиво обо¬шлись с заблудшим отроком, дав ему время обдумать свои поступки и раскаяться в них!
Робинзон медленно и тяжело сходит с пьедестала, в голосе его металлические нотки.
Робинзон. Каналья! Кого вы слушаете? Это же попугай!
О т е ц. Твое воспитание!
Пятница. Живой! Страшно! Бог!
Капитан. Браво.
Попугай. Леди и джентльмены... Господин мэр...
М э р (Попугаю). Отойдите, вы не справились! Мы вам доверили, а вы...
Д ж е н н и. Робинзон, встань на место!
Робинзон. Попугая в клетку!
М э р (громко). Глубокочтимый сэр Робинзон! (Тихо.) Робин, ты всех нас подводишь, не валяй дурака... (Громко.) У него есть диплом, есть полномочия, ему поручили! Чтобы оскорблять доктора Ару, нужно иметь соответствующие прерогативы...
Р о б и н з о н. Но я не могу позволить, чтобы он сочинял про меня всяческие небылицы!
Попуга. Научись вежливости сначала!
М э р (Попугаю, злым шепотом). Героев нужно терпеть! (К толпе.) Как я понимаю, данная ситуация определяется разногласиями между Робинзоном, который ожил, и доктором Арой, добросовестным и ответственным докладчиком. Мы этот доклад читали... в целом разделяем… хотя… и не-ужели сейчас все вместе, коллегиально, не найдем удобного решения?
Робинзон. Для этого нужно начать все сначала!
Капитан, Хорошо бы... с самого начала.
Пятница. Только не это, не надо, плохо!
О т е ц. Ну, уж если с самого начала...
М э р. Успокойтесь, мы никого не обидим! Просто поступило предло-жение начать все сначала, и это вовсе не значит, что мы посягаем... Док¬тор Ара расскажет нам...
Робинзон. Почему опять он?!
Попугай. Потому что я - единственный объективный свидетель, истина в первой инстанции! Я ничего не добавляю от себя. Пусть я Попу-гай - но бессмертный, трансцендентальный, метафизический. Все фи-лософы мира работали на меня! А ты опять что-нибудь выдумаешь!
М э р. И ведь он имеет документально подтвержденные права...
Р о б и н з о н. Пусть. Пусть произносит свои речи, а я буду жить так, как жил! И пусть нас рассудят.
М э р. Это рискованный путь... С одной стороны - мнение специалис¬та, а с другой стороны - легковерная человеческая масса... Возникнут сплетни и подозрения.
Робинзон. Тогда я просто уйду!
М э р. И это правильно... (Попугаю.) Выпутывайтесь сами! Леди и джен-тльмены! Общим рассуждением мы пришли к выводу, что нужно начать с самого начала. Это интересный и оригинальный путь, а если у кого есть другие соображения - то в рабочем порядке... Прошу!
Попугай. Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона, про-жившего двадцать восемь лет на необитаемом острове у берегов Амери¬ки в устье реки Ориноко!
Аплодируя, публика расходится.
Но еще раньше Робинзон был молод, жил дома, а занимался под моим руководством на Кафедре педагогики и морали. Обязанностью слушате-лей были публичные лекции в различных учреждениях нашего города. В тот злополучный день Робинзон вызвался прочесть лекцию в морском порту - до сих пор не понимаю, зачем ему это было нужно...
Р о б и н з о н. А мне надоели студии художественного вязания, кружки меломанов, объединения да вкусам и интересам! В конце концов, все они - одни и те же десять бездельников и болтунов!
Дженни. Ну-ну, не так горячо! Ты вспомни, что получилось у тебя в порту - ведь я была рядом!
П о п у г а й. Хе-хе, вспомним...
Действие переносится на 28 лет назад. Публичный зал морского порта.
Робинзон читает лекцию, его слушают матросы и Капитан, рядом с ним -
Попугай и Дженни. (Пока идет перестановка, звучит песня.)
Когда над островом дожди, Ты в теплой хижине проснись, свои тропинки обойди, в сырой траве не поскользнись.
Мерцают острые углы,
задавлен тучами простор,
ты под навесом у скалы
зажги костер, зажги костер.
Ночь первобытная сыростью древней дышит,
выжги из сердца жалобу, стон и страх,
жизни далекие - в пламени близком - слышишь?
Красное - олово, белое - золото, черное - прах.
И всех живущих на земле,
и всех являвшихся во сне,
ищи не в море, не во мгле,
ищи в огне, в огне, в огне,
они глядят издалека,
они сгорают и опять:
судьба костра - невелика,
судьба огня - не угасать.
или забудет - этого нам не узнать.
Наша судьба - судьба костра, - погаснуть,
но наша судьба - судьба огня - не угасать.
В ПОРТУ
В одежде, в интонациях, в позах - резкий контраст с первой сценой: это
морской порт. Испуганный Попугай жмется к Робинзону, В Дженни борются
страх и нездоровое любопытство...
Робинзон....И хотя я говорю от имени Фонда Большой Морали, я не буду вспоминать сегодня нравственные искания Марка Аврелия, не буду цитировать Плиния Старшего...
Д е л о в о й. Вот это правильно!
Робинзон.Человеческая мысль достигла ныне более значительных результатов, и один из главных выводов современного мировоззрения: не так мы живем!
Деловой. Потолок протекает, а ром подорожал!
Попугай. Куда тебя несет, закругляйся!
Дженни. Настоящие вер-те-пы... жуть! Как интересно!
Робинзон. В том ли смысл жизни, чтобы иметь много денег? Нет, если у кого-то денег много - значит, у другого их нет вовсе!
3 а д у м ч и в ы й. А сколько стоит твой цилиндр?
Робинзон. Я хочу вам рассказать о величайшей книге наших дней, это книга о городе, который назевается ГЕЛИОПОЛИС...
Деловой. Нет такого города!
Робинзон. Это город, в котором все равны, нет сытых и нет голод-ных. В Гелиополисе - другая, нестоящая жизнь... Там торжествует Боль-шая мораль...
Проходит накрашенная девица, свист, матросы поднимаются один за другим
и уходят.
Дженни. Что это за красотка... Ага, вот с кем развлекаются наши мужья! Да тут при-то-ны... Вот завтра порасскажу?
Попугай. Какие необдуманные легкомысленные слова!
Робинзон. Я понимаю, что к этой мысли так сразу привыкнуть трудно … Но не пить ром, не курить табак...
Деловой. Сам дурак!
Жалостливы й. А вы бы сплясали, сплясали бы, все бы обошлось...
Зал пустеет, остается один Капитан.
Робинзон. Какой стыд! Идем домой!
Капитан. Распишитесь в ведомости. Все-таки вы трудились.
Робинзон. Не буду, не надо, ничего не вышло!
Капитан. Ну почему же, мне понравилось, а матросы... ну что матросы? А дело все-таки сделано. Я вам и отзыв напишу.
Робинзон. Какой отзыв?! Не надо!
Попугай. Пишите, пишите, капитан, я ему потом все объясню.
(Капитан пишет отзыв.)
Дженни. Капитан...но почему же все-таки они такие... нетерпе-ливые?
Капитан. Они скоро пойдут на дно, у них мало времени.
Робинзон. Почему на дно?
Капитан. В моем гороскопе записано, что я утоплю тринадцать кораблей. Двенадцать я уже утопил, а завтра опять уходим...
Робинзон. И они - знают? И - с вами?
К а п и т а н. Им некуда деваться. Это такое... их не повесили до сих пор только потому, что уверены: вот-вот я их утоплю.
Робинзон. Красиво... Почему вы не написали правду: все ушли из зала?
Попугай. Чего тебе еще надо?! Это же подвиг - твой подвиг -выступать здесь! А они ушли - им хуже!
Д ж е н н и. Когда ты станешь взрослым, Робинзон? Даже я все поняла! Спасибо, Капитан.
Капитан. Надо служить. Прощайте.
Робинзон. Возьмете меня с собой?
Капитан. Завтра в шесть. (Уходит.)
П о п у г а й. Вы отвлеклись от написанного текста, и поэтому я не могу поставить вам зачет. А следующую аудиторию я выберу для вас сам. Ни-чего, не переживайте, в конце концов, у вас все получится. (Отходит в сторону.)
Д ж е н н и. Им же все равно тонуть, а деньги пропадают! Чего ты не понимаешь?
Робинзон. Я все понял.
Дженни. Пожалуйста, не дуйся, никто тебе не виноват! Приходи ночью на пляж, будут все наши! Жуть!
Робинзон. Что они все, глухие, что ли? (Уходит.)
Попугай. Вот он, матерьяльчик для моей фундаментальной статьи: "Моральные и этические эквиваленты в экстремальных параметрах" или "Как не надо жить"! Молодцом, Робинзон, я еще на тебе магистерскую напишу! (Пишет.) Вступление обычное... цитаты, тема... Выводы обыч¬ные. Посмотрим, что дальше... (Уходит.)
ДОМА
В задумчивости стоит Робинзон над раскрытым походным сундуком. Перед его мысленным взором проходят м а тросы.
Матрос ы:Матроса на корабль приволокут,
за капитаном явятся а карете,
и только за тобой не побегут,
ведь никому не нужен ты на свете!
Коллекцию кораллов ты собрал
и радуешься этому, дружище,
но лучше поищи такой коралл,
который - вдруг! - пропарывает днище.
Отмеряй с нами хоть полсотню миль,
отведай соль морей и приключений,
а если вдруг, а если оверкиль,
то - не бывает славы без крушений!
И если захотел ты кем-то стать
и меж людей свое прославить имя,
ты в этот час не должен опоздать,
спеши на пристань - ножками своими!
Исчезают воображаемые матросы, появляется натуральный Отец с пачкой газет.
Отец (споткнувшись о сундук, но не заметив его). Ты читал свежие газеты, Робин? Приучайся читать их каждый день, со временем это ста¬нет необходимостью. В Африке на экваторе выпел снег! Поразительно! И хотя бы в декабре, а то в августе. Снег на экваторе... что-то случилось с нашей планетой... (Усаживается в кресло и дремлет. Появляется Мать.)
Мать, Робушка, Робуля, взгляни на эти цветы. Какая пикантность в соединении розы с нарциссом. А вот гвоздику нужно ставить отдельно. Это удивительно, но прекрасный аромат розы убивает гвоздику!
Робинзон. Неужели?! (Демонстративно подвигает ногой сундук, но Мать обходит его, не обратив внимания. Появляется Брат.)
Брат. Два батальона! Наши генералы обленились и зажирели! Дайте мне два батальона и я пройду эту Гишпамию вдоль и поперек, они отучат-ся шалить в наших колониях!
Мат ь (испуганно). Успокойся, пожалуйста, не волнуйся так... Ну, где же мы возьмем тебе два батальона?
Ore ц. Должен сказать тебе, что лорд Монтгомери...
Бра т. Когда это было! А наше поколение - в тени, вот в чем вопрос. (Перешагивает через сундук, не замечая.)
Робинзон. Может быть лучше все-таки три?
Брат. Хватит и двух! Порядка нет, вот в чем дело! (Влетает Дженни.)
Дженни. Робинзон, ты почему ночью не пришел на пряж? Кошмар! Кольца, бриллианты разбросали по песку, половина потерялась, а весе¬ло было! Резвились так, что у меня до сих пор синяки! Вот смотри...
Брат. Мне бы показала, я оценил бы.
Робинзон. Боже, как мне все это надоело!
Брат. Ты о чем?
Мать. Что случилось, Робуля?
Р о б и н з о н. Не могу,.. В голове жужжание какое-то от всего этого... Как темно и скучно тянется мои век; понедельник, вторник, среда и четверг. Мысли и желания сковывает лень. Пятница, суббота и воскресный день. Летом - серый дождик, а зимою - снег. Понедельник, вторник, среда и четверг. Как же мне рассеять этой ночи тень?
Пятница, суббота и воскресный день! Дженни. Робинзон закатывает скандал!
Отец. Тебе предлагали место в банке, ты отказался, а, между про¬чим, не каждому дано...
Мать. Обязательно надо довести до ссоры? Б р а т. У меня в полку есть вакансия... Робинзон. Поздно. Я решил уехать. Мать. Куда?
Отец. Выбрось это из головы!
Брат. Зачем уезжать куда-то? Наш полк стоит в Йоркшире... Дженни. Что у тебя в сундуке?! (Переворачивает сундук, вывалива¬ются вещи.) Ты от меня решил сбежать?
Робинзон. Я все сказал, Я буду моряком. А потом... Там видно будет.
О т е ц. Но отчего? Почему? Зачем?
Робинзон. От скуки.
Б р а т. От скуки?
В с е. От скуки, от скуки, от скуки!
Гром пушек, пальба из базуки! И ласковый голос подруги И арфы небесные звуки? Работою занял бы руки от скуки, от скуки, от скуки! Скучает солдат по маневрам! Скучает бедняк по монетам! Твои же печали - от нервов, Будь средним, не надо быть первым, Поверь нам, поверь нам, поверь нам! Мы скоро раскроем штандарты -Вперед, перекраивать карты! Подучим немного, и сам ты Контакты поймешь и контракты! А ласковым голос подруги? А покер и винт на досуге? А в битву - красавцам корнетом? Но главное все же при этом:
Будь средним, не надо быть первым. Поверь нам, поверь нам, поверь нам! Отец. Ты молод и беспечен! А тысячи людей погибают от голода и холода на жизненных путях, потерпев крушение по собственному не ра¬зумению...
Робинзон. Но в Африке выпал снег! Вперед, спасать Африку! (Кла,цет сюртук в сундучок.)
М а т ь. Ты вспомнишь о домашнем тепле, о нашей оранжерее... Р о б и н з о н. Но джентльмену не пристало поливать цветы! (Кладет кинжал.)
Брат. Тебя бы к нашему капралу в обучение...
Р о б и н з о н. Но испанцы хозяйничают в наших колониях! В путъ\(Кла¬дет ром.)
Дженни. Ты бросаешь меня?
Р о б и н з о н. Ты прекрасная девушка, Дженни, но прекрасный аромат розы убивает гвоздику! Поймите: иначе я сойду с ума. Думать об одном, а делать другое, мечтать о подвигах - и нежиться в постели? Нет! Хватит! (Закрывает сундук.) Пора! Меня ждут в порту! (Оставляет родных в рас-терянных позах.)
П о п у г а й. А мне что делать? Я же учитель, а не слуга! Не могу же я бегать за ним! Но вдруг он уплывет, а моя магистерская... Такой матери-ал, такие скандальные факты! Да, играть - тек играть по крупной.., Не¬большая прогулка, а потом все станет на свои места. Подожди, Робин¬зон! (Убегает.)
Отец. Кто бы мог подумать... По арифметике только на отлично.
М а т ь. Не успели женить!
Дженни. Даже не обручились!
Брат. Хлебнет соленого. (Все образуют печальный полукруг.)
Все. Куда, куда уехал Робинзон?
Куда уплыл бродяга Робинзон?
Злосчастный Робин, что покинул он?
х, бедный парень, что отыщет он?
Или, Крузо, отчим дом - обуза?
Или жизнь тебе не дорога?
Ты помнишь слезы старого отца?
Ты, Робин, не послушался отца!
Ты крошку Дженни бросил, Робинзон,
Тебя забудет Дженни, Робинзон!
Крузо, Крузо, Робинзон Крузо!
Не лучше ль посидеть у комелька?
Или, Крузо, отчий дом - обуза,
Или жизнь тебе не дорога?
Забудь свои круизы, Робинзон,
Вернись домой и будешь ты спасен!
Эй, Крузо, даль тревожна и темна!
Ох, круто разыграется волна!
Крузо, Крузо, берегись крушенья!
Робинзон Крузо, нет тебе спасенья!
БУРЯ
Робинзон точит якорь. Попугай пишет. Матросы ехидно посмеиваются.
Деловой. Выносливый малый.
Жалостливый. Какие мы все-таки нехорошие люди!
Задумчивый. Но и тысячу лет назад простосердечные люди точили якоря, потому что мир несправедлив.
Капитан (подходя). Что вы делаете, сэр?
Робинзон (озабоченно). Точу якорь?
К а п и т а н. Не нужно.
Робинзон. Почему же? У меня нет сословных предрассудков, и я хочу пройти настоящую трудовую школу.
К а п и т а н. Я не об этом.
Робинзон. Ао чем? Что такое? (С изумлением глядит на якорь.) Что я делаю?!
К а п и т а и. Вы точите якорь, сэр.
Робинзон. Зачем?!
Капитан. Чтобы помочь бедным труженикам моря, я так полагаю.
Попугай (отвлекаясь от бумаг). Что такое? Почему нельзя точить якорь? (Под внимательным взглядом капитана ретируется.) А, понимаю, поникаю... Чтобы не повредить морское дно!
Робинзон. Видели бы меня за этим занятием! А еще такое письмо отправил!
Капитан. Что же вы написали своим родным, сэр?
Робинзон. Многое... Но некоторые положения должны быть вам близки...
Капитан. Любопытно.
Робинзон, Я помню наизусть. Прочесть?
Капитан. Пожалуй... если хватит времени.
Высвечивается дом Робинзона, Отец, Мать, Брат, Дженни.
Отец. Прочтите еще раз, что пишет мой младший сын.
Брат (читает). В юности я читал прекрасные книги и воспринял вели-кие мысли. Но нигде вокруг я не видел, чтобы они воплощались в дело: люди, способные понять эти мысли, не умеют и не хотят работать, а люди, привычные к труду, не способны к истинному мышлению,..
Робинзон. И поэтому цель моей жизни заключается отныне а том, чтобы соединить великие мысли мелкие житейские заботы в одно целое!
Мать. Не понимаю: о чем это?
Капитан. Браво! Но торопитесь: времени мало...
Робинзон. Дорога моя изобиловала приключениями и тревогами. Но в результате мне стали ясны многие тайные рычаги довольства и обо-гащения. Уже сейчас я могу приобрести плантации в Бразилии и обеспе-чить доход, в семнадцать раз превышаюш,ие доходы всем нашем семьи!
Б р а т. Я радуюсь его успехам.
Капитан. Приближается буря.
Робинзон. Но разве это достойная цель? Нет, вместе с друзьями
мы составим единую силу, которая будет противостоять этому неспра-ведливому миру!
Отец. Не деловой человек.
К а п и т а н. Приближается буря!
Робинзон. Мы на экспериментальной основе утвердим иные зако¬ны политэкономии, морали, права, новые принципы общественных дого-воров!
Д ж е и н и. И не слова о браке!
К а п и т а н. У вас хороший слог. Если мы останемся живы, вы мне поможете написать финансовый отчет. Боцман! Всех наверх, приближа-ется буря!
Робинзон. А еще я написал матери... мама...
Буря.
Жалостливый. Господи, помилуй нас, иначе мы все погибли! Деловой. Вода в трюме! К а п и т а н. У насосов, пошевеливайся! Деловой. Насосы не пашут! Капитан. К берегу! Три румба влево!
Задумчивый. Господи, помилуй нас, иначе мы все погибли. Деловой. Мачта ушла! Кап и т а н. Фок-мачту за борт!
Жалостливый. Какой ужас! Мы никогда не видели такого! Задумчивый. Не придуривайся! Буря, буря... голубой бред,.. Капитан. Боцман, шлюпку! Да побыстрее, бушприт в твои нежнее кости!
Деловой. Господи, помилуй, иначе мы все погибли! Задумчивый. Пора... Я пошел домой! Деловой. Один матрос пошел домой!
Калита н. Нервы слабые. Покинуть борт! По одному, без паники, в шлюпку! Ну что, Робинзон, приятно подставить грудь неистовым ветрам? Р о б и н з о н. Но мы погибаем!
Капитан. Дело случая. Ноты правильно жил. Это главное. Эй, рвань подлая, вы все правильно жили, и отпускаю вам грехи ваши! Ха-ха!!! Матрос ы. Ты в Африку не едешь, чтобы слон
не отдавил тебе случайно ногу?
Но на тебя обрушится балкон,
и вспомнишь ты об Африке, ей богу!
Сто тысяч разных книг перечитав,
ты мыслишь глубоко и величаво,
но вдруг тебя придавит книжный шкаф
на именинах антиклерикала?
И знание, и целый мир идей - ты много нес,
но много ли ты вынес?
Разгонит пьяный кучер лошадей
и разлетится в щепки твой омнибус!
И прекратится твой унылый путь,
и понесут в болото серый ящик,
не лучше ли разочек утонуть
не где-нибудь, а в море настоящем?
Ха-ха,
Какая чепуха!
Капитан. Господи, помилуй нас. иначе мы все погибли!
В с е. В шлюпку! По одному! Без паники! В шлюпку! (Убегают, Робинзон остается один.)
Капитан. Робинзон, прыгай в шлюпку!
Р о б и н з о н. Не умею!
Капитан. Прыгай!
Робинзон. Боюсь! (Падает у мачты.)
Брат (читает). И, в конечном счете, где-нибудь на необитаемом острове я построю тот Гелиополис, о котором мечтали умы великие, мечта¬ли от века! Вы увидите, как должны жить люди - свободные, красивые, добрые! Я это обещаю!
See в Йоркшире застывают в безмолвии, наблюдая приключений Робинзона.
ОДИН
Остров. На берегу моря лежит Робинзон, рядом с ним валяется его цилиндр.
Робинзон (медленно поднимаясь). Господи, что такое? Ничего не пойму... Как трещит голова! Вчера мы сидели с Даниэлем, потом пришел Вильгельм... Этот Вильгельм вечно принесет какую-нибудь гадость... Потом, кажется, пели... Ха-ха, какая чепуха... Вроде маленького шторма... Стоп! Неужели?! Разломало корабль, перевернуло шлюпку - и все это мне не приснилось, я не самом деле тонул?! Ни звука, ни голоса человеческого... Один, совсем один!
Оживают в его сознании родные лица.
Отец. Твоя история - не что иное, как деловой крах авантюриста. Я предлагал стать тебе кперком, но перспектива быть маленьким скром¬ным чиновником возмутила тебя! В море, в небесах и на земле Покарает божия десница, тех, кто видит в небе журавлей и не видит под рукой синицу. Где же твой журавлик? Не поймал?
Слуга (вскакивая). Люди гибнут за металл! (Движением хозяйской трости возвращен на место).
О т е ц. Я тебе построил светлый дом, зкипаж тебе купил на славу, скромным увеличивай трудом, что тебе принадлежит по праву. Но заботой ты пренебрегал... Слуга (тотже жест). Люди гибнут за металл!
Отец. Почему же выбрал ты удел
всяческих глупцов и недоучек, почему же ты не разглядел этих несомненных преимуществ? Кто тебя на этот путь толкал?
Слуга (то же). Люди гибнут за металл!
Р о б и н з о н. О, как ты был прав, отец! Только одно обстоятельство кажется мне не совсем резонным: не ради денег отправился я в это пла-вание!
Мат ь. У тебя слишком доброе сердце, Робуля. Но человеку твоего круга нельзя слишком долго общаться с докерами или там с матросами. Да и они не поймут твоей жертва, никогда не примут за своего, да еще и смеяться будут! Ну, где они все теперь, когда ты попал в беду?!
Глупый сын, зелено-молодо,
сказал: "Не в богатстве честь!
Я не хочу бриллиантов и золота
и пудинг не буду есть,
ваш пудинг не буду есть!"
Глупый сын отправился из дому,
куда глядели глаза,
в чужом краю, как ведется издавна,
его застала гроза.
Дождь и град остудили несчастного,
он до нитки промок,
никто не пришел из мрака ненастного,
никто ему не помог.
Бедный сын, зелено-молодо,
едва дошагал домой,
сказал: "Я пока обойдусь без золота,
но пудинг будет мой,
пусть он будет мой!"
Робинзон. Как ты была права, мама! Они не понимали меня, смеялись, оскорбляли! Но... если они все погибли, а я один - живой?
Дженни. Ты предал любовь!
Робинзон. Какую любовь?! Не было этого!
Д ж е н н и. А что же, по-твоему, было? А с кем я, умирая от скуки, ходила по концертным залам и картинным галереям?!
Вот новость! Отпирается нахал!
Гляди, нашел доверчивую дуру!
Ты целовал? Конечно, целовал!
Ты мне читал Петрарку и Лауру?
Читал, читал! Недаром голова
Еще болит от всяческих рассказов!
Так вот зачем слова, слова, слова -
Чтоб изменять?! Ты правильно наказан!
Робинзон (поднимает с земли свой цилиндр и бросает его в моpe. Плыви! Передай привет Дженни! Итак, судьба мне дала время осознать свои ошибки и раскаяться в них. Я всюду неправ!
Для потерпевших кораблекрушенье
есть камешки цветные в утешенье
и синие до горизонта воды,
и птицы райские, и солнца свет,
и травы нежные... Но почему же нет,
нет ощущения свободы?
Арапник, выбивающий ковры,
И тапочки домашние, и кресла -все это было скучно, глупо, пресно, до времени, как видно, до поры. Йоркширский дом, зеленый дворик мой, я звал вас комфортабельной тюрьмой, тюрьма вещей, условности - не боле. Чего же я не рад? Ведь я на воле! Я житель острова - без племени, без роду, и мне воспоминанья ни к чему. Я со звезды упал! Но я отдам свободу за рабство, за испанскую тюрьму, за цепь турецкую ~ о, только быть с людьми! Приди ко мне и жизнь мою возьми! П о п у г а й. Да, отныне твоя жизнь никому не нужна! Р о б и н з о н. Ты здесь? Зачем? Ты присутствуешь при большом человеческом горе, но тебе этого не понять.
Попугай. Есть камешки цветные в утешенье! Робинзон. Послушай, мы не в Йоркшире. Дома я терпел тебя, а здесь и шею могу свернуть. Зануда!
Попугай. Спасибо. Еле дождался благодарности от своего любимо¬го ученика...
Робинзон. Извини. Ноты метафизический и вечный, а я пока живой, и мне не до тебя.
П о п у г а й. Ты помешал моей карьере!
Робинзон. Каким образом?
Попугай. Я наблюдал тебя, изучал. Я думал; чем преступнее твои замыслы, тем глубже будут мои выводы! Но ты вообще не знал никакой меры... Другой бы на моем месте... тебя давно стерли бы в порошок!
Робинзон. За что?
Попугай. Например, как ты смел говорить о (Шепотом.) Гелиополисе?
Робинзон (шепотом). А что такое?
Попугай (шепотом). А ты знаешь, что отсидел за это двадцать
лет в яме?
Робинзон. Но почему мы шепчемся?! Здесь же нет клерикалов, тайной полиции, Академии!
Попугай. Как знать... Счастье для всех! Какая глупость! Когда это было? Только невежды и лентяи способны поверить в эту чушь! Мне-то что... я бессмертный. Рано или поздно я выберусь отсюда, вновь стану деканом, лет через двести получу звание профессора, а через триста -как знать? - буду избран в Академию. А ты падешь, смертный, жертвой своих заблуждений.
Робинзон. Заблуждений?
Попугай. Ха-ха, вот тебе парадокс. Ты хотел, чтобы все люди совместным трудом строили всеобщее счастье? В качестве эксперимента: построй счастье для себя одного своими руками! А мы постом посмотрим, стоит ли распространять твой опыт не все человечество!
Робинзон. Неглупая мысль... Автор, параграф, страница? Молчишь? Но кто бы ни высказал это - я принимаю!
Попугай. Какая гордыня! Ты должен молиться о прощении и умереть в слезах!
Робинзон. Как бы не так. Там - на рифах - обломки моего корабля, и там я найду пилы, топоры, гвозди, мушкеты, порох, табак, ром!
Попугай. Как много всего!
Робинзон. Немало! Во всяком деле есть темные и светлые стороны. У каждой палки два конца, в событьи каждом два значенья.
3 л о: не послушался отца и потерпел свое крушенье.
Д о б р о: я жив, я цел, я сыт, я не погиб, как все матросы, могу ходить весь день небрит, жуя бананы и кокосы, и наблюдать морскую гладь, и спать под звездами вне дома!
Зло: нет людей, чтоб поболтать о том - о сем за рюмкой рома...
Попугай. Послушай, друг, зато есть я! Одобрю все твои прожекты! Я Попугай! Что нужно для существованья интеллекта? Я - Попугай! Ни друг, ни враг тут не оспорит, не обидит...
Роб и и з о н. 3 л о: я хожу почти что наг...
Попугай. Добро: тебя ж никто не видит!
Робинзон. Одежда дана человеку для того, чтобы сохранить температурный режим тела - запомни это, поборник морали! Построю дом... возделаю поле... не корабле есть ячмень!
Попугай. Унизительная, первобытная борьба за существование! Хочешь цитату? Гесиод, "Работы и дни": Скрыли великие боги от смертных источники пищи, иначе каждый в течение дня наработал бы столько, что целый год, не трудяся, мог бы иметь пропитание..."
Робинзон. Божественный гекзаметр! Очень к месту:
Трудится Солнце, вращая а пространстве беспечную Землю, Трудится море, свои жемчуга созидая и скалы В пыль обращая. Как море, как солнце, как ветер -Буду трудиться. Не ведая славы и цели конечной -С быстротекущими днями борясь, принимаю и славлю -Труд - укрепляющий сердце, и волю, и разум!
Попугай. Это кто?
Робинзон. Оксфорд, библиотека, 743 стеллаж - там узнаешь!
Попугай. Когда твои безымянные кости уже истлеют на солнце...
Р о б и н з о н. Но сначала будет иначе: стада! стада попугаев станут петь на ночь колыбельные песни и будить по утрам, когда приходит время работать!
БЕЗ НЕГО В ЙОРКШИРЕ
Робинзон строит хижину, пашет землю. Дженни развлекается с братом.
Отец пересчитывает деньги, Мать примеряет наряды.
Они напевают при этом:
Все. Ты где, за какими морями, сладок ли твой удел? Если тебя нет с нами -значит, тебя нет нигде! Поможем советом, деньгами, поддержим в любой беде, но, если тебя нет с нами -значит, тебя нет нигде! Как же иначе, если сгинул - и вести нет? След крыла в поднебесье, ветра над морем след! Хотя бы голос в тумане, или бутыль в воде, Если б! Но ты не с нами и, значит, тебя нет нигде!
В деланно-траурном шествии приближаются Капитан и матросы. Они не совсем трезвы. Капитан несет на вытянутых руках цилиндр.
Капитан. Я обещал принести вам его цилиндр.
Отец. Пусть Дженни возьмет его на память. (Дженни забирает цилиндр; неловкая пауза.)
Дженни. Расскажите нам еще раз, как это произошло.
Капитан. Была страшная буря. Мы проваливались в такие бездны, в такие бездны, как будто...
Задумчивый. Как будто океан решил проглотить зараз все наши грехи.
Деловой. Но и океан подавился.
Капитан. Корабль разломался пополам, мы сели в шлюпку. Робин¬зон остался на корабле. "Прыгай!" - кричали мы ему, но...
Задумчивый. Но этот благородный человек ответил: "В шлюпке нет места, если я прыгну, то мы все утонем".
Д е л о в о й. Он погиб как герой!
Капитан. Много раз приплывали мы с тех пор к берегам Америки, но нашли только это...
Жалостливый. Только это...
Мать. Каждый гол мы ставим свечу в его память.
Деловой.А сегодня мы уплываем в Индию!
Отец. Сколько стоит в Индии слоновая кость?
Деловой. Гораздо дороже, чем в Англии!
Брат. Я понимаю: смерть в бою, под военным флагом, тут есть какой-то порядок... Но как умирать в море? Тонуть?
Деловой. Как? Ха-ха!
Капитан. Мы тонули тринадцать раз. А что нам остается делать?
Мой прадед как-то в море утонул, И дедушка хлебнул морской водицы, Да и отца норд-ост перевернул, Куда же мне деваться от традиций? А твой отец пока не адмирал? И дедушка? Вам это не знакомо? И прадед тоже дома умирал? Так почему ж ты не боишься дома?
Ха-ха! Какая чепуха! Все. Идем.
Д е л о в о й. Но мы еще не закончили деловые разговоры!
К а п и т а н. Не надо быть навязчивым. До свиданья, леди и джентльмены! (Уводит матросов.)
Мать. Сегодня они на удивление деликатны.
Отец. Еще бы! Мне полгода работать, чтобы оплатить выпитое ими в прошлый раз!
М а т ь. И Дженни даже не всплакнула.
Отец. Она имеет на это право.
Д ж е н н и. А может это и к лучшему! Если бы он не утонул, то... я думаю, что стал бы заговорщиком, вроде (Шепотом называет чью-то фа¬милию.) Конфискация имущества - родным каково!
Брат. Да, он не любил порядка.
Дженни. Нет, я бы никогда не вышла за него замуж!
Бра т.Как мне исправить вину моего штатского брата?
Дженни. О-ля-ля!
Брат. Но если он жив... и вернется...
Робинзон (со своего острова). Неужели ты все-таки любила меня, Дженни? Я же ничего в этом не понимаю!
Д ж е н н и. Этого не может быть! Нет, он не вернется. Такие... Он даже целоваться не умел в его годы!
Робинзон. Нет, только от великого одиночества мне могла придти в голову мысль о твоей любви, Дженни!
Б р а т. А все-таки... вдруг...
Д ж е н н и. А если вернется, то пошел он к черту! (Бросает в море цилиндр.) Плыви, передай привет Робинзону!
ЮБИЛЕЙ
Хижина Робинзона. Попугай у входа листает Дневник.
П о п у г а й. Возможно ли на таком изменчивом материале создать стройный реферат? Он слаб и горд! Свои несчастья он изображает как достижения, а успехи как несчастье! Бот для потомства - видите ли! -он завел дневник. И что пишет? "Построил амбар, сделал углубление в скале, приручил диких коз, собрал урожай, обеспечен мясом и молоком,., и т.д." Большой специалист по собственным достоинствам!
Однако он скоро выйдет, сегодня у него юбилей, и вот уже стада попугаев слетаются, чтобы приветствовать его...
Попугай: Тише... он еще спит... куда ты встал, ты же второй голос... сегодня на октаву выше,., начнем... как, как? молча! ... и раз! Проснись, проснись, о Робинзон? Заря давно уже взошла. И чист, и ясен небосклон, И ждут тебя. великие дела!
Вставай, вставай, о, господин! Нежна природа и светла, А ты ее любимый сын, И ждут тебя великие дела!
Медленно выходит Робинзон, вяло машет рукой.
Робинзон. Кыш, детки, кыш...
Попугай. С добрым утром, Робинзон! Тебя ждут великие дела!
Робинзон. Все, никаких дел, разлетайтесь. (Попугаи разлетаются.)
Попугай. Что случилось Робинзон? У тебя ж сегодня праздник, юбилей. Двадцать лет! Кто бы мог подумать?!
Робинзон. Именно поэтому пришло мое время умереть.
П я т н и ц а. Ты опять меня дразнишь своей софистикой?
Робинзон. Увы.
П о п у г а й. Но я не понимаю. Ты болел, да. Но ведь ты выздоровел! Или не совсем? Ром, настоянный на табаке - твое лекарство - принести?
Робинзон. Сегодня это не поможет.
П о п у г а й. Объясни, я умный, я пойму! Я прочел все книги в Оксфорде и Кембридже.
Робинзон.. Чтобы понимать книги, нужно иметь свою судьбу. А у тебя -какая судьба?
Попугай. Дай хотя бы логическую схему, я подумаю, подберу цитаты!
Робинзон. Я просто устал, мне нужны люди.
П о п у г а й. Не понимаю. Двадцать лет ты обходился без них и даже гордился этим. Что изменилось?
Робинзон. Но человек должен к кому-то приходить - даже если его не ждут, говорить с кем-то - даже если его не понижают.
Попугай. Чтобы опять сбежать? Не логично.
Робинзон.Не та логика. Как будто нет потребности в счастье высшем, мечты о несбыточном, как будто нет памяти о другой, настоя¬щей, родине, где нас ждут... Уйди.
Мне снилась женщина и лес в лучах заката,
Дорога пыльная, и более того,
Мне снилась родина, которой нет на картах,
Мне снилась родина, где было так легко,
Где все далекие исполнились заветы,
И под горой, в лесу, нас ждал высокий дом.
Была та родина, во многом схожа с этой.
Но вся пронизана неведомым теплом.
Мне снилась родина, где был я понят всеми,
И счастлив был, как воробей в пыли...
И, влажное, во сне так сильно билось сердце,
И слезы так легко и радостно текли...
Попугай (после паузы). Послушай... скажу-тебе, только между нами. Ведь ты прав. Во всем. Я не понимаю, что ли? В человеке действительно ценно только то, что не стандартно! Будь моя воля, я бы такое написал! Но... я не принадлежу себе. И я все равно напишу реферат.
Робинзон. Зачем?
Попугай. Из каждой судьбы нужно сделать выводы. Если их не сделаешь, то человека как будто и не было вовсе.
Робинзон. Очень странно: почему жить должен я, а делать вы-воды - ты.
Попугай. Но ведь ты можешь сделать неправильные выводы, не специалист, а я сделаю только то, что надо!
Робинзон, Но если твое "надо" никому не нужно, а?
Попугай. Тем лучше. Для всех спокойней. А то не дай бог... Но ты молодец. Великое дело - жить по-своему!
Робинзон. Хватит. Мне эта демагогия двадцать лет назад надоела.
Цепочкой проходят дикари.
Попугай (встревоженный). Что-то будет, что-то будет...
Робинзон. Выпущу коз из загона, кто их теперь кормить будет... Закрою амбары попрочней - вдруг кому зерно понадобиться... Запишу последние свои результаты... И - все. Кончено.
В обратном порядке проходят дикари.
Сердце слабеет от черной тоски... Увидеть хоть на секунду лицо чело-веческое - и можно жить дальше. Но...
Попугай. Вот эта ситуация, вот это эксперимент!
Р о б и н з о н. Силы мои на исходе.. .(Идет, сгорбившись. Останавливается.) Хм, человеческий след... Что?! Человеческий след? (Хватает мушкет и шпагу, озирается.) Украдут коз, сожгут дом, съедят зерно! Я еще могу за себя постоять! (Рассматривает следы.) Их было много... Что за люди?!
Искаженные временем и воображением появляются из прошлого малознакомые лица.
М а т ь. Эти ваши деловые банкеты... (Голосом Дженни.) Ты возвращаешься излишне возбужденным!
О т е ц. Но это асе нужные люди... (Голосом Дженни.) Правда, вчера мы чуть-чуть не попали в Вест-Индию!
Б р а т (голосом матери). В твои-то годы! (Своим голосом.) Раз-два, левой! Золото, нефть, алмазы - во славу ее величества! Марш, марш! Вперед, в глубь материка! Не останавливаться!
Дженни. Должна же осмотреть культурные центры: Лувр, Колизей, Египетские пирамиды! (Голосом Брата.) Тогда - полный порядок!
Задумчивый. Все плавать, плавать... какова цель?
К а п и т а н. Цель есть, но лучше утонуть за три минуты до ее достижения! Утонешь, еще выплыть можно. А достигнешь цели - точно смерть. (Голосом Брата.) Порядок. Вперед, во славу ее величества!
Отступают внезапные хаотичные видения.
Робинзон.О, какое игралище судьбы человеческая жизнь! Я, которому видеть лицо человеческое казалось великим счастьем, я дрожу от страха при мысли о том, что могу встретиться с людьми! Готов лишиться чувств от одного только следа человеческого!
Попугай. Ни в литературе, известной мне, ни в устном, ни в письменном фольклоре я не могу припомнить подходящей цитаты.
Робинзон. Замолчи! (Озирается, звериными прыжками меряет сцену.) Ну, где же они?!
Попугай. Вместе с тем, я полагаю, что ты увидишь их после антракта.
Конец первого акта
АКТ ВТОРОЙ
ЛЮДОЕДЫ
Людоеды, смеясь, тащат связанного Пятницу. Он в цилиндре.
Попугай. Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо!
Из-за дерева Робинзон направляет на него мушкет.
Робинзон. Если ты еще раз пикнешь, я застрелю тебя! Ложись, ползком, быстрее! (Попугай уползает.)
Деловой. Подходящее место!
Жалостливый. И море как на ладони...
Задумчивый. Отныне это дерево станет священным, в его корнях поселятся подземные гады, а в кроне райские птицы совьют свои гнезда.
Пятница. Духи чащ зеленокудрых,
Духи неба и болота,
Всех ветров свирепых духи,
Ты, дух солнца всемогущий!
Не оставьте без вниманья
Эти низкие повадки,
Эти хитрые уловки
Всех врагов моих бесчестных,
Умоляю, не оставьте!
Деловой. Стукнуть его?
Задумчивый. Грубо. Надо убеждать. (Пятнице.) Ты знаешь о том, что в нашем племени тебя прозвали Слишком Умным?
Жалостливый. Какое несчастье!
Задумчивый. Закон гласит, что человек с таким именем должен избавиться от него. Ты мог бы стать Легким Медведем, Каменной Стопой или Добрым Бакланом...
Пятница. Все имена относительны! Человеческая суть в них не выражается и выражена быть не может!
Задумчивый. И это мы слышали, наш бедный брат, и это приняли во внимание... Вот что у тебя, к примеру, на голове?
Пятница. Я нашел это у моря!
3 а д у м ч и в ы й. А откуда ты знаешь, что зто нужно надевать на голову? А может, на этом сидят? Или это едят? Жалостливы й. Молод, самонадеян...
Задумчивый. Большой Совет терпел, когда ты сказал, что колесо -это хорошо, потому что оно катится. Но мы помним Закон Предков: колесо - это плохо, потому что оно катится! Большой Совет терпел, когда ты сказал, что у каждого племени свой бог, и что все боги равны... Деловой. Это ж надо додуматься, предатель!
3 аду мч и в ы й. Но Большой Совет не мог стерпеть, когда ты сказал, что употреблять людей в пищу нехорошо!
Пятница. Мы не так живем! И есть такие страны, где люди не едят друг друга!
Д е л о в о й. А кто сьел моего дядю?
Пятница. Это было давно! Он проверял мои капканы, твой дядя был вор и совершенно не терпел критики, его нужно было съесть!
Задумчивый. Вот видишь, разве это принципиальный поступок? На Большем Совете вчера рассмотрели твое дело, и было решено дать тебе новое имя. Отныне ты не Слишком Умный, но...
Деловой. Съедобный! Тебя назвали: Съедобный!
П я т н и ц а. Я не хочу! Большой Совет выжил из ума!
Жалостливый. Надо было убежать, уплыть, спрятаться. Как же ты так неосторожно, а?
Пятница. Так вот зачем вы привезли меня на этот остров! Деловой. Чтобы ни с кем не делиться! Теперь все ищут тебя -Съедобного!
Ж а л о с т л и в ы й. Уж лучше мы, чем кто-нибудь. Мы с тобой росли, знаем тебя.
Задумчивый. Мы даже позволим тебе поговорить со своими духами! Подождем!
Деловой. Чего ждать?
Задумчивый. Пусть он выскажет свои обиды здесь, на этом острове, чтобы не вредить нам оттуда, из страны предков. Тебе помочь? -Бьет в бубен.
П я т н и ц а. Я бы мог сразиться с каждым,
Но, страшась единоборства,
Как трусливые мышата,
Затаились в корнях дуба,
В листьях клена схоронились
Эти злобные созданья!
И, когда я шел с охоты,
К своему шагал вигваму,
Нес богатую добычу,
куры выдр, бобров и рысей,
Шкуру черной рассомахи,
Эти выродки без чести
Навалились всей толпою,
Отовсюду навалились
И лианами связали,
Словно глупого ягненка,
Словно лебедя какого!
Робинзон. Гак вот они какие, люди... Руки, ноги, уши... Как я? (Ощупывает себя.} Кажется, во мне ничего не изменилось, вот только похудел разве. Надо спасать беднягу!
Попугай. Чтобы спасти одного людоеда, нужно убить трех. Где логика?
Р о б и н з о н. Ты видишь, какой он талантливый?
Попугай. Возможно. Но кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями? Что это, если не самосуд?
Робинзон. Мне жалко его...
Попугай. Нужно управлять своими настроениями! Благими намере-ниями дорога в ад вымощена!
Робинзон. Их трое против одного...
П о п у г а й. Но это их внутреннее дело! Где принципы невмеша-тельства?
Р о б и н з о н. Но он в цилиндре!
Пятница. Да? Это надо обдумать...
Людоеды сидят под впечатлением монолога Пятницы.
Жалостливый. Хорошо-то как, сердечно, складно..,
Деловой. Духи чащ зеленокудрых... Как там дальше? Повтори!
П я т н и ц а. Я не скажу больше ни слова! Жалостливый. Обижается...
Задумчивый. Молодец. Теперь и мы что-нибудь сможем... (Бьет в бубен.) Мы приносим тебя в жертву священным интересам племени... Не сохрани зла, отправляясь в страну предков... Все. Тараумара, тараумара!
Мара ловила кальмара!
Сильных охотников - ты не суди,
Ловких охотников - ты не суди,
Умных охотников - ты не суди,
Но слишком умных - осудим!
Эх, объедение - бурый медведь,
Ах, изумление - белый олень.
Ух, наслаждение - серый кабан,
Но осужденный - вкуснее!
Хилого друга - съедим мы потом,
Глупого друга - съедим мы потом.
Умного друга - съедим мы потом.
Но слишком умного - сразу!
Тараумара, тараумара,
Мара поймала омара!
Во время их танца Робинзон разрезает лианы, связывающие Пятницу, одеэает цилиндр, встает на месте Пятницы под дерево.
Робинзон. Приятного аппетита! (Стреляет вверх.) На колени!
Дикари падают на колени.
Повторяете за мной громко и внятно: колесо - это хорошо... Людоеды. (вразнобой). Колесо это хорошо…
Робинзон. Громче! И - раз!
Людоеды. Колесо - это хорошо!
Робинзон. Людей есть нельзя!
Людоеды. Людей есть нельзя!
Робинзон. А теперь: вон с моего острова, и чтобы я никогда больше вас не видел!
Людоеды убегают.
Эй ты, выходи! Приблизься ко мне!
Выходит Пятница, дрожа от страха.
Ты мне нравишься.
Пятница. Ты меня съешь?
Р о б и н з о н. А ты вкусный? Шучу! Людей есть нельзя.
Пятница. Убивать можно - есть нельзя?
Робинзон. Убивать тоже нельзя! Впрочем, это спорный вопрос. Где ты взял? (Указывает на цилиндр.)
П я т н и ц а. В море нашел...
Робинзон. Знакомые духи... Дженни, Дженни... Ну, давай поговорим. Ты не отплатишь мне неблагодарностью, если я поселю тебя в своей хижине?
Пятниц а. Если господин прикажет, я буду жить в его вигваме!
Робинзон. Господин - это хорошо. Но как же мне назвать тебя? Съедобный, что ли?
Пятница. Нет, только не это! Это они - съедобные!
Робинзон. Какой ужас, чтобы я этого больше не слышал!
Пят и и ц а. Людей есть нельзя - а людоедов тоже нельзя?
Р о б и н з о н. Да вот разберись попробуй! Но ты же меня понимаешь? И вообще, сегодня пятница, а на моем острове пятница - рыбный день,-Вот! Даю тебе имя: Пятница!
Пятниц а. Красиво!
Робинзон. А теперь иди отдохни, набегался за день... Там в углу постель.
Пятница. Пятница повинуется господину! (Уходит в хижину.)
П о п у г а й. Не делай этого, Робинзон! В тебе нет гордости белого человека! Неужели ты забыл, кто ты и кто он?
Искаженные временем, появляются образы родных.
О т е ц. Он дикарь и пусть спит на улице, на цепи...
Мать. Он съест тебя...
Брат. Их еще триста лет нужно бить, чтобы они стали людьми..
Джен н и. Заведи себе лучше людоедочку, джентльмен липовый..
Робинзон в тяжелом сомнении.
Робинзон. Пятница! (Тот выбегает с готовностью.) А ты сам не захочешь съесть меня? Я читал где-то, что людоедские привычки - это надолго...
Пятница (протягивая руки). Пусть господин свяжет меня и положит спать у порога!
Робинзон. Фу, какой стыд! (Попугаю.) Прочь отсюда, провокатор! Попугай (убегая). Потом поздно будет!
Робинзон. Господин верит тебе, Пятница. Иди.
О, господи, теперь я не один!
Сказать по правде, а меня немного
Пугает эта новая тревога.
Раскорчевать придется новый клин
Под рис и под ячмень. Еще забота:
Придется увеличить емкость грота.
Амбар еще построить и овин
В два раза увеличить бы. И надо
Умножить вдвое наше козье стадо -
Да, наше! Ведь теперь я не один!
Как многому его я научу,
Как с этаким дитем понянчусь,
Что расскажу! Он, кажется, понятлив,
Ему науки будут по плечу,
И будем жить - слуга и господин -
В делах, в трудах, с улыбкою приветной...
О, луч надежды в жизни беспросветной!
О, господи! Теперь я не один!
Б р а т. Я решил уехать. Найду где-нибудь необитаемым остров и буду жить в полном одиночестве.
Дженни. Составь список необходимых вещей, я помогу тебе собраться в дорогу.
О т е ц. Это нелепость! Завтра тебя избирают мэром Йоркшира!
М а т ь. Мы так ждали этого дня!
Б р а т. Но мне зачем это нужно? Я хочу быть независимым, а ваши интриги - мне - во!
О т е ц. Мы сделали все, чтобы добиться для тебя этого звания! Я подмял на ноги весь город!
Д ж е н н и. Он уедет, и пьяные матросы принесут его цилиндр.
М а т ь. Это болезнь! Это нервы, он переутомился...
О т е ц.. Это шантаж! Он отказывается от высокой должности, от известности, от славы!
Б р а т. Зачем они мне? Когда нет овса, то осла кормят лаврами? Я не хочу быть ослом. Дженни, распорядись насчет походного платья.
О т е ц.. Ты недоволен своей долей в нашем предприятии? Я все понял. Тебе нужны деньги.
Б р а т. Живя в обществе, нельзя быть свободным от денег. Я хочу стать свободным. Натуральное хозяйстве, душевное равновесие, независимость от банков и рынков...
О т е ц. Не спеши. Что я могу тебе дать сейчас? Кто мог предположить, что торговля попугаями принесет одни убытки? Они перенасытили ры¬нок, на них нет спроса!
Б р а т. Какое мне дело?
О т е ц. Но, когда ты станешь мэром, с твоей помощью мы изменим конъюнктуру! Половину попугаев отправим на паштеты, а на остальных взвинтим цены! Подумай, это чистое золото.
Б р а т. Я знаю.
Д ж е н н и. Он знает!
Б р а т. На необитаемый остров! Ни с кем не считаться, забыть, что такое деньги!
О т е ц. Проще стать мэром. Результат будет тот же.
Б р а т. Какой именно?
О т е ц. Сорок девять процентов.
Д ж е н н и. Порох, соль, спички... Костюмы из крепкой кожи. Надо не забыть табак...
О т е ц. Пятьдесят один процент.
Б р а т. Над этим стоит подумать.
Дженни. Не упрямься, дело в твоих руках.
О т е ц. Не требуй большего! Иначе останешься в одиночестве - как на этом самом острове. Только в коллективе равных можно достичь чего-либо.
М а т ь. Приятно, когда семейное бури остаются позади.
Каждый углубляется в свои дела и размышления, мурлыкая лениво незатейливую песенку.
В с е (то вступая, то выключаясь из мелодии).
Покачнулся старый дом,
Ходит буря за окном,
Как ужасен вид её и норов!
В этот холод, в эту тьму
Очень плохо одному
Без кредитов и без договоров.
Но спасают от сумы
Узы дружбы и семьи,
И тепло довольства и покоя.
После всяческих невзгод
Индивидуум поймет
Благосостоянье групповое!
ПЯТНИЦА
ОТПЛЫТИЕ
Когда над островом дожди,
Ты в теплой хижине проснись,
Свои тропинки обойди,
В сырой траве не поскользнись.
Мерцают острые углы.
Задавлен тучами простор,
Ты под навесом у скалы
Зажги костер, зажги костер.
Ночь первобытная сыростью вечной дышит,
Выжги из сердца жалобу, стон и страх,
Жизни далекие - в пламени близком - слышишь?
Красное - золото, белое - олово, черное - прах.
И всех живущих на земле,
И всех, являвшихся во сне,
Ищи не в море, не во мгле,
Ищи в огне, в огне, в огне.
Они глядят издалека,
Они сгорают и опять,
Судьба костра - невелика,
Судьба огня - не угасать.
Кто нас помянет в этой ночи ненастной,
Или забудут - этого нам не узнать.
Наша судьба - судьба костра - погаснуть.
Но наша судьба - судьба огня - не угасать.
- Исполнитель: Виталий Егоров
- Тип: mp3, текст
- Продолжительность: 00:32:10
- Скачать и слушать online
Your browser does not support HTML5 audio + video.
В самые стародавние времена, моя крошечка, во времена, которые были раньше старых времен, словом, в самом начале мира, жил старый, самый старый волшебник и переделывал по-своему все, что тогда было. Сперва он сделал землю, потом море, потом велел животным собраться и начать играть. Животные пришли и сказали: «О, старейший и великий волшебник, как нам играть?» И он ответил им: «Я скажу как». Он призвал слона, всем слонам слона, и сказал: «Играй в слона». И слон, всем слонам слон, стал играть, как ему было указано. Призвав бобра, всем бобрам бобра, волшебник сказал: «Играй в бобра». И бобр, всем бобрам бобр, стал играть, как ему указал волшебник. Корове, всем коровам корове, волшебник приказал: «Играй в корову». И корова, всем коровам корова, стала играть в корову. Обращаясь к черепахе, всем черепахам черепахе, он сказал: «Играй в черепаху». И она послушалась его. Так, одного за другим, призывал он всех четвероногих животных, всех птиц и рыб и говорил им, как они должны играть.
К вечеру, когда все существа утомились, пришел человек… Ты спрашиваешь, малютка, со своей ли маленькой дочкой? Да, конечно, со своей собственной любимой деточкой, которая сидела у него на плече. И человек сказал: «Что это за игра, старейший изо всех волшебников?» И старший волшебник ответил: «Сын Адама, это игра, в которую нужно играть в самом начале времен; но ты слишком умен для нее». Человек поклонился волшебнику и сказал: «Да, правда; я слишком умен для этой игры; но смотри позаботься, чтобы все животные слушались меня».
Человек и волшебник разговаривали, а Пау Амма, морской краб, услышал все, побежал боком, боком, как бегают крабы, и юркнул в море, говоря себе:
Я буду играть один в глубине вод и ни за что, никогда не стану слушаться этого сына Адама.
Никто не видел, как убежал краб; его заметила только маленькая девочка, сидевшая на плече своего отца. Игра продолжалась до тех пор, пока каждое из живых существ не получило указания, как ему играть. Наконец волшебник стер мелкую пыль со своих рук и пошел по всему свету смотреть, так ли играют животные.
Он отправился на север, моя милая, и увидел, что слон, всем слонам слон, роет глину бивнями и утаптывает своими большими ногами красивую новую чистую землю, которую приготовили для него.
Кун? - спросил слон, всем слонам слон, а это значило: «Хорошо ли я делаю?»
Пайа Кун - вполне хорошо, - ответил старый волшебник и дохнул на большие скалы и огромные куски земли, которые слон, всем слонам слон, подбросил вверх; и они тотчас сделались высокими Гималайскими горами; ты, моя любимая, можешь увидеть их на географической карте.
Волшебник пошел на восток и увидел корову, всем коровам корову, которая паслась на приготовленном для нее лугу; вот она своим огромным языком слизнула с земли сразу целый большой лес, проглотила его и легла, начав пережевывать жвачку.
Кун? - спросила всем коровам корова.
Да, - ответил старый волшебник и дохнул на обнаженное пространство земли, с которого она съела всю траву, дохнул и на то место, куда она легла. Первое место сделалось великой пустыней Индии, а второе - африканской Сахарой; ты можешь найти их на карте.
Волшебник пошел на запад и увидел всем бобрам бобра, который делал плотины поперек устьев широких рек, только что приготовленных для него.
Кун? - спросил всем бобрам бобр.
Пайа кун, - ответил старейший волшебник и дохнул на поваленные деревья и на стоячую воду, и они тотчас превратились в луга и болота Флориды, и ты можешь отыскать их на карте.
Потом он пошел на юг и увидел всем черепахам черепаху; она сидела и царапала своими лапами песок, только что приготовленный для нее; песок и камни вылетали из-под ее лап, крутились в воздухе и падали далеко в море.
Кун? - спросила черепаха, всем черепахам черепаха.
Пайа кун! - сказал волшебник и дохнул на упавшие в море комья песка и камни, и они тотчас сделались самыми прекрасными в мире островами, которые называются Борнео, Целебес, Суматра, Ява; камни поменьше стали остальными островами Малайского архипелага, и ты можешь отыскать их на карте.
Ходил, ходил старый волшебник, наконец, на берегу реки Перак увидел человека и сказал ему:
Эй, сын Адама, все ли животные слушаются тебя?
Да, - ответил человек.
Вся ли земля послушна тебе?
Да, - ответил человек.
Все ли море тебе послушно?
Нет, - сказал человек. - Раз днем и раз ночью море бежит к земле, вливается в реку Перак, гонит пресную воду в лес, и тогда она заливает мой дом; раз днем и раз ночью море увлекает за собою всю воду реки, и в ее русле остаются только ил и грязь, и мой челн не может плыть. Разве в такую игру велел ты играть морю?
Нет, - сказал самый старый волшебник, - это новая и нехорошая игра.
Вот, смотри, - сказал человек, и, пока он еще говорил, море влилось в устье реки Перак, оттесняя ее воды все назад и назад, так что речные волны залили дремучий лес, и дом человека очутился среди разлива.
Это непорядок. Спусти свой челн, и мы увидим, кто играет с морем, - сказал самый старый волшебник.
Сын Адама и волшебник сели в челн; туда же прыгнула и маленькая девочка. Человек взял свой крис, изогнутый кинжал с лезвием, похожим на пламя, и они выплыли из реки Перак. После этого море стало все отодвигаться и отодвигаться и высосало челн из устья Перака; оно влекло его мимо Селангора, мимо полуострова Малакки, мимо Сингапура, все дальше и дальше к острову Бинтангу, и челн двигался, точно его вели на веревке.
Наконец старый волшебник выпрямился во весь рост и закричал:
Эй, вы, звери, птицы и рыбы, которых я в начале времен учил играть, кто из вас играет с морем?
Старейший из всех волшебников, мы играем в те игры, которым ты научил нас; в них будем играть мы и после нас дети наших детей. Никто из нас не играет с морем.
В это время над водой поднялась большая полная луна. И старый волшебник сказал горбатому старику, который сидит в середине луны и плетет рыболовную сеть, надеясь со временем поймать весь мир.
Эй, лунный рыбак, ты играешь с морем?
Нет, - ответил рыбак. - Я плету сеть и с ее помощью поймаю мир; но с морем я не играю. - И он продолжал свое дело.
Надо тебе сказать, что на луне сидит еще и крыса, которая так же быстро перегрызает шнурок, как рыбак плетет его, и старый волшебник сказал ей:
Эй, ты, лунная крыса, ты играешь с морем?
Крыса ответила:
Я слишком занята, чтобы играть с морем; мне постоянно приходится перегрызать сеть, которую плетет этот старый рыбак. - И она продолжала грызть нитки.
Вот маленькая девочка, сидевшая на плече сына Адама, протянула свои мягкие маленькие темные ручки, украшенные браслетами из раковин, и сказала:
О, старейший волшебник, когда мой отец разговаривал с тобой в самом начале, а я через его плечо смотрела на игры животных, одно непослушное создание убежало в море раньше, чем ты заметил его.
Старый волшебник проговорил:
Как умны маленькие дети, которые видят и ничего не говорят. Что же это за зверь был?
Маленькая девочка ответила:
Он круглый и плоский; его глазки сидят на палочках; бежал он боком, вот так, вот так, - она показала как, - на спине у него толстая прочная броня.
Тогда волшебник сказал:
Как умны дети, которые говорят правду! Теперь я знаю, куда ушел Пау Амма, лукавый краб. Дайте-ка мне весло.
Он взял весло, но грести ему не пришлось, потому что вода все бежала мимо островов и несла челнок, пока не принесла его к месту, которое называется Песат Тасек - сердце моря. Песат Тасек - большая подводная пещера, и ведет она в самую сердцевину мира; в ней растет чудесное дерево, Паух Джангги, на котором растут волшебные орехи-двойчатки. Старейший волшебник опустил руку до самого плеча в глубокую теплую воду и под корнями чудесного дерева нащупал широкую спину Пау Аммы, лукавого краба. Почувствовав прикосновение, Пау Амма завозился, и поверхность моря поднялась, как поднимается вода в чашке, в которую ты опустишь руку.
Ага, - сказал старый волшебник. - Теперь я знаю, кто играл с морем. - И он громко закричал: - Что ты тут делаешь, Амма?
Сидевший в глубине Амма ответил:
Раз днем и раз ночью я выхожу для пропитания. Раз днем и раз ночью я возвращаюсь к себе. Оставь меня в покое.
Слушай, Пау Амма, когда ты выходишь из пещеры, воды моря вливаются в Песат Тасек и берега всех островов обнажаются; маленькие рыбы умирают, а у раджи Моянга Кебана, короля слонов, ноги покрываются илом. Когда ты возвращаешься обратно и прячешься в свою пещеру, воды моря поднимаются, половина маленьких островов исчезает в волнах, море окружает дом сына Адама, и пасть раджи Абдулаха, короля крокодилов, наполняется соленой водой.
Услышав это, сидевший в глубине Пау Амма засмеялся и сказал:
Я не знал, что я такая важная особа. С этих пор я буду выходить из пещеры по семь раз в день, и море никогда не будет спокойно.
Тогда старый волшебник сказал:
Я не могу заставить тебя, Амма, играть в ту игру, которая тебе назначена, потому что ты убежал от меня в самом начале; но, если ты не боишься, всплыви, и мы потолкуем.
Я не боюсь, - ответил лукавый Амма и поднялся на поверхность моря, освещенного луной.
В то время в мире не нашлось бы ни одного существа ростом с Пау Амма, потому что он был король всех крабов; не обыкновенный краб, а краб-король. Один край его большого щита дотрагивался до берега Саравака, другой - до берега подле Пеханга, и он был крупнее дыма трех вулканов. Поднимаясь между ветвями чудесного дерева, Амма сбил один из больших орехов - волшебный орех-двойчатку, который дает людям молодость, маленькая дочка человека увидела, как орех выглядывал из воды, проплывая мимо челнока, втащила его в челн и своими маленькими золотыми ножницами принялась вынимать из скорлупы мягкие ядрышки.
Теперь, - сказал волшебник, - поколдуй, Пау Амма, и покажи нам, что ты действительно важное существо.
Пау Амма завращал глазами, задвигал ногами, но смог только взволновать море… Ведь краб-король был только краб, и больше ничего. Старейший волшебник засмеялся.
В конце концов, ты уж не такая важная персона, - сказал он. - Теперь дай-ка я поколдую.
И старый волшебник сделал магическое движение своей левой рукой; нет, только мизинцем левой руки. И что же вышло, моя душечка? Твердая синевато-зелено-черная броня упала с краба, как волокна падают с кокосового ореха, и Амма остался весь мягкий-мягкий, как маленькие крабы, которых ты, моя любимая, иногда находишь на песчаных отмелях.
Действительно, велика твоя сила, нечего сказать! - заметил старейший волшебник. - Что мне сделать? Не попросить ли вот этого человека разрезать тебя крисом? Не послать ли за королем слонов, чтобы он проткнул тебя своими бивнями? Или не позвать ли короля крокодилов, чтобы он укусил тебя?
Пау Амма отвечал:
Мне стыдно. Отдай мне мою твердую скорлупу и позволь уйти обратно в пещеру; тогда я буду выходить из нее всего раз днем и раз ночью, и только за пищей.
Но старейший волшебник сказал:
Нет, Амма, я не отдам тебе назад твоей брони, потому что ты будешь расти, делаться все больше, все сильнее и мало-помалу набираться новой гордости. Потом ты, может быть, позабудешь о своем обещании и снова примешься играть с морем.
Пау Амма сказал:
Что же мне делать? Я так велик, что могу прятаться только в Песат Тасеке, и, если я пойду куда-нибудь в другое место, такой мягкий, каким ты сделал меня, акулы и другие рыбы съедят меня. Если же я отправлюсь в Песат Тасек, такой мягкий, каким ты меня сделал, я, правда, буду в безопасности, но не посмею выйти наружу за пищей и умру от голода. - И он задвигал своими лапами и заплакал.
Послушай, Пау Амма, - сказал ему старейший волшебник. - Я не могу заставить тебя играть так, как хотел, потому что ты убежал от меня в самом начале; но, если ты хочешь, я сделаю все ямки, все кустики морской травы, все камни в море безопасными приютами для тебя и для твоих детей.
Это хорошо, - сказал Пау Амма, - но я еще не решился. Посмотри, с тобой человек, с которым ты разговаривал в самом начале. Если бы ты не обратил на него такого внимания, мне не надоело бы ждать, я не убежал бы и ничего не случилось бы. Что сделает для меня он? Тогда человек сказал:
Если хочешь, я поколдую, тогда и глубокая вода, и сухая земля станут приютами для тебя и для твоих детей; вы будете прятаться и на суше, и в море. Хочешь?
Амма ответил:
Я еще не решил. Смотри, вот девочка, которая в самом начале видела, как я убежал. Если бы она тогда заговорила, волшебник позвал бы меня обратно, и ничего не случилось бы. Что сделает для меня она?
Маленькая девочка сказала:
Я ем славный орех. Если хочешь, Амма, я поколдую и отдам тебе ножницы, эти острые и прочные ножницы, чтобы ты и твои дети могли есть кокосовые орехи, когда вы из моря выйдете на землю; ножницами вы будете также устраивать для себя Песат Тасеки, если вблизи вас не окажется ни камня, ни ямки; когда же земля будет слишком жестка, вы с помощью этих же ножниц будете подниматься на деревья.
Но Пау Амма сказал:
Я еще не решил. Ведь мне, такому мягкому, ваши дары не помогут. Старейший волшебник, верни мне мою броню; тогда я буду играть, как ты мне укажешь.
Старейший волшебник сказал:
Я отдам тебе твою броню, Амма; носи ее одиннадцать месяцев в году, но на двенадцатый месяц каждого года она будет делаться снова мягкой, чтобы напоминать тебе и всем твоим детям, что я могу колдовать, а также, чтобы ты не зазнавался; ведь я вижу, что раз ты будешь бегать и под водой и по земле, ты сделаешься слишком смел; если же кроме этого научишься взбираться на деревья, разбивать орехи и вырывать норки ножницами, ты станешь слишком жадным, Амма.
Краб Амма подумал немножко и ответил:
Я решился, я беру все ваши дары.
Тогда старейший волшебник поколдовал правой рукой, всеми пятью пальцами правой руки, и смотри, что случилось, моя милая! Пау Амма стал делаться все меньше, меньше и меньше, наконец, остался только маленький зеленый краб. Он плыл по воде рядом с челноком и тонким голоском кричал:
Дай же мне ножницы!
Маленькая дочка человека поймала его ладонью своей коричневой ручки, посадила его на дно челна и дала ему ножницы; он помахал ими в своих маленьких лапах; несколько раз открыл их и закрыл, щелкнул ими и сказал:
Я могу есть орехи. Я могу разбивать раковины. Я могу рыть норы. Я могу взбираться на деревья. Я могу дышать среди сухого воздуха, я могу находить безопасные убежища под каждым камнем. Я не знал, какое я сильное существо. Кун?
Пайа кун, - сказал волшебник. Он засмеялся и благословил краба, маленький же Пау Амма быстро пробежал по краю челнока и соскочил в воду. Он был так мал, что на земле мог скрыться в тени сухого листа, а на морском дне в пустой раковине.
Хорошо я сделал? - спросил волшебник.
Да, - ответил человек. - И теперь нам нужно вернуться в устье реки Перак, но грести туда утомительно. Если бы мы дождались, чтобы Пау Амма вернулся в свой Песак Тасек, вода отнесла бы нас.
Ты ленив, - сказал старейший волшебник. - За это и твои дети будут ленивы, они будут самым ленивым народом на земле. - И он поднял палец к луне, сказав: - О рыбак, смотри: этому человеку лень грести до дому. Отведи своей сетью челнок к его родному берегу, рыбак!
Нет, - ответил сын Адама, - если мне суждено лениться всю жизнь, пусть море дважды в день работает за меня. Это избавит меня от необходимости грести и коротким веслом.
Волшебник засмеялся, сказав:
Очень хорошо.
Крыса на луне перестала грызть сеть; рыбак отпустил свою бечевку так низко, что она дотронулась до моря; и вот лунный старик потащил глубокое море мимо острова Бинтанга, мимо Сингапура, мимо полуострова Малакки, мимо Селангора и наконец челнок вошел в устье реки Перак.
Кун? - спросил рыбак с луны.
Пайа кун, - сказал волшебник. - Смотри же, теперь всегда два раза днем и два раза ночью води за собой море, чтобы малайские рыбаки могли не работать веслами. Только смотри, не делай этого слишком резко, не то я обращу свои чары против тебя, как я сделал это с Пау Аммой.
И они поплыли вверх по реке Перак и пошли спать, моя любимая.
Теперь слушай хорошенько!
С того самого дня до нынешнего луна всегда водит море к земле и от земли, делая то, что мы называем приливами и отливами. Иногда лунный рыбак тащит море слишком сильно, и тогда у нас бывает весеннее наводнение; порой он слишком мало поднимает море, и тогда вода стоит низко, но почти всегда он работает старательно, помня угрозу старейшего волшебника.
А что же стало с крабом Аммой? Когда ты бываешь на морском берегу, ты можешь видеть, как его детки устраивают себе маленькие Песат Тасеки под камнями, под кустами травы на песке; можешь видеть, как они машут своими маленькими ножницами. В некоторых далеких странах они действительно всегда живут на суше, поднимаются на пальмовые деревья и едят кокосовые орехи - все, как обещала королю-крабу маленькая дочка человека. Раз в год Аммы сбрасывают с себя свою твердую броню и становятся мягкими; это происходит для того, чтобы они помнили о власти великого волшебника. В это время нехорошо убивать или ловить детей Аммы, ведь они становятся беззащитными только потому, что старый Пау Амма однажды, очень давно, был груб со старым волшебником.
Так-то! Дети краба Аммы терпеть не могут, чтобы люди вынимали их из норок, унося к себе домой в банках из-под разного соленья, и заливали спиртом. Потому-то они так жестоко щиплют тебя своими ножницами, и поделом.
В Синем Море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему Море называют Синим - ему-то оно казалось совсем, совсем серым…
Да, это было очень странно!
Ведь Море было действительно синее-синее, и жить в нём было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили Весёлую Песню о том, как хорошо живётся в Море:
Никто и нигде!
Никто и нигде!
Не жил веселее,
Чем рыбы в воде!
Ни люди,
Ни звери,
Ни птицы,
Ни змеи -
Никто и нигде не живёт веселее!
Да, никто и нигде!
Нет, никто и нигде
Не жил веселее,
Чем рыбы в воде! -
и распевали её с утра до ночи. Морские Звёзды так и сияли, Мудрые Дельфины и те резвились, как дети, а бедный Рак сидел, забившись в какую-нибудь щёлку, и горевал.
А ведь у него было всё, что полагается настоящему раку для полного счастья: десять ног и вытаращенные глаза, длинные-предлинные усы и могучие клешни.
Вот только панциря у него не было - тельце у него было совсем мягкое… Может быть, потому-то все, у кого такой панцирь был, да и многие другие, обижали его, щипали, кусали, а то и старались съесть…
И он пел Грустную Песню:
Ах, много места в Море,
И много в нём воды,
Но в нём не меньше горя,
Не меньше в нём беды!..
Всё горе в том, что тебе не хватает твёрдости, - сказал ему как-то его дальний родственник, Дядя Краб, который всегда ходит боком. - В наше время нельзя быть таким мягкотелым!
И в доказательство он сильно ущипнул бедного Рака.
- Ой! - крикнул Рак. - Больно!
- Это для твоей же пользы, - сказал Дядя Краб, очень довольный собой… - Моё дело, конечно, сторона, но на твоём месте я попытался бы обзавестись каким-нибудь приличным панцирем… Для полного счастья!
И он поскорее бочком-бочком убрался в сторону. Ведь клешни у Отшельника были как у настоящего рака и даже, пожалуй, покрепче…
Да, я и забыл тебе сказать, что Рака звали Отшельником, потому что он, как ты знаешь, не имея панциря, вечно прятался то в пещеры, то в норки, то под камушки, чтобы его поменьше щипали.
Первый его назвал Отшельником Морской Конёк - он известный насмешник, - а Рыбы-Попугаи (есть и такие!) подхватили его слова, и скоро во всём Синем море да и на суше никто иначе и не называл нашего Рака, как Рак-Отшельник.
«Ну что ж, - подумал Отшельник, когда боль немного успокоилась, - щипок был неплох, но ведь и совет, пожалуй, тоже! Пожалуй, мне действительно стоит об этом хорошенько подумать».
Как видишь, Отшельник умел не только горевать, но и думать, а это значит, что он был очень, очень умный рак!
А кругом валялось многое множество раковин. И вот, хорошенько подумав, он подумал так:
«Самое подходящее место для Рака - это, конечно, Раковина; а самый подходящий жилец для Раковины - это, конечно, Рак. И когда Рак залезет в Раковину, его уже никто не ущипнёт, или я ничего не понимаю ни в тех, ни в других!»
И вот он постучал в первую попавшуюся Раковину и попытался объяснить всё это её хозяину, но оттуда выглянул сердитый Моллюск и, не дослушав его, сказал:
- Глупости! Я занят! - и крепко-накрепко захлопнул створки Раковины.
Самое подходящее место для Рака - это Раковина, - продолжал Отшельник, постучав во вторую Раковину, но оттуда тоже выглянул сердитый-пресердитый Моллюск и сказал:
- Глупости! - и тоже захлопнул створку у него перед носом (хотя носов у Раков, как ты знаешь, не бывает).
А когда он постучал в третью Раковину, оттуда уже никто не выглянул, потому что там никого и не было, и - о радость! - это оказалась как раз подходящая Раковина: не слишком большая и не слишком маленькая и красивая и прочная - ну, просто в самый раз!
«Да мы прямо созданы друг для друга! - подумал Отшельник, засунув своё мягкое тельце в Раковину. - Чего же лучше! Теперь меня не ущипнёшь!»
И он даже не обиделся, когда вертевшийся неподалёку Морской Конёк тоненько заржал (а это означало, что он собирается сострить) и сказал:
- Иги-ги-ги! Наш Отшельник совсем ушёл в свою Раковину! Иги-ги-ги!
И Рыбы-Попугаи, которые, по правде говоря, ничего в этой шутке не поняли, подхватили и понесли её по всему Синему Морю…
Ну что ж, когда у тебя есть всё, что нужно для полного счастья, можно стерпеть и шутку. Верно?
Но странное дело! Хотя никто (даже Дядя Краб), никто не мог больше ни ущипнуть, ни укусить нашего Отшельника - даже для его же пользы, - ему, видно, всё-таки чего-то не хватало для полного счастья… Иначе почему бы Море по-прежнему казалось ему совсем-совсем серым? И почему бы он продолжал петь свою Грустную Песню:
Ax, много в Море места,
Но не найти никак
Нигде такого места,
Где был бы счастлив Рак!..
Однажды он, не удержавшись, сказал проплывавшей неподалёку Летучей Рыбке:
- Как странно жить в Сером Море! Я слыхал, что есть на свете Белое море, и Чёрное, и Жёлтое, и даже Красное, но никто и никогда не слыхал про Серое Море…
Серое! - засмеялась Летучая Рыбка. - Какое же оно серое? Оно - лазурное, бирюзовое, изумрудное, голубое, васильковое! Оно - синее-пресинее! Самое синее на свете!
И она поспешила вслед за своими подружками, которые выпорхнули на поверхность, чтобы ещё раз полюбоваться синими волнами с белыми гребешками.
- Кого ни спросишь, все говорят: «синее». Странно! - пробормотал про себя Отшельник. - Почему же только я один этого не вижу? Только я один!
- Именно поэтому, - неожиданно раздался чей-то голос, и Отшельник, вздрогнув, на мгновение спрятался в свою раковину.
А выглянув оттуда, он увидел… - кого бы ты думал? - самого доброго, самого мудрого из всех морских волшебников… - Да, да, ты не ошибся - это был Дельфин.